— А грифоны на основании, они по праву являются хранителями сокровищ? Так же, как и Асмодей?
— Нет.
— Мне кажется, что вы хотите ясным образом указать на существование сокровища всем тем, кто проявит любопытство.
— Вы ошибаетесь. Аббат Будэ и месье Йезоло, которые к нам присоединятся сегодня после полудня, смогут подтвердить обратное. Им-то вы доверяете?
— Конечно, они подчиняются напрямую Великому Магистру и… Молчите. Идет мой новый секретарь. Я ему совершенно не доверяю. Я подозреваю, что эта тварь служит монсеньору Кабриеру, нашему смертельному врагу.
Опять он. Беранже думает о человеке с волчьей головой, об иоаннитах, о папе, обо всех этих бешеных псах, которые не преминут вскоре снова появиться. Он победит их, даже если для этого ему придется заключить союз с Дьяволом из-под холма.
Глава 27
Кустосса, 1 ноября 1897 года.
Это мужчина маленького роста, ему около пятидесяти лет, он седовласый, лицо у него красное, налитое кровью, вероятно, из-за самогона, который он отхлебывает время от времени из фляжки. На протяжении всей второй половины дня он не сводит с деревенской церкви своих глаз очень чистого голубого цвета. Никто не пришел, чтобы сменить его. Он чертыхается, делает глоток, проводит языком по губам и возобновляет наблюдение с помощью бинокля.
Женщины, все время женщины. Большого роста, тучные, худые, молодые, много старух, можно подумать, что в этой дыре совсем нет мужчин, кроме этого священника. Они ходят взад и вперед по улицам, спешат в церковь или на кладбище с букетом или с цветочным горшком в руках.
Его спутники подъезжают со стороны Кастель Негр, он слышит их, ждет их. Но никто из них не собирается сменить его. Тогда мужчина снова продолжает невозмутимо наблюдать через бинокль за женщинами, одетыми во все черное. Все эти бабенки в трауре, топчущиеся вокруг могил, нагоняют на него тоску. Снова Желис появляется на пороге церкви, благословляя пару старух, высохших подобно виноградным лозам, которые позабыли посреди поля после того, как выдернули из земли.
— Правильно, — говорит наблюдатель пошловатым тоном. — Благословляй их, они только этого и ждут. Они от тебя чертовски балдеют, эти старые церковные шлюхи.
— Что происходит? — спрашивает кто-то у него за спиной.
— Нет, ничего особенного, — невнятно бормочет мужчина, убирая бинокль от глаз, в то время как на его правое плечо опускается резная трость.
Он мельком замечает волчью голову, лишь вскользь, но этого вполне достаточно, чтобы кровь застыла у него в жилах.
— Мне совсем не нравится слышать такого рода рассуждения, — продолжает тот, кто держит трость.
— Да это все сказано в шутку.
— Нельзя так шутить по поводу того, что касается Церкви. Если ты еще жив, так это потому, что Бог великодушен, а я совершенно не такой, как он. В следующий раз я прикажу отрезать тебе язык. Понятно?
— Да, месье.
А там, вдали, Желис снова входит в церковь. Праздник весьма утомителен. Священник усаживается на соломенный стул и подносит руку ко лбу. Он нехорошо себя чувствует и думает о том кошмаре, который снится ему каждую ночь. Как объяснить эти видения, которые повторяются с регулярными интервалами во время сна? Вот уже более трех недель это страшное наваждение не дает ему покоя. Как только он закрывает глаза, он ощущает, как его уносит вместе с чувством страха в мир насилия и смерти. Ему незнакомы ни действующие лица, ни место действия, но он осознает, что они на него ужасно сердиты, угрожают ему и преследуют его.
Может быть, ему следовало рассказать об этом Йезоло во время их последней встречи? Желис продолжает сидеть там еще в течение часа. Документы являются причиной всех этих проблем с нервами. Он пытается успокоить мозг и смотрит, как неф становится сумрачным и святые исчезают во мраке до тех пор, пока верующие не осветят их своими крошечными свечами. Он ощущает себя одряхлевшим. Ему уже скоро будет семьдесят один год. Вот почти уже сорок лет, как он живет здесь, увлекая за собой на путь искупления души живущих в этой милой его сердцу деревне.
— Вы не собираетесь пойти к себе домой сегодня вечером, отец мой? — спрашивает у него какая-то женщина.
— Да, конечно…
— Я вам принесу горячего супа.
— Спасибо, Мадлен.
— До скорой встречи, отец мой.
Священник, кажется, не слышит последних слов. Его подозрительность возвращается. С самого конца лета голова его полна мыслями о людях, подстерегающих его на подступах к деревне, об иоаннитах, пробирающихся ночью прямо в церковь. Встав со стула, он готовит алтарь к ночи, молится и возвращается к себе домой.
Горячий суп принесен, вино откупорено, хлеб нарезан. Он молится еще раз и благодарит Господа. Снаружи наступает ночь и поспешно гонит пугливых жителей в уголок к огню, а мертвые, как это случается каждый год в эту полночь, собираются выйти из своих могил и отправиться процессией вокруг деревни.
Один за другим огни вспыхивают в черной массе Кустоссы. Невысокий человек с биноклем покидает свое укрытие. Его фляга с самогоном пуста. Он зашвыривает ее в кусты, проводит рукой по пересохшему рту и, что-то бормоча, начинает прокладывать себе путь вперед, методично расчищая черными сапогами проход среди обильной растительности. Скала, под которой его ожидают сообщники, застыла в облаке тумана. Все вокруг безмолвно. Он вздрагивает, когда мужчина с тростью вдруг возникает прямо перед ним. Мужчина спрашивает у него с отсутствующим взглядом, прекратилось ли всякое движение в деревне. Он отвечает утвердительно: священник уже у себя, а поблизости от его дома нет ни одной собаки.
Они ждут еще около часа, потом мужчина с тростью повелевает:
— Момент настал, следуйте за мной.
Их пятеро. Добравшись до первых домов, тесно прижавшихся один к другому, они долго прислушиваются к столь хорошо знакомым звукам, которые слабо долетают до них: плачущий ребенок, женщина, убаюкивающая младенца песней, сальные смешки, звуки ссоры, мяуканье кошки… Потом сворачивают на сужающуюся улочку.
Величественная тень от церкви возвышается перед ними; мужчина с тростью делает знак головой самому высокому из шайки. Парень, на которого он указал, смотрит на церковь своими крошечными глазками, ненормально раздвинутыми в стороны от носа, вытаскивает из-за пояса нож, проносит лезвие перед своим лицом, как будто желая бросить вызов невидимому противнику, и отправляется мягкой поступью по направлению к колокольне.
Желис бродит по кухне, испытывая странное ощущение ожидания, ему кажется, что чего-то не хватает. Неужели он забыл выполнить что-то важное в церкви, спрашивает он себя, перебирая в памяти ритуальные действия перед дарохранительницей. Нет… Что происходит? Комната ему вдруг кажется ледяной. Осенняя сырость проникла через окно, которое он оставил по забывчивости открытым. Зима приближается. Ему бы стоило уйти на пенсию и удалиться в Каркассону, или в Нарбонну, или вернуться в свою родную деревню, в Вильсек, где он провел счастливое детство. Но нелегко покинуть Разес. Еще столько нерешенных вещей, и в этом краю есть некоторые ключи от тайны, которую ему хочется раскрыть.
«Нет, не сегодня вечером», — решительно говорит себе Желис, думая о документах, которые заставляют его бодрствовать почти до самого утра, опустошая голову и готовя к ставшему уже привычным кошмару.
Четверо мужчин догнали своего сообщника, посланного на разведку. Он все еще продолжает держать свой нож на уровне лица, готовый воспользоваться им против возможного неприятеля.
— Итак? — спрашивает мужчина с тростью.
— Он у себя.
— Пошли.
Мужчины колеблются в течение секунды. Мысль о том, чтобы сунуть свой нос к священнику, не вдохновляет их.
— Вы боитесь, — констатирует главарь, ударяя ладонью по волчьей голове на своей трости.
— Нет, — отвечают двое из них.
Их глаза сузились больше обычного. Они лгут. Он ангажировал очень странных компаньонов, и, однако, их прошлое не из легких; они способны на худшее. С презрительной улыбкой человек с тростью возглавляет группу и входит во двор дома.
Желис чувствует себя все хуже, его без конца преследуют вопросы. Он ищет спасения в молитвах. Он думает о Христе. Он думает о Беранже, о его прегрешениях, о своем грехе, об этом желании раскрыть правду, которое приведет его прямиком в ад. И теперь, из любви к Богу, сможет ли он обратить бег времени вспять, вернуться назад и стереть из памяти встречи с Соньером? Сможет ли он сделать вид, будто верит, что все сделанное на самом деле не было таковым? Надо было бы… Надо было бы сначала сжечь все бумаги, которые ему доверил священник из Ренн-ле-Шато, потом отправиться на несколько дней в Пиренеи. После пребывания в хижине одного из своих друзей-пастухов, затерянной в самой глубине необитаемой долины, не видя ни одно из этих лиц, несущих следы греха, ему бы удалось набраться достаточно сил, чтобы забыть эту историю, и он смог бы снова вернуться к истинной вере.
Его мысли внезапно прерываются. Необычный шум привлекает его внимание. Снаружи кто-то скребется. Желис приближается к окну и выглядывает через оконное стекло. На улице видны тени. С ошеломленным видом он делает несколько шагов назад. И в течение этого ужасного мига он чувствует, как сжимаются вес его внутренности.
— Документы, — говорит он вслух, устремляясь в другую комнату.
Дорожная сумка. Быстро взять ключ в ящике комода. У него нет времени, чтобы забрать их и бросить в огонь камина. Дверь в глубине открывается, и появляется какой-то мужчина. Едва лишь заметив его, Желис отступает на несколько шагов, удаляясь от сумки, и стоит, прислонившись спиной к стене. Он бледнее, чем мертвец.
У незнакомца в руке странная трость с набалдашником в виде резной волчьей головы. Глаза животного отбрасывают красные отблески, как будто это глаза живого зверя. Желис узнает этот предмет, Беранже описал его, давая ему одно из своих многочисленных предостережений.