— Откуда у вас столько апломба? — сердито говорит епископ.
— Я позаимствовал его у врагов Христа; у меня он со смерти Желиса, с тех пор, как ваши друзья и Корветти стали вести себя в Разесе подобно стервятникам.
— Замолчите!
— Чтобы я замолчал, монсеньор? Но для этого мне надо было бы проломить череп с помощью подсвечника. Позовите своего секретаря, он худенький, но вполне сможет это сделать.
— Говорите тише, он может вас услышать.
— Пусть будет по-вашему, но тогда не просите меня больше покинуть мою деревню.
— Соньер, вы прекрасно знаете, что я не могу вернуться назад в своем решении. То, что случилось с аббатом Желисом, было ужасно. Чудовищно! Но я не понимаю, почему вы проявляете столько упорства, чтобы остаться, хотя ваши друзья из Сиона покинули вас. Вы хотите остаться? Это ваше право, но ввиду того, что вы еще являетесь священником, вы нам дорого заплатите за подобное поведение.
— Попробуйте-ка.
— Покиньте незамедлительно епископство, Соньер, и хорошенько приготовьте свою защиту, так как, начиная с этого момента, главный викарий будет официально преследовать вас в судебном порядке от имени Святой и Неделимой Троицы, которой вы нанесли оскорбление. Прощайте.
— Прощайте, монсеньор.
Прошло время. Похожие друг на друга дни и месяцы прошли в скуке и ожидании. Сидя в своей крепости, Беранже множество раз спрашивал себя: с помощью каких средств в ближайшие годы он сможет оплатить последние строительные работы и как будет содержать имение. И он искал, придумывал способы, например, продать мебель или трансформировать Бетани в гостиницу. Источник его тайных доходов иссяк. Сион оставил его. Габсбурги забыли его. Будэ почти не вспоминает о нем. Иногда ему кажется, что скоро все его существо, поднявшись к небесам, исчезнет там, в облаках, собранных в одну кучу рукой Господа.
Он ждал, не подавал признаков жизни, не отвечал на повестки судебных следователей из епископства. Письма с просьбой от попечителя церковного суда и вызовы с требованием предстать перед судом от духовного судьи епископства скопились на его рабочем столе. В качестве свой защиты он просто направил письменный ответ о том, что его доходы происходят главным образом от анонимных дарителей, чьи личности он не в состоянии указать. И так как давление на него не прекращалось, он сфабриковал источники своих доходов и послал отчет следователям[74].
1. Сбережения за тридцать лет службы в сане священника — 15 000.
2. Семья, получившая у него кров и зарабатывающая 300 франков в месяц, принесла за двадцать лет (семья Денарно) — 52 000.
3. Мадам X. через своего брата — 25 000.
4. Две семьи из прихода в Курсане — 1500.
5. Мадам Льёзер — 400.
6. Монахи картезианского ордена — 400.
7. Монсеньор Бийар — 200.
8. Графиня де Шамбор — 3000.
9. Мадам Лабатю — 500.
10. Сбор пожертвований в приходе — 300.
11. Доходы от фабрики — 500.
12. Пожертвования от Папы — 800.
13. Доход с имущества — 1800.
14. Месье де С. — 20 000.
15. Глава семейства, в среднем 100 франков в год за 15 лет — 18 000.
16. Лотерея среди прихожан — 1000.
17. При посредничестве брата монаха — 30 000.
18. Почтовые открытки (60 франков в месяц за 5 лет) — 3600.
19. Старые марки — 3000.
20. Геральдические ленточки и копии писем — 1000.
21. Продажа вин, 1908 и 1909 гг. — 1600.
22. Старая мебель, фаянс, отрезы материи — 3000.
23. Пенсионная касса — 800.
24. Двое неизвестных — 1000.
25. Личная трудовая деятельность в течение пяти лет по три франка в день — 3750.
26. Добровольные и бесплатные перевозки — 4000.
Итого — 193 150[75].
Конечно, он составил также и расходную статью:
желая ответить, насколько это возможно, наиболее точно на различные вопросы, которые вы мне задаете, мне потребовалось несколько дней, чтобы определить суммы, израсходованные на различные строительные работы, выполненные по моей просьбе.
1. Покупка земельных участков (я считаю своим долгом напомнить вам, что они приобретены не на мое имя) — 1550.
2. Реставрация церкви — 16 200.
Голгофа (сцена распятия) — 11 200.
3. Строительство виллы Бетани — 90 000.
Башня Магдала — 40 000.
Терраса и сады — 19 050.
Внутреннее благоустройство — 5000.
Меблировка — 10 000.
Итого — 193 000.
Множество раз он производил в уме расчеты и сравнивал то, что он реально потратил за эти последние годы: не меньше 800 000 золотых франков, иначе говоря, в четыре раза больше, чем суммы, за которые он хотел отчитывался. И каждый раз он чувствовал, как его сердце сжимается. Что он мог сделать? У него не было другого решения, кроме как запереться в башне и сказаться больным, чтобы не появляться в Каркассоне. Доктор Роше из Куизы, который встал на его сторону в этом деле, выписал по этому случаю ложные свидетельства.
Все это привело к тому, что 27 мая 1910 года трибунал церковного суда признал его виновным в незаконном служении обеден, чрезмерных и неоправданных расходах и в неповиновении епископу.
И именно этот обвинительный акт приведет к вынесению приговора 5 декабря 1911 года.
Вот последнее письмо, самое тяжелое. Беранже надеялся, что никогда не получит его, несмотря на пессимизм своих адвокатов. Он читает его, перечитывает его, листки дрожат в его руках. Он зачитывает Мари отдельные выдержки из приговора:
«…Ввиду того, что священником Беранже Соньером был представлен отчет, и комиссия, назначенная епископом, чтобы принять таковой отчет, смогла констатировать, что она считает, что те приблизительно 200 000 франков, которые ему удалось собрать, не были потрачены, потому что он подтверждает расходы только на сумму приблизительно в 36 000 франков, и если священник Беранже Соньер смог с пользой израсходовать часть полученных средств на церковь и на сцену с Голгофой, то он потратил оставшуюся сумму на очень дорогостоящие постройки, не имеющие никакой пользы и никак не относящиеся к той цели, которую, по его словам, он преследовал;
ввиду того, что из заявлений священника Беранже Соньера и из протокола комиссии следует, что постройки, стоимость которых якобы соответствует израсходованным суммам, не являются даже его собственностью, потому что они были возведены на земельном участке, который, как он утверждает, не принадлежит ему;
ввиду того, что тем самым он навсегда скомпрометировал предназначение сумм, о которых он ходатайствовал и которые он получил;
ввиду того, что из всего вышеизложенного вытекает, что священник Беранже Соньер является виновным в растрате и злоупотреблении средствами, хранителем которых он был;
по решению господ заседателей церковного суда
да упомянуто будет Пресвятое Имя Божие,
приговариваем священника Беранже Соньера к временному отстранению от проведения богослужений на срок в три месяца, начиная с того дня, когда он будет ознакомлен с настоящим приговором, каковой приговор, к тому же, продолжит свое действие до тех пор, пока не будет осуществлен возврат похищенных им средств в те руки, коим они принадлежат по праву и согласно каноническим, формам.
Это отстранение от исполнения обязанностей священника рискует затянуться очень надолго, может быть, даже на всю жизнь; Соньер осознает это. Он сдерживает свою печаль. Этот судебный процесс затронул его гораздо глубже, чем он думал в самом его начале. Особенно в данный момент, когда, обратив свое лицо к небу, с горящим телом, покоящимся в кресле, он ощущает в своей крови странную смесь всех страхов, накопленных в нем за время поисков. Это ощущение растет и начинает точить его изнутри.
— Ты теперь успокоился, — говорит Мари.
— Еще нет, существует возможность подать апелляцию в Рим; и мы должны урегулировать наши денежные проблемы.
— Ты говорил мне об ипотеке, принимающей в залог собственность. Давай составим необходимые бумаги.
— Подождем еще немного[76]. Я скоро собираюсь начать новые поиски.
— Нет, только не это!
— Надо ухватиться за этот шанс… Ведь это единственная причина, из-за которой я живу. Я, вероятно, потеряю в этих поисках свою душу, но, может быть, и спасу ее.
— Единственная причина, по которой ты живешь, если еще осталась хоть одна из них, так это то, что мы живем вместе.
— Мари… Мари, почему ты упорно ставишь превыше всего наше положение? Ты и я, но ради какого будущего? Я лишился своего прихода, у меня не слишком прекрасная репутация, я тебя предавал десятки раз, я думаю только о самом себе. Ты слишком терпеливая, слишком честная, я недостоин тебя. И это было бы проявлением подлости с моей стороны — оставаться рядом с тобой в тот момент, когда я рискую стать импотентом.
— Замолчи!
— Ты могла бы найти себе мужа. Иметь детей, может быть. В сорок лет еще не слишком поздно.
— Но я люблю тебя и буду любить до последнего своего дыхания. Бог свидетель мне в этом, и Он накажет меня за то, что я тебя соблазнила, потом держала так долго возле себя. Да, я предпочитаю быть проклятой, чем отказаться от тебя… Вспомни, что ты мне говорил раньше, это было, мне кажется, в Песне Песней.
— Я помню эти слова:
«Mets-moi comme un sceau sur ton cœur
Comme un anneau sur ton bras;