Именно в этот момент его раздумий какой-то всадник, скачущий по другому берегу Сены, привлекает его внимание. Эта белая лошадь с черными пятнами на крупе, где он ее уже видел? Картины сменяют одна другую: Мадлена, Булонский лес, Сент-Сюльпис, Монпарнас. Повсюду, куда приводили его ноги, этот таинственный наездник преследовал его, он в этом теперь уверен! Не мужчина ли это с волчьей головой? На таком расстоянии трудно представить себе, как выглядит всадник, закутанный до ушей в нечто похожее на пальто с ворсом, похожее на те, что носят русские сановники во время царской охоты.
Всадник, его лошадь и их тени выделяются на фоне стен Лувра, за которые цепляются косые лучи восходящего солнца. В какой-то момент кажется, что незнакомец смотрит на фиакр, но, когда тот покидает левый берег и сворачивает на Новый-Мост, он стегает хлыстом свою лошадь и исчезает на улице Арбре-Сек.
Немного спустя фиакр останавливается перед домом 76 по улице Фобур-Сент-Антуан. Симметрично расставленные между дверями мастерских краснодеревцев тысячи досок ждут, когда примутся за их обработку. Беранже поражен запахом древесины, испарениями клеев и лаков. Со всех сторон от него подмастерья разгружают двухколесные тележки, наполненные кусками дуба, бука и орешника, которым слегка придали квадратную форму, в это же время другие грузят на повозки мебель, завернутую в куски материи.
Беранже входит в дом № 76, который оказывается огромным ангаром, где скопилось много разнообразной мебели. Взглянув только раз, он обнаруживает здесь мастерство краснодеревцев за последние четыре века, выраженное в гениальных копиях. От королевского кресла из черного дерева, украшенного слоновой костью, до буфета в стиле Наполеона III здесь все умение ремесленников было претворено в жизнь, чтобы удовлетворить вкусам клиентов, главной целью которых является срок службы мебели, единственный элемент, способный гарантировать им спокойствие. Сюда приходят, чтобы приобрести неоготические спальные гарнитуры и мебель для гостиных в стиле Людовика XVI, без всякой аутентичности, зато выглядит она богато и внушает доверие.
В то время как Беранже в восхищении любуется дюжиной кабинетов в стиле Шератон из полуматовой древесины с инкрустацией, какой-то ребенок, перепрыгивающий через кровать в форме лодочки, направляется к нему.
— Вас ждут, месье, — говорит он своим тонюсеньким голоском.
Беранже стоит озадаченный, его глаза устремлены на ангельское личико гонца, которому около четырех лет.
— Ты уверен, что речь идет обо мне? — спрашивает он.
В улыбке ребенка перемешиваются гордость и смущение. Он кивает головой в знак согласия. Его ручонка ищет руку Беранже, находит указательный и средний пальцы и решительно хватается за них.
Беранже позволяет вести себя. Позади кровати-лодочки проделанное в кирпичной кладке отверстие служит для сообщения между складом и мастерской. И в этом месте, где опилки, более легкие и неощутимые, нежели снежинки, садятся на людей и на вещи, группа рабочих предается своему лихорадочному занятию. Вооружившись рубанками, рашпилями и фуганками, они придают форму древесине, создают безумные орнаменты, дают жизнь сервировочным и бритвенным столикам, шифоньерам, шкафчикам-неделькам, столикам для рукоделья, жардиньеркам…
Беранже и ребенок идут по полу, усыпанному стружками. Никто не обращает на них внимания. Все поглощены прямыми и кривыми линиями, которые они обрабатывают своими мозолистыми руками. Вот там один мастер, вдохновленный духом романтизма, вырезает стул в стиле готических соборов; а у этого ностальгия по первой Империи, он вырезает мифическое животное.
— Где месье Йезоло? — спрашивает Беранже.
Ребенок оборачивается и прикладывает палец ко рту:
— Тсс! Тише!
Они покидают мастерскую через потайную дверь, попадают в галерею, полную почтенных останков, восстановленных кресел и фрагментов шкафов; пройдя через два замысловатых коридора, три лестницы и один переход, они оказываются перед крошечной дверью.
Ребенок стучит несколько раз в дверь, используя сложный код, который Беранже не может уловить. Им открывает старая женщина. Она отходит в сторону, чтобы позволить им войти. Тогда Беранже замирает в нерешительности. Он не осмеливается больше сделать ни одного шага. Набившись в небольшую клетушку, около пятнадцати мужчин, женщин и детей смотрят на него своими огромными беспокойными глазами. «Кто они?» — спрашивает себя священник. По их виду можно сказать, что это нищие, однако он хорошо видит, что эти люди созданы, чтобы жить трудом своих рук, а не общественной благотворительностью. Несмотря на потертую одежду с заплатами, они выглядят чисто и достойно.
— Друг мой! Наконец-то вы пришли!
Беранже поднимает голову. Илья стоит перед ним. Они обнимаются. И тогда вокруг них возобновляются разговоры низким голосом, старики отворачиваются к раскаленной докрасна печи, детишки снова погружают свои мордочки в миски, а остальные принимаются кроить, резать и сшивать куски ткани.
— Но кто эти несчастные? — спрашивает Беранже у Ильи.
— Русские соотечественники. Русские евреи, которые бегут от репрессий, проводимых имперской полицией. Следуйте за мной.
В глубине клетушки спрятанная за занавесом тесная кухня служит рабочим кабинетом и туалетом. Оба мужчины усаживаются на скамейку и пьют вино.
— Это нелегальные иммигранты, мы будем потихоньку, включать их в жизнь французского общества, и, может быть, они смогут, наконец, ходить по улицам какого-нибудь города, смотря направо и налево и смеясь. Да сохранит нас Бог от расизма.
— Да сохранит нас Бог от него! Наша нация является самой достойной уважения из всех; здесь они ничем больше не рискуют.
— Как бы я хотел вам верить, Беранже… Знаете ли вы, что их заставляют читать, когда они говорят по-французски?
— Нет.
— Вот это, чтобы напомнить им, что они нигде не чувствуют себя в безопасности.
Беранже следует взглядом за вытянутым пальцем Ильи. Его лицо бледнеет. Ему стыдно за то, что он читает на этой предвыборной афише, приклеенной на стену.
Веселей! Веселей! Сомкнем наши ряды,
Надежда Франции
Веселей! Веселей! Сомкнем наши ряды, вперед,
Галлы Франции
IX район Парижа. 2-ой избирательный округ
Евреи кажутся великими только потому,
что мы стоим на коленях!
Их всего пятьдесят тысяч, и они в одиночку
пожинают плоды упорного труда, лишенного
всякого будущего, тридцати миллионов французов,
ставших трепещущими перед ними рабами.
Вопрос не в религии. Еврей принадлежит другой расе,
враждебной нашей.
Выставляя свою кандидатуру, я даю вам возможность
протестовать вместе со мной против тирании евреев.
Так сделайте это, хотя бы во имя чести!
— Вы понимаете, почему мы боимся?
— Я понимаю, — вздыхает Беранже. — Я не хотел в это верить. Я не думал, что это до такой степени важно. В Разесе мы ведем приятную, теплую, предприимчивую, дружескую жизнь, и евреи там живут с давних пор.
— Я все это знаю. Давным-давно племена моего народа высадились на берега Средиземноморья; может быть, высадятся они однажды на пляжи Израиля… Но вернемся к нашим первопроходцам. Они покинули Палестину в 70 году нашей эры, после разграбления Иерусалима легионами Тита. Рим забрал у них все, даже священные предметы из Храма: серебряные трубы, Ковчег Завета, золотую хлебную табличку и Менору, наш подсвечник с семью ветвями. Тонны золота и драгоценных камней скопились с тех пор в храмах Вечного города и сохранялись там на протяжении четырех веков. В течение этого периода евреи в изгнании, поселившиеся в Тулузе, в Каркассоне и в Нарбонне, добились доверия магистратов и консулов, которые сменялись на постах глав этих городов. Потом они вступили в союз с новыми захватчиками, пришедшими с севера, с вестготами. Один из них, раввин Халеви, стал даже советником их короля Алариха. Он участвовал с ним в разграблении Рима в 410 году и нашел сокровища Израиля. Эти сокровища были сначала привезены в Каркассону, по перед угрозой новых набегов с севера Халеви убедил Алариха спрятать их большую часть. Что и было сделано. В молодом вестготском королевстве существовала привилегированная область, известная своими бесчисленными пещерами, которые также служили всевозможными тайниками, тайниками, которые прежде уже когда-то послужили кельтам и позже катарам и тамплиерам. Эта область, ваш Разес, имела стратегический центр в форме холма, возвышавшегося над перекрестком двух широких римских путей. Именно на нем в 412-ом году Халеви и военачальники Алариха построили крепость Редэ и спрятали сокровища. У Халеви был приказ: все те, кто знали секрет, были казнены. И вскоре он оказался единственным человеком, помимо Алариха, кто обладал ключами от огромного состояния. Место находилось под защитой, многочисленные механические и магические ловушки — говорят, что Халеви доверил охрану Ковчега, столиков и Меноры ужасному Асмодею, хромому черту, служащему царю Соломону, — не давали к нему доступа. Чтобы туда попасть, нужно было проявить мужество и обладать некоторыми талисманами. Но ни Халеви, ни Аларих не вернулись снова туда, смерть настигла их в тот момент, когда они меньше всего ее ожидали; однако они смогли передать секрет крепости Редэ. И так происходило из поколения в поколение. В 601-ом году, со смертью короля Рекареда, который принял христианство, секрет перешел к Церкви. Чем больше проходило времени, тем больше усложнялась загадка. В 711-ом году, с вторжением арабов, она стала легендой, которую посвященные продолжали передавать друг другу из поколения в поколение. Крепо