Он не отвечает, но я и не ждала, что он ответит. Я просто хотела предупредить вспышку гнева, которая явно зрела у него внутри. Не потому, что мне хотелось защитить Арчи, а потому, что отсрочка его ярости важна для оставшейся части плана.
– Как ты могла? – вместо ответа произносит он. В каждом слове сквозит обвинение.
Он не верит своим глазам, и наблюдать, как он мечется – одно удовольствие.
– Как могла я? Как мог ты? Как мог ты завести роман с Нэнси Нил? Как мог ты сначала оставить меня, не проявив ни капли сочувствия, наедине со скорбью по матери, а потом использовать мое горе как оправдание своей интрижки? Как мог ты бросить семью, несмотря на все мои просьбы? – Я задаю эти вопросы совершенно спокойным тоном – просто выставляю на свет божий истинный смысл его слов.
Он вновь принимается открывать и закрывать рот, подбирая и отбрасывая варианты ответа. Пользуясь его онемением, я продолжаю. Я слишком долго молчала.
– Может, Арчи, я тебя не так поняла? И ты спрашивал не о том, как я могла взять имя Нэнси Нил, а о том, как могла устроить свое исчезновение? – Я сделала вид, будто увидела кивок. – Ну что ж, а ведь это интересный вопрос. Но прежде чем услышать как, неужели тебе не любопытно узнать почему? Давай переформулируем. Зачем я организовала свое исчезновение?
Я делаю риторическую паузу – якобы давая ему возможность вставить комментарий, но тут же продолжаю, не дожидаясь.
– Ты, небось, воображаешь, будто ответ тебе известен. Наверняка ты думаешь: «Она исчезла, дабы наказать меня». Но я бы тогда выставила себя ограниченной и эгоцентричной особой. Настоящее зачем началось в тот момент, когда ты совершил убийство.
– Убийство?! – Он едва не вопит, и я быстро оглядываюсь, не слышат ли Кенворд с Годдардом. Но те слишком увлечены, перешептываясь друг с другом. – Я? Совершил убийство? Что за чертовщину ты несешь? Это ты подставила меня, разыграв убийство, которого я не совершал, и твое присутствие здесь доказывает, что я не причинил тебе никакого вреда.
– Ты убил невинную женщину, которой я когда-то была, – произношу я ровным голосом и с безмятежностью на лице, – ту, что верила, будто у нее нормальный брак и милая семейная жизнь, ту, что выстроила все свое существование под твое счастье, – так что ты несомненно совершил убийство.
– Это, это нечестно, Аг…
Пока мы беседуем, я постоянно боковым зрением слежу за Кенвордом и Годдардом. Все это время они топтались в конце чайной комнаты, уважительно соблюдая дистанцию, чтобы нас не подслушивать, и были поглощены своими разговорами. Но сейчас они умолкли и двинулись к нам.
– Твои дружки-детективы, – перебиваю я Арчи, – сейчас подойдут. Скажи им, что нам нужно еще немного времени и что я еще не оправилась от амнезии. Все, как я тебе написала в письме. Продолжай путь. Твой график и все действия, которые ты должен – или наоборот, не должен – предпринять, были четко расписаны с самого начала.
– Зачем мне это? Ведь ты теперь здесь, и я больше не подозреваемый в убийстве. К тому же эти два урода – мне не дружки.
– Думаешь, я достигла предела своей власти? Воображаешь, будто мое появление освобождает тебя от ответственности, будто у меня нет запасного плана?
Прищурившись, Арчи оценивает меня, он видит меня впервые, видит весь мой потенциал, всю мою непреклонность. Его реакция неудивительна. Я и сама-то лишь недавно осознала масштаб своего могущества. Чего тогда ожидать от Арчи – с его-то узким мирком, разве он мог раньше меня понять, на что я способна?
– Ладно, – соглашается он. – Сейчас я сделаю так, как ты просишь.
Сзади грохочут шаги приближающегося Кенворда. Я поднимаю взгляд, словно заметила его только что.
– О, детектив Кенворд и суперинтендант Годдард, вы вернулись.
– Главный детектив-констебль Кенворд, – тут же поправляет он.
– Примите мои извинения, – произношу я.
– Ну как? – вмешивается Годдард, который явно сгорает от нетерпения. – Как у вас тут дела?
– Думаю, мы пойдем на ужин одни. Нам с женой надо еще немного побеседовать.
При слове «жена» я заставляю себя вытаращиться якобы от удивления и вижу, что Кенворд и Годдард это заметили.
А Арчи, словно по команде, продолжает:
– Видите ли, нам нужно время заново познакомиться.
Глава 4
Вторник 15 декабря 1926 г.
Отель «Харрогит-Хайдро», Харрогит, Англия
– Столик на двоих, пожалуйста, – я слышу, как Арчи обращается к метрдотелю, невысокому человечку в костюме с иголочки, напоминающему моего Эркюля Пуаро, и тот переводит на меня вопросительный взгляд. За прошедшую неделю он привык, что я всегда ужинаю в одиночестве в компании книги или кроссворда, и сейчас его, похоже, смущает перемена в моих привычках. К другим постояльцам я, как правило, присоединяюсь лишь после ужина – сразиться на бильярде или поучаствовать в дружеском концерте за пианино.
Я киваю в знак согласия.
– Сюда, миссис Нил, – говорит он, и я вижу, как при звуке этого имени у Арчи напрягается спина.
Но далеко пройти мы не успеваем. Стоило нам пересечь порог столовой, кремово-серовато-зеленого зала в строгом стиле с симпатичным стеклянным потолком, как я чувствую на локте чью-то руку.
– У вас сегодня гость, миссис Нил. Как это мило!
Это миссис Робсон, которой всегда есть дело до того, кто из постояльцев когда ушел и когда пришел. Только я открываю рот, чтобы ответить или объяснить, как она спрашивает:
– То есть вы не сможете сегодня с нами сыграть?
Ведь мы с нею и мистером Вулси договаривались о партии на бильярде.
– Да, боюсь, сегодня не получится, – отвечаю я и поворачиваюсь, чтобы следовать за метрдотелем дальше. Но не тут-то было.
– А ваш гость тоже из Южной Африки? – не унимается она.
– Боюсь, нет. – Арчи бросает на меня взгляд. – Хорошего вечера, миссис Робсон. – Она понимает, наконец, намек и удаляется к своему ужину.
Метрдотель подводит нас к столику в дальнем углу. Он стоит обособленно, в окружении колонн, лучшего места не придумаешь. Отсюда мне видно лобби, где Кенворд с Годдардом расположились в креслах, из которых можно наблюдать за входом в столовую. Я задаюсь вопросом, что они намереваются делать: собирать информацию или следить, чтобы кто-нибудь из нас не сбежал?
– Изволите ли по бокалу вашего любимого красного вина, миссис Нил? – спрашивает метрдотель, когда я усаживаюсь на учтиво отодвинутый им стул с мягкой обивкой.
– Да, пожалуйста, – отвечаю я в то время, как Арчи содрогается от имени.
Официант разливает по нашим хрустальным бокалам гранатово-красное вино, мы молчим. Пока он хлопочет у нашего столика, я окидываю взглядом столовую и сидящих вокруг состоятельных мужчин и женщин, приехавших подлечиться на водах, – они увлечены собой и друг другом. Нужно следить, чтобы они и дальше оставались в этом состоянии, а не прислушивались к разговору, который нас сейчас ждет.
Когда официант наконец уходит, я делаю большой глоток вина и собираюсь произнести заготовленную речь, но внезапно меня охватывает неуверенность или даже тоска. В привычной компании Арчи я вдруг почувствовала, как сильно я соскучилась по дочери.
– Как там Розалинда? – спрашиваю я.
– Она не в курсе, что произошло, – если не считать насмешек в школе, все более-менее в порядке. – Арчи отвечает с неожиданной теплотой. Но ведь он, в конце концов, всегда больше заботился о Розалинде, чем я, хотя разве не он запретил мне это?
– Хвала богу!
– Разумеется, богу. Не тебе же. – Теплота в его голосе вновь уступает место суровому холоду.
Я чуть было не принимаюсь извиняться, но вовремя одергиваю себя. Мне нельзя скатываться в сентиментальность и в былые модели моего поведения с Арчи. Вместо этого я наполняю голос и сердце таким же льдом. И приступаю.
– Ну что, прежде чем обсудить, как я исчезла, вернемся к вопросу о том, зачем я это сделала? Хотя, сказать по правде, оба эти вопроса неразрывно взаимосвязаны.
Он ничего не отвечает, а лишь искоса на меня смотрит, и я продолжаю речь, которую многократно повторяла, уединившись в номере. Я шла к этому моменту гораздо, гораздо дольше, чем одиннадцать дней моего отсутствия, но сейчас мне надо собраться с духом и забыть о своих чувствах и о годах, когда я была деликатной женой Арчи.
– Зачем же я исчезла? – спрашиваешь ты. Как я тебе уже говорила, это было неизбежно – ведь ты меня убил. Тебе, должно быть, это кажется ошибкой – вот же я, сижу напротив, цела и невредима. Но я имею в виду другое убийство – убийство моего подлинного я, той жизнерадостной, творческой души, с которой ты много лет назад познакомился в Агбрук-хаусе. Ты убивал ее потихоньку – днями, неделями, месяцами, годами нанося ей крошечные увечья, пока она не стала столь маленькой и слабой, что практически перестала существовать. Но где-то в глубине, в моих потайных уголках та личность продолжала цепляться за жизнь, пока ты не нанес ей последний беспощадный удар на дне рождения Розалинды в Эшфилде.
– Ты несешь какую-то бессмыслицу, Агата. Может, твое здравомыслие пропало вместе с тобой? – горько усмехнулся он.
Я пропускаю мимо ушей его язвительную реплику.
– История этого убийства изложена в рукописи, которую я тебе прислала. Ты прочел ее?
Он неохотно кивает.
– Разве у меня был выбор? В письме ты угрожала катастрофическими последствиями, если я с ней не ознакомлюсь. И если не буду следовать инструкциям, как вести себя при твоем исчезновении.
– Ну и прекрасно. Не буду спрашивать, понравилось ли, – я представляю, как тяжело читать о себе, если ты, конечно, достаточно способен к рефлексии, чтобы на этих страницах узнать собственную персону. Полагаю, мою рукопись можно назвать автобиографией, хотя нам с тобой известно, что в ней есть и доля вымысла. Но, разумеется, не в том, что касается тебя. Только не в этом. Хотя ты, скорее всего, по ходу чтения яростно не соглашался со своим портретом – никто не любит смотреть, как с неприглядной истины о нем срывают покрывало.