— Тебя обнаружили без сознания в горах. Ты был мертвецки пьян и окоченел от холода. Прими это, и ты почти мгновенно снова обретешь свои силы.
Илья протягивает ему новую склянку уродливой формы, полную зеленоватой густой жидкости; Беранже, не раздумывая, подносит ее к своим губам. Ужасный вкус клубники и гнилых ракушек заполняет его рот. Пока он гримасничает, проглатывая эликсир, он чувствует, как в груди разрастается горячий комок и распространяется но всему телу, во всех членах, достигая кончиков одеревеневших пальцев. Он выпрямляется и слышит где-то недалеко от себя привычный гул большого числа голосов: люди, которые молятся сообща в церкви. Месса.
— Но который сейчас час?
— Время воскресной обедни с певчими, ты проспал тридцать часов.
— Что?
— Не беспокойся, мы послали предупредить Мари. Официально ты проводишь три дня у Будэ…
— Черт бы побрал этот алкоголь!
— Для того чтобы пить, нужна причина; мне прекрасно известно, что ты хотел бы находиться в другом месте. Ты не изменился: я прозондировал твои мысли, пока ты находился в бреду. Нет, ты ничего не потерял из своей силы, из своего желания победить, из своего желания добиться успеха, из своего стремления померяться силами с превосходящими тебя по мощи сущностями.
Беранже хватает Илью за руку и сжимает ее очень сильно.
— Раз ты видел, стало быть, ты знаешь, чего я жду от тебя. — Да.
Это что-то вроде мгновенного согласия, данного всем его существом, которое заставляет его ухватиться за возможность, предоставляемую ему Соньером: беспощадная война вплоть до того дня, пока не будет найден Ковчег, война против посланцев Папы… И против братьев из Приората.
Немного позже, когда Будэ призвали к изголовью какого-то умирающего, Илья и Беранже, расположившись в его кабинете, чувствуют себя решительно готовыми к тому, чтобы нанести свой первый удар.
— С кого мы начнем? — спрашивает Илья тихим голосом, хотя ответ ему уже известен.
— С человека с волчьей головой.
Тогда Илья разжимает руку на груди, и на ладони появляется красный шестиугольный камень с выгравированными на нем древнееврейскими знаками на обеих сторонах. Камень улавливает дневной свет и задерживает его в себе. Он привлекает взгляд Беранже и притягивает его к своей сердцевине. Драгоценный камень заряжен электричеством. В самой глубине, позади огненных отблесков, дрожит звезда, золотое солнце; и Беранже задумывается о символе бесконечности, о первичной энергии, о власти, о славе, о знании. Потом лучи этого крошечного светила заполняют всю комнату и сгущаются, чтобы образовать последовательность видений: какой-то город, море, суровое лицо с холодными глазами.
— Это он! — вскрикивает Беранже.
— Камень Хевеля нашел его, он в Марселе. Теперь мы сможем скоро отомстить за Желиса.
— Когда мы отправляемся?
— Мне необходимо время для того, чтобы войти в контакт с людьми из моего народа, проживающими там. Нам потребуется поддержка. Когда это будет сделано, мы отправимся в путь.
Глава 29
4 августа 1898 года, Марсель.
На улице светит солнце, и рынок шумит во всю. С верха дома Ковенберг-Суссан, где они нашли убежище, облокотившись на подоконник своей комнаты, Беранже слушает призывы торговцев, которые заполняют улицу, словно поток. Что же заставляет их так кричать? Можно подумать, что они хотят всполошить население квартала Аккуль и холма Сен-Лоран.
Держа свой драгоценный саквояж на ремне через плечо, Илья заходит за Беранже, и они выходят на улицу, следуя за с пестрой толпой. Квартал, усеянный живописными прилавками, подмостками, тентами и двуколками, разделяется на области резкой, внезапной тени и на прямоугольники ослепляющего света. Это час, когда слышны повторяющиеся окрики, ругательства, сильный смех, когда пьют анисовку со льдом и абсент такого же зеленого цвета, как и вода в небольших бухточках Марселя, когда можно повстречать девушек с кожей медного цвета, которые направляются неизвестно куда со своими плетеными корзинками, одетыми на руку, и ленточками в волосах.
Получив необходимые сведения у своих друзей, Илья смог определить места, которые часто посещают иоанниты. Странным образом камень Хевеля оказался абсолютно бесполезным для него с тех пор, как они прибыли в Марсель. Уверенные в полученных сведениях, Беранже и Илья направляются каждый день в одни и те же места: аббатство Сен-Виктор, на площадь Ленш и в порт, пытаясь вызвать хоть какую-то реакцию у своих врагов.
— Куда мы идем? — спрашивает Беранже.
— В порт.
— Будет ли, в конце концов, удача на нашей стороне?
— Именно сегодня все должно решиться, у меня было видение; будем осторожны.
— Я не смогу бесконечно проявлять осторожность, — с мрачным видом замечает аббат.
Беранже поджимает губы. Горестно он оценивает всю свою беспомощность, которая мешает различать то, что так хорошо видит его друг. Илья двигается уже где-то в их ближайшем будущем. И хотя он и не позволяет себе знать с точностью, как будут разворачиваться действия, его наука неминуемо ведет их к врагу Закончилась охота за тенями. Закончилось ожидание. Их где-то подстерегают. Их пытаются каким-нибудь способом заманить в западню. Может быть, это вот тог мужчина, который, кажется, преследует их уже в течение нескольких минут? Беранже спрашивает Илью взглядом, по тот ничего не заметил. Ему жарко. Он идет с трудом. Солнце ослепляет Илью, его движения стали медленнее, но решительнее, показывая, что он прекрасно осознает тот мир, который его окружает. До него доносится какофония чужих городских мыслей. Жизнь, бесконечная борьба за выживание в этом диком мире. Каждый борется за свое жизненное пространство. Город во всем своем безобразии и великолепии, плотоядный и великодушный, скрытный и открытый, вместе со своими бандитами и ремесленниками, шлюхами и солдатами, попрошайками и именитыми гражданами, с тысячами своих жизней, пляшущими в этом бешеном хороводе вокруг холма, на котором расположен собор Бонн-Мэр. Он не в состоянии узнать, кто враг, а кто друг. Слишком много противоречивых ощущений нахлынуло на него из окружающих домов.
Оба собрата углубляются в узкие и грязные улицы, где оголенные женщины не сводят с них глаз, подмигивают, говорят тихим голосом, чтобы поведать о самых простых любовных вещах. Но друзья удаляются, даже не посмотрев на них.
Порт. День за днем Беранже открывает его для себя снова с одним и тем же удивлением. Гладкий и маслянистый бассейн, усеянный множеством разноцветных лодочек, кораблей всех размеров, обломков судов, усеянные народом набережные, где рыбаки чинят свои порванные сети, а дети со вшами дразнят дамочек под зонтиками от солнца, запах рыбы и вонь канализации, которая поднимается к носу и вызывает тошноту. Илья увлекает Беранже к торговому порту. Постепенно толпа редеет, прогуливающиеся люди исчезают, дети оставляют эту новую территорию морякам и чайкам.
Илья внезапно останавливается.
— Осторожно!
— Что случилось?
— За нами наблюдают.
— Кто? Где?
Беранже озирается по сторонам, обходит вытащенную из воды лодку и возвращается к другу с разочарованным видом. Тот поднимает к нему глаза, эти глаза, которые выглядят словно лужицы черного огня на фоне полупрозрачной бледноты его толстого круглого лица.
— Илья, ответь мне, где?
— Вон там, — шепчет он, показывая ему на барак, сколоченный из досок, сбоку от которого возвышается гора из бочек, в двухстах метрах от них.
Беранже тщетно пытается разглядеть кого-нибудь. Никого не видно. Однако через некоторое время он различает какую-то тень позади грязного стекла барака. Аббат щурит свои глаза.
— Я вижу его! — внезапно вскрикивает он и бежит к бараку.
— Беранже, вернись!
Беранже не обращает внимания на призыв Ильи и продолжает бежать, прикидывая время и расстояние. Он может добраться до барака прежде, чем тот, кто находится внутри, осознает грозящую ему опасность. Он может застигнуть его врасплох. Он должен попробовать.
Соньер перепрыгивает через бочку и обегает вокруг халупу, на фронтоне которой написаны краской жирные черные буквы: «Склад № 3». Дверь раскрыта. Какой-то старик сидит на ящике. Его дрожащие руки очищают луковицу. Перед ним четыре помидорины мокнут в помятой кастрюле с водой. Вокруг него лежат весла, рули, якоря, крюки, канаты…
— Он ушел, — говорит старик, откусывая кусок от луковицы. — Он велел мне передать тебе: «Viva Angelina».
— Кто «он»? — спрашивает Беранже, тряся старика, кожа у которого такая же морщинистая, как высохшая без воды земля.
— Матерь Божья, прекрати! Разве же я знаю? Он пришел сюда, дал мне десять франков и снова ушел. Что же до меня, то я живу здесь, сторожу инвентарь, рыбачу и сплю, точка.
Беранже отпускает его. Эта старая развалина не сможет помочь ему. Что делать? Он принимается крутиться на месте и искать хоть какую-нибудь зацепку, потом направляется к оконцу, за которым стоял шпион. В этот момент старик бесшумно выпрямляется. Его тонкий рот раскрывается в жестокой улыбке. За секунду он теряет обманчивый внешний вид славного старика с юга Франции. Какое-то позвякивание сопровождает его движения, он вытаскивает из своих лохмотьев железный крюк, прикрепленный к короткой цепи.
— Как он выглядел? — спрашивает Беранже, не оборачиваясь, продолжая искать глазами Илью на набережной.
— Как и все молодые люди сегодня — немного чокнутый, с перстнями на пальцах, — отвечает старик, бесшумно раскачивая цепь с крюком.
Что это за свист? Внезапно интуиция подсказывает Беранже, что ему грозит опасность. Все его тело целиком сжимается перед резким броском. Он кидается вбок в тот момент, когда старик атакует его. Крюк разбивает стекло в оконце.
— Я тебе сейчас голову оторву, кюре.
— Дьявол, ты что, меня знаешь?
— Ты напрасно нацепил гражданскую одежду, сразу видно, кто ты есть.
Беранже уклоняется от нового нападения и прыгает в середину узкого пространства, завладевая веслом. И именно тогда раздается оглушающий, нереальный, как будто возникший ниоткуда голос: