Почему бы Мадж хоть раз не уступить мне триумф? Почему мне нельзя порадоваться скромной популярности своих двух романов и их журнальных публикаций? Разве недостаточно того, что она вышла замуж за человека из состоятельной семьи и имеет положение в обществе, какого миссис Кристи никогда не видать? Меня вот-вот охватит ярость от притворного беспокойства Мадж о моем благополучии.
– Это никакая не тайна, Мадж, – в итоге сказала я. – Арчи меня полностью поддерживает. Как бы то ни было, незачем меня защищать. Я взрослая женщина, и если говорю, что нашла удачный баланс, значит, так оно и есть.
Я надеялась, что произношу эти слова достаточно уверенно, поскольку на самом деле бывали дни, когда этот самый баланс, который мне удалось установить, обрушивался на меня всем весом. Разумеется, я никогда не призналась бы в этом Арчи. Или Мадж. Если бы меня попросили прекратить писать, я не смогла бы этого сделать, как не смогла бы и подвести свою семью.
– Полагаю, я не настолько глупа, чтобы не понимать… – продолжила было Мадж.
– Девочки, девочки, хватит препираться! – перебила мама повышенным тоном. Это знакомый сценарий. Мадж заваривает горячую дискуссию, а стоит мне подбросить дров в костер, как мама бросается гасить пламя. Она не терпит распрей между дочерями.
Когда мы угомонились, она потянулась к нам и поочередно взяла каждую из нас за руку.
– Я горжусь обеими своими девочками, и то, что вы приехали ко мне в Эшфилд на праздник, для меня большая радость. Слишком давно в этом доме не было весело. – Она хлопнула в ладоши и пронзительным голосом воскликнула: – У меня идея! Давайте сыграем во что-нибудь. До приезда Арчи еще не меньше часа, а там и Розалинда с няней появятся. – Она погрозила мне пальцем. – Не вздумай баловать ребенка, Агата. В детстве недоглядишь, вырастет – аукнется.
Я уже не меньше сотни раз слышала от мамы эти идеи о важности сдержанного воспитания – которые странным образом противоречили тому, как растили меня, – так что я пропустила ее слова мимо ушей и спросила, какую игру мы выберем.
– Придумала! – провозгласила Мадж. – Давайте играть в признания.
Мы вооружились бумагой и карандашами, меня назначили секретарем, и мама с Мадж стали наперебой выкрикивать темы наших откровений. Самая главная добродетель, любимый цвет, обожаемая литературная героиня, наихудшая ложь, настроение здесь и сейчас, то, что ненормально, кто я – основная характеристика, представление о счастье – список ширился и ширился. Составляя его, мы веселились и воскрешали в памяти былые времена, когда мы играли с отцом и Монти, чьего возвращения после каких-то очередных африканских афер мы ожидали в следующем году. Поскольку Монти постоянно отсутствовал, я едва ли могла считать брата частью своей жизни, он фигурировал лишь в тревогах мамы в контексте его сомнительных делишек и страсти к азартным играм.
Не успели мы приступить к игре, как в дверь постучала одна из двух Мэри, служанок, оставшихся в Эшфилде.
– Миссис Кристи! – позвала она через узенькую щелочку приоткрытой двери. – Звонил мистер Кристи. Его задерживают дела на работе, и он приедет не вечерним поездом, а завтра утром.
– Спасибо, Мэри, – ответила я. Сообщение меня расстроило, но ничего не поделаешь.
Мама пристально посмотрела на меня.
– Не оставляй его одного слишком надолго, Агата. Мужья нуждаются в присмотре.
Последние два слова я произнесла в один голос с ней. И в юности, и уже взрослой женщиной я слышала их столько раз, что знала назубок.
– Я не хочу сказать, что держу под контролем всё – включая его рабочее время и служебные обязанности. Но ты же знаешь, мама, я забочусь о нем всегда, когда есть возможность.
– Надеюсь, – произнесла она. – И еще я надеюсь, что ты умеешь сама организовать такую возможность, даже когда он тебе ее не предоставляет.
– Мама, – спросила Мадж, которая до этой секунды в наш разговор не вмешивалась, – а почему ты мне никогда этого не говоришь? Что за Джимми нужно присматривать. Что его нельзя надолго оставлять одного. Более того, ты всячески приветствуешь, когда я могу подольше погостить в Эшфилде, даже если тебе известно, что Джимми не сможет составить мне компанию.
– Мадж, разве это не очевидно? У тебя нет необходимости следовать моим советам. Ведь твой муж не относится к мужчинам редкой чувствительности или красоты.
Глава 24Исчезновение. День четвертый
Вторник, 7 декабря 1926 г.
Стайлз, Саннингдейл, Англия
С наступлением нового дня становится ясно, что полицейское расследование не собирается снижать обороты, а пресса столь же неотступна в погоне за информацией. Просматривая за завтраком стопку местных и центральных газет, Арчи видит, что аппетит к подробностям по поводу Агаты и ее пропажи ничуть не убавился. Создается впечатление, что для газетчиков поиски – самоцель, а не мероприятие, ведущее к развязке.
Арчи может лишь изумляться, наблюдая, с какой быстротой пресса собирает и распространяет материал, и ему не впервые приходит в голову, что некоторые детали личной жизни они могли узнать только от своих. Он подозревает (хотя сам не знает почему, да и доказательств нет), что Кенворд с самого начала настроен против него и что именно он скармливает газетчикам самые вкусные подробности, возможно, надеясь спровоцировать Арчи на ответную реакцию. Но Арчи понимает, что за всем этим безумием стоит не только обычное стремление репортеров обойти конкурентов, раскопав пикантную деталь вроде молнии на Агатиной сумочке или цвета ее шубы. А дело в том, что его жена сделалась почти сказочным персонажем – из красавицы-писательницы в счастливом браке с красавцем-героем она превратилась в жертву из ее собственных детективов, и эта сказка крайне соблазнительна и для газетчиков, и для их читателей.
Что, ради всего святого, он должен делать? Сколько еще он сможет поддерживать образ охваченного тревогой любящего супруга? Как сохранить в тайне их отношения с Нэнси? Стайлз сейчас – в самом центре арены битком набитого публикой цирка, и все взоры устремлены на него, словно он – ведущий этого представления и к тому же сам участвует во всех номерах.
Измученный стрессом и шумом, он трет пульсирующие виски, как вдруг дверь в столовую с грохотом распахивается, и его лоб пронзает новый приступ боли. Кто посмел прорваться сквозь кордон, поставленный Кенвордом, дабы защитить его и Розалинду от агрессивной толпы газетчиков, торчащих перед Стайлзом? Кенворд пояснил, что полицейские, мол, стоят ради их защиты, но Арчи подозревает, что на самом деле им велено не спускать с него глаз.
Это, разумеется, Кенворд собственной персоной. Он проносится мимо впустившей его горничной Лилли и шагает прямо к Арчи. Вслед за ним в столовую с извиняющейся полуулыбкой вплывает Годдард.
– Ну что, идете тралить? А то пора начинать. Люди и оборудование готовы, прохлаждаться некогда, – рявкает Кенворд. Годдард вздрагивает. – Мы стоим и ждем только вас, полковник.
– Тралить? – Арчи озадачен. О чем это он? – Я не уверен, что понимаю.
– Я же говорил вам, я помню. Как вы могли забыть? – Кенворд закатывает глаза. – Мы планируем сегодня протралить сетями два пруда – Сайлент-Пул и Олбери-Милл-Понд. На тот случай, если миссис Кристи, когда бродила, выйдя из разбитой машины, упала в один из них.
То ли Кенворд не отдает себе отчета в том, насколько ужасную картину он рисует перед Арчи, то ли нарочно хочет, чтобы этот образ засел у него в голове.
Каковы бы ни были намерения, даже Годдард, похоже, не в восторге от его затеи.
– Думаю, это немного чересчур, заместитель главного констебля Кенворд. Возможно, полковнику лучше воздержаться от участия в этом мероприятии. Все же речь идет о его жене.
Кенворд окидывает Годдарда взглядом, словно только сейчас заметил его присутствие.
– Полковник Кристи мог бы опознать те… – начинает он, но, столкнувшись с испепеляющим взглядом Годдарда, меняет курс. – Впрочем, понимаю. Да, возможно, вы правы.
– У меня есть еще одна идея, заместитель главного констебля Кенворд. Что, если это время мы проведем с полковником вдвоем? Вы будете руководить тральщиками, а мы воспользуемся предоставившейся нам редкой возможностью побеседовать с глазу на глаз – поговорим о ходе следствия и о событиях, приведших к исчезновению его супруги. – Годдард поворачивается к Арчи. – Как вам эта мысль, полковник?
Если все равно предстоит утро с полицией, – думает Арчи, кивая в знак согласия, – то приятнее провести его с полицейским, который еще не считает меня убийцей.
Кенворд со своими людьми отбывает на пруды, Лилли наливает свежесваренный, дымящийся кофе, и Арчи устраивается в своем кабинетном кресле, смиряясь перед очередным туром дознания. Он ожидает того, что он уже проходил неоднократно – шквала вопросов вокруг передвижений его самого и Агаты в день ее исчезновения в тщетных попытках зафиксировать и проанализировать каждый их шаг в тот роковой пятничный вечер. Полиция, кажется, убеждена, что только так можно установить, что случилось с его женой. Но Годдард, по всей видимости, не похож на остальных.
– Как бы вы описали супругу, полковник Кристи?
– У нее рыжеватые волосы, но немного…
– Прошу прощения за нечеткость формулировки, – перебивает Годдард. – Как бы вы описали ее личные свойства?
– М-м-м… – Арчи озадачен вопросом. О таком его еще не спрашивали. – Полагаю, она в определенном смысле похожа на любую другую жену и мать.
– А в иных смыслах?
– Наверное, у нее артистический темперамент. Художественные интересы. Ведь она литератор, как вы знаете.
– Да, знаю, и поэтому хотел бы спросить, не обладает ли она тем пылким норовом, которым – как мы постоянно слышим – обладают творческие натуры? – Годдард делает это предположение с улыбкой, будто он изящно пошутил.
– Я бы не назвал ее характер «норовом», но она в высшей степени порывиста и склонна делиться своими чувствами и мыслями, порой весьма эмоционально. Как вы и сами намекнули, художники обычно не отличаются сдержанностью.