— Кто ты, дочь моя? — спрашивает он у нее, в то время как она дерзко разглядывает его, при этом странно улыбаясь.
— Мари Денарно.
— Но ведь я тебя не знаю?
— Я из Эсперазы. Два раза в неделю я отправляюсь за сернистой водой к источнику Магдалины в Ренн-ле-Бэн. Это для моей матери.
— Твой путь не самый безопасный, чтобы туда попасть.
— Я возвращаюсь оттуда и просто сделала крюк, чтобы передать вам послание от аббата Будэ. Вот оно.
Быстрым жестом она вытаскивает из блузки запечатанное письмо и протягивает его священнику. Беранже берет его и вскрывает. Аббат Будэ поздравляет его с приездом и приглашает в гости в Ренн-ле-Бэн. Он немного удивлен быстроте, которую проявил этот кюре, но в то же время чувствует облегчение при мысли о том, что сможет побеседовать с собратом.
— Спасибо, Мари.
— Благословите меня, отец мой, — просит она, завладевает его рукой и сильно сжимает ее.
Он ощущает тепло пальцев девушки в своей ладони, и это тепло передается всему его существу. Беранже не предпринимает попыток, чтобы высвободить свою руку. Тогда слегка надутый пухлый рот Мари приоткрывается, и это его немного пугает. Это все очень сильно похоже на его сны, на расплывчатые контуры девиц, чьи губы, виски, щеки, шею, груди он конвульсивно целует… Мари изучает его профиль с немного лукавым видом, полная приятных ощущений от взгляда этого прекрасного и излучающего столько мужественности священника, по ее теплой коже пробегает неведомый ток. Чего он ждет, чтобы дать себе свободу? Она сжимает еще сильнее эту большую коричневую ладонь, в которой столько уверенности. Она хотела бы приложить ее к своей груди.
У Беранже появляется безумное желание раскрыть свои объятия, прижать ее к себе, почувствовать запах ее волос, ее кожи. Он внезапно осознает безумство своих мыслей и быстро убирает свою руку. Он инстинктивно благословляет Мари, испытывая глубокую и беспорядочную ярость по отношению к самому себе. И, словно пытаясь еще сильнее окунуть его в бурю чувств, девушка шепчет:
— Я вам нравлюсь, отец мой?
Беранже предпринимает отчаянное усилие, чтобы вырваться из неотразимых чар этого голоса. Он шевелит губами, прося о защите Бога, но ни звука не вырывается из его скованного горла. И он шепчет, полный стыда:
— Уходи сейчас же.
— Как вам будет угодно, но я вернусь к вам, отец мой.
Закидывая за спину свой узел, она уходит вразвалку в направлении долины и оборачивается, чтобы радостно помахать ему рукой, прежде чем исчезнуть за околицей деревни.
Беранже вздыхает. Искушение было велико. Осмелится ли он предстать перед Христом с такими плотскими мыслями? Он встряхивается и заходит в церковь. Служба не может ждать, он должен приготовить свою первую мессу. Через час ему предстоит нести слово Божье. Все остальное не имеет значения.
На следующий день, на заре, он покидает «Боярышник», куда переселился накануне. Он ступает на дорожку, которая через пастбища ведет вниз в Ренн-ле-Бэн. Он счастлив. Его первая месса удалась на славу, и, проведя шестнадцать исповедей, он узнал все то, что должен был знать о деревне: кто вещун, кого считают распутницами, кто предводитель у молодежи, кто ворует зерно и домашнюю птицу… Все о колдуне, о богачах, о бедняках, о неверующих и республиканцах… Он займется тем, чтобы призвать к разуму этих последних до ближайших выборов. Он вложит немного божественности в эти головы, наполненные масонским духом. Он напомнит им об ошибках Жюля Ферри, о финансовом дефиците, об экономическом кризисе и о губительной светской политике. Он покажет им, что они виноваты в развязывании войн в Тунисе, Тонкине и Камбодже, которые способствуют появлению все большего количества недовольных и вызывают подъем левых сил. Сколько аргументов, чтобы противостоять этим мелким оппортунистам!.. Но еще рано, выборы будут только в октябре.
Он идет быстрым шагом, наполняя легкие ароматами и свежим воздухом. Перед ним солнце воспламеняет контуры Карду. «Бог посылает мне свое золото», — думает он, приставляя ко лбу руку наподобие козырька. По другую сторону дорожки, огибающей Кум-Сурд, он замечает тень, которая быстро перемещается в направлении вершины Мертвого Человека. Как видно, эта тень не хочет, чтобы ее заметили, потому что движется параллельно тропинке, повторяя рисунок местности и пробираясь через лесосеку.
Заинтригованный, Беранже направляется к ней, но, когда он достигает нужного места, тень исчезает. Беранже собирается продолжить путь, но замечает, как тень взбирается вверх позади ручья Ун. Ему кажется, что это женщина. Что она здесь делает, так далеко от всякого жилья и полей? Желая узнать правду, он начинает преследование. Тень увлекает его на вершину холма.
Беранже идет по дорожке, вдоль которой стоят горячие скалы вычурной формы. Здесь земля привлекает к себе огонь небес. Он ускоряет свой шаг. Добравшись до вершины холма, он оборачивается. На горизонте ничего не движется. Женщина опять исчезла. С легкостью он находит путь к рощице из молодых деревьев. Там его внимание привлекают стопы. Он осторожно движется в направлении звуков, которые повторяются и ускоряются. Аббат приседает на корточки под низкими ветвями крайнего дерева, и от того, что он видит внизу под огромными камнями, у него перехватывает дыхание.
На одном из этих камней, оставленных кельтами, молодая женщина предается странному ритуалу. Совершенно голая, она трется о вертикальный камень в форме фаллоса. Она составляет с ним единое целое, ее раздвинутые ноги обхватывают его. Ее половой орган раскрывается и расплющивается о шероховатую поверхность мегалита. Что делать? Беранже чувствует себя парализованным, он охвачен желанием. Тело раскачивается, извивается. Руки исключительной белизны подобны двум змеям, обнимающим камень. Черная шевелюра, опускающаяся до поясницы, хлещет по ветру.
— Бог Земли, — стонет она, — сделай меня беременной. Пусть созревает в моем чреве семя мужчины, которого я люблю.
Он присутствует впервые при том, что, как ему казалось, давно ушло в безвозвратное прошлое. Беранже закрывает глаза. Как она может верить в то, что будет оплодотворенной, отдаваясь таким образом силам земли? Его душа христианина бунтует, однако, когда глаза вновь открываются, он не может помешать себе ощутить то желание, которое терзает его, и получить настоящее удовлетворение от этого зрелища.
Женщина издает крик. Спазм сотрясает ее, и она падает на камень, медленно сползая на землю в груду своих разбросанных одежд. Тогда, со скованными мышцами, Беранже удаляется. Он уходит, как вор, на цыпочках, и тяжелое чувство овладевает им. Его глаза наполняются едкими слезами. Видение голой женщины преследует его, и он напрасно обращается к святым, она снова показывается ему на каждом изгибе дороги. Она преследует его до самого дна долины, по которой течет река Бланк.
Речка радостно булькает среди мхов; он останавливается на берегу и зачерпывает свежей воды, чтобы оросить свое лицо. Мало-помалу болезненные приливы желания утихают, оставляя после себя в глубине живота невыразимую пустоту. Беранже опускается в высокую траву, которая укрывает его от дороги. Больше не двигаться, даже не сметь шевелиться, не привлекать к себе внимание небес. Он знает, что такое поведение наивно, но ему нужно окрепнуть в вере в себя, смотреть на небо, не моргая. Он долго остается в таком положении и пускается снова в путь, едва заслышав пение птицы, как будто осознав, что прощен.
В конце дороги, залитой светом, перед его взором предстает Ренн-ле-Бэн. Снова уверившись в себе, он идет решительным шагом. Маленький курорт с минеральными водами гораздо оживленнее, чем его приход; Беранже встречает городских жителей — элегантных мужчин во фраках и прекрасных дам. Целый мир шляпок с цветами, ленточек, башмачков, зонтиков, кружев, шелковых галстуков и драгоценных тростей, которые прогуливаются и ускользают от него. Здесь он всего лишь бедный сельский кюре, деревенщина, питающийся чесночным супом и салом. Даже его собратья по церкви, а их здесь много на лечении, кажутся ему князьями, одетыми в чистые и отглаженные сутаны, у них серебряные кресты и молитвенники с золотыми корешками. Он опускает глаза. Его сутана вся в пятнах. А его башмаки — как же еще называть их по-другому? — у них помятые носы и дырявые подметки. Разве что никелированный крест может ввести в заблуждение, но Беранже сопровождают взгляды и улыбки, в значении которых трудно ошибиться. Глядя на него, сразу понимаешь, что все его богатство ограничивается семьюдесятью пятью франками в месяц, а самые лучшие сборы приносят ему колбасу, сделанную в горах.
Дом священника в Сен-Назере кажется дворцом в сравнении с его собственным. Беранже стряхивает с себя пыль обратной стороной руки, прежде чем постучать в дверь. Когда дубовая дверь отворяется, он вздрагивает. Он не ожидал встретить мужчину, так сильно отличающегося от него самого. Стоящий перед ним лицом священник маленького роста, тщедушный и с желтой кожей. Его бездонные блеклые глаза беспрестанно двигаются и оживляют озабоченное кунье личико.
— Отец Анри Будэ? — спрашивает Беранже нерешительным голосом.
— Да.
— Я Беранже Соньер, новый священник в Ренн-ле-Шато.
— Ах, это вы. Входите же. Ваш визит доставляет мне огромное удовольствие. Заходите, прошу вас, и извините за беспорядок. И смотрите, куда ступаете.
Аббат Будэ ведет его по коридору, загроможденному всяческими камнями. «Он, должно быть, на досуге увлекается археологией», — говорит себе Беранже, перешагивая через самые крупные. Он мечтательно оглядывает библиотеку, в которой оказался. Здесь скопилось две или три тысячи книг, есть даже пергаменты и папирусы. На большом столе — сотня склянок, наполненных окрашенными жидкостями, и куб — кажется, свинцовый.
— В данный момент я изучаю кельтскую цивилизацию и мне некогда заниматься уборкой… Но что с вами?
— Все эти книги — это же чудесно! — выдыхает Беранже.
— Вам только стоит попросить у меня те, которые вы хотели бы прочитать. Но позвольте мне посоветовать вам что-нибудь. Ну, вот эту, например.