— Вы не были жертвой галлюцинации, — говорит Гайта. — Дух был здесь, каждый из нас получил послание. Что вы видели? Что вы слышали?
— Этого я не могу вам сказать!
— Вы неправы, вы должны нам помочь. Материализовался ли он? Факты, свидетельствующие о материализации, крайне редки в спиритизме, лучшие среди нас никогда не могли полностью описать такой феномен.
— Теперь они смогут сделать это частично, — бросает Илья.
Все смотрят на него, потом следуют за его рукой, протянутой в глубь комнаты. На песке начертано: «Недалеко от источника круга находится одна из дверей».
— Клянусь Самаэлом! — восклицает Мазере. — Что все это означает?
— У меня нет ни малейшей идеи по этому поводу, — шепчет Гайта. — Что вы об этом думаете, Анкосс?
— Источник, круг и двери, три символа, объединенных вместе, могут иметь тысячу значений. Во время всего действия мне показалось, что я лечу над поднятыми камнями — отсюда возможно слово «круг». В мире кельтов у круга есть функция и магическое значение. Он символизирует магический непреодолимый предел; всякий, кто его пересекает, должен принять одиночный бой… Дух указывает на какое-то место одному из нас, место, связанное с дверью. Что за тайна скрывается за ней, я об этом ничего не знаю.
Беранже охвачен быстрым, но в то же время пугающим чувством удушья: он знает, где находится источник круга. Слова снова возвращаются к нему — те, что касаются его будущего и его приговора. Он не хочет верить в это. Ему дали наркотики. Воспользовались бессознательным состоянием, чтобы обмануть его и написать на песке эти слова. Но кто бы мог знать Разес до такой степени? Только Илья, который к нему часто наведывается, мог слышать разговоры об источнике. Невозможно, чтобы друг предал его и использовал подобные методы. Какова же правда? Внезапно он чувствует, как его слегка задевает ледяное дыхание. Его охватывает страх, ужасный страх, такой отвратительный, что он не осмеливается больше ни дышать, ни говорить.
— Я думаю, что месье Соньер устал, — говорит Эмма.
— Нет, ничего страшного, — отвечает Беранже. — Ваш сеанс меня глубоко взволновал. Я священник, не забывайте этого.
— Я не забываю об этом, — говорит она ему совсем тихо. — Моя душа нуждается в вашей заботе.
Они оба сохраняют какое-то время молчание, пока Беранже размышляет над абсолютным отсутствием уважения, о котором свидетельствует данный призыв, произнесенный с кокетством. Назойливые хлопоты начинают вновь беспокоить его. И, кроме всего прочего, ему приходит мысль о том, что он всего лишь жалкий аббат. Он видит себя в Разесе, сидящим на большом камне, благословляющим крупный рогатый скот, который к нему приводят покрытые пылью погонщики. Он видит себя среди сопливой и грязной детворы, преследуемой роем мух. Он рассказывает им о настоящем блаженстве, о знаке Йонаса, о демоническом жителе департамента Жэр, о первом упоминании о Страстях Христовых и многие другие истории из Евангелий, которые они путают с легендами Прованса. Он видит себя в темных спальнях собирающим грехи, о которых ему сообщают вперемежку со стонами умирающие, он благословляет их изуродованные головы, лежащие на белом снегу простыней, благословляет мрачную вереницу родных, гроб, землю, цветы, вазы, собак, обнюхивающих могилы, суп с капустой, которым его угощают после церемонии… Горестные видения, где вырисовывается черным цветом его одеяние, белым цветом его епитрахиль, красным цветом его риза. Где же золото во всей этой прозрачности? Где же золото, которое позволило бы ему окунуться в жизнь с неистовым желанием, золото, которое он положил бы у ног всех на свете Кармен?.. У ног Эммы. Лишенный всего того, на что эта женщина может рассчитывать, он чувствует себя потерянным, полагающимся на волю случая в своих чаяниях человеком, близким к земле, привыкшим к утешительным ласкам Мари.
Здесь же, под защитной вуалью темноты, царящей в комнате, лицо Беранже мрачнеет и начинает отражать подлинную картину его чувств, полную вожделения, неудержимого стремления, страсти. В его сверкающем взгляде все перемешивается в одном и том же страдании, и вместо того, чтобы отвратить его от себя молитвой, он все больше стремится к нему, генерируя в себе новые силы, подобно хищному зверю, чья борьба за жизнь оказывается все более ожесточенной с приближением охотников.
— Я в вашем распоряжении, — говорит он ей. — Я сниму груз, который давит на вашу душу, когда наступит нужный момент.
— Момент настал, — говорит она, полагая, что он находится в состоянии ужасной тревоги. — Я украду вас у наших друзей.
Он принимает это внезапное намерение без возражений. Как мог бы он устоять против этого острого и мучительного искушения? Это вызывает в нем дурноту и одновременно физическую радость поразительной силы. Он ощущает эту боль от счастья, как электрический разряд в живот, такой сильный, что не может даже ответить.
Тем временем мудрецы, суетящиеся вокруг надписи, вдруг прекращают свои разглагольствования, когда двенадцать ударов полночи раздаются где-то в глубине здания. И тогда Эмма спешит присоединиться к ним. Поворачиваясь лицом к западу, Гайта выкрикивает следующие загадочные слова:
— Божественная Хатхор! Твое молоко предназначено для детей разума. Так возродимся же с душевной чистотой детей самого раннего возраста, если мы хотим войти в царство света.
— Мы скоро снова увидимся, — говорит Илья Беранже в то время, как все участники собираются в главной гостиной, где некий Оскар Уайльд подводит итог проделанной своей группой работы на пути к всеобщему делу.
— Когда?
— Как только у вас в руках окажутся ключи к пергаментам, вы направитесь по адресу дом 76 по улице Фобур-Сент-Антуан.
— А какой этаж?
— Вас проведут.
— Илья… Чего хотят от меня? Мне кажется, что я пытаюсь найти свой путь на ощупь, что я слепой, которого ведут невидимые руки. Я потерял Бога… Бога! Вы понимаете? Я повинуюсь плохим чувствам, намеренно и со злым умыслом. Я боюсь угрызений совести, которые все еще не приходят, но обязательно придут и безжалостно источат мою измученную душу.
— Бог все еще в вас. Вы снова его обретете. Сегодня вы знаете во всех смыслах этого слова, что такое возрождение души. Вы так же хрупки и немощны, как новорожденный, вы неуверенно нащупываете свой путь в жизни в поисках абсолютного, и вам кажется, что вы найдете его при помощи богатства. Вы желаете знать то, что вам неведомо, вы только что сделали шаг в сторону учения Кришны.
— Я не улавливаю, о чем вы…
— Это пример, простой пример, Беранже. Учение говорит нам, чтобы мы обратились к другой стороне как знания, так и незнания. Если какая-нибудь иголка вопьется в вашу ступню, вы возьмете другую иголку, чтобы извлечь ее оттуда, потом вы выбросите их обе. Таким же образом вы отделаетесь от иглы незнания, вы воспользуетесь для этого иглой знания. Потом вы отделаетесь как от иглы незнания, так и от иглы знания, чтобы полностью понять абсолютное, так как оно лежит за пределами знания и незнания, за пределами греха и добродетели, хороших и плохих деяний, чистоты и грязи, которые могут подразумеваться ограниченными способностями человека. Вы этот человек, Беранже, и вы двигаетесь по пути к абсолютному. Братья из Сиона полагают, что вы наивный и податливый, невежественный и неспособный найти иглу знания. Они ошибаются. Настанет день, когда вы вырветесь из их невидимых рук.
— Дух, который мне только что явился, позволил мне взглянуть на мое божественное предначертание. Я обречен быть тем, что я есть.
— Остерегайтесь духов. Они иногда являются всего лишь воплощением наших мыслей.
— Я не отрекусь от Христа!
— Апостол Петр уже трижды от него отрекался до вас.
Что ответить на это? Беранже слегка улыбается. Удачный ответ Ильи дает ему не только удовлетворение, но также приводит его в бесконечно блаженное состояние, но не потому, что ему требуется какое-либо стимулирующее средство, чтобы продолжить свои поиски через греховные деяния, а потому, что, как и большинству людей, погрязших в преступных желаниях и муках греха, ему нравятся сравнения с другими, особенно когда этих других зовут святой Петр, святой Антоний или святая Мария Магдалина. С этого момента он чувствует себя гораздо лучше. Символистские картины кажутся ему более доступными. Мелодичный голос Оскара Уайльда не напоминает ему тон, позаимствованный у метателей проклятий. Оккультисты не выглядят уже такими бледными и обращенными к смерти, их глаза не кажутся ему больше глубоко посаженными на фоне грязной синевы подглазных кругов.
А Эмма выглядит еще красивей, более желанной. Она слушает оратора с серьезным видом. На ее белом лбу образуется складка. Иногда она подносит руку к собранным в пучок благоухающим волосам и поправляет какую-либо прядь, непослушный завиток, который без конца соскальзывает на ухо и цепляется за мочку, украшенную бриллиантом.
Вероятно, тирады Оскара Уайльда, а потом Малларме длятся более получаса, но они кажутся ей короткими. Когда показывается хрупкий силуэт Жюля, Беранже отрывается от созерцания Эммы, поднимая глаза к сатанисту, который закрывает собрание. Жюль делает так, что его властный взгляд останавливается на священнике, который не упускает возможность привести свои растрепанные чувства в порядок и сменить их на гнев. Соперник говорит о возношении, призывает равных ему вырваться из своих телесных оболочек, очистить свои мысли от всего материального, чтобы воспарить над всем, отделившись от всего того, что удерживает их на земле. И, заканчивая следующими словами, он вызывает отвращение в сердце Беранже: «Взглянем на вещи свысока, подобно зенице Бога».
Затем следуют благодарности, рукопожатия и мимолетная улыбка, которая проскальзывает на лице Жюля с сардоническим блеском зубов, когда он желает доброй ночи Беранже.
— Спокойной ночи, месье, я отправляю вас назад к вашим молитвам. Они вам, должно быть, необходимы, не так ли?
В этот миг Беранже хотел бы размазать кулаком это неискреннее лицо, но гнев, который он чувствует в своем сердце, еще недостаточно созрел, чтобы вылиться с полной силой. Выражение его тщеславия находит тогда выход в нескольких словах, которые обжигают ему язык, столь полными тяжелых последствий они кажутся ему: