Руш приехал в Ренн во второй половине дня. Поскольку навигатора у него не было, он потратил больше часа на поиски магазинчика Жозефины. И, обнаружив свободное место для парковки как раз напротив, счел это скорее добрым предзнаменованием, нежели простой удачей. Он прямо в себя не мог прийти от радости: на протяжении многих лет всякий раз, как ему случалось вести машину, он долго колесил по улицам, чтобы в конце концов припарковать ее на служебной стоянке для поставщиков, и это портило ему настроение на весь вечер. Зато сегодня все шло иначе. Растроганный этим нежданным подарком судьбы, он слишком резво крутанул руль и снова оцарапал машину.
Ну вот, не успеешь порадоваться, как жестокая реальность тут же напомнит о себе! Хуже того, теперь он уж точно не сможет доказать Брижит, что это случилось по чужой вине. Вероятность подставить крыло машины в один день сразу двум вандалам почти равна нулю. Разве что… изобрести другую версию – сознательную порчу автомобиля. За ним, мол, охотился некто, желавший помешать его расследованию. Жан-Мишель никак не мог решить, убедительна ли такая гипотеза. Ну кто мог ополчиться на него за намерение выяснить имя подлинного автора, этого призрака, стоящего за хозяином бретонской пиццерии?!
Слегка приуныв, Жан-Мишель решил зайти в ближайшее кафе и взять пивка, чтобы взбодриться перед тем, как приступить к первой части своего расследования. Осушив кружку, он тут же заказал «младшую сестренку» – ласково-ироничное выражение, милое сердцам выпивох, коим они маскируют тягу к спиртному.
Несколько минут спустя журналист вошел в магазинчик. Выглядел он скорее старым извращенцем, любителем перебирать девичьи трусики, чем мужем, желающим подарить своей половине изящное белье. К нему подошла Матильда, новая продавщица. Окончив с отличием коммерческую школу, она долго искала постоянную работу, но ей подворачивались только временные заработки. И вот наконец повезло: она подписала контракт с хозяйкой магазина дамского белья. Своей удачей она была обязана роману Анри Пика: многочисленные интервью создали магазину такую громкую рекламу, что Жозефине пришлось нанять помощницу. По этому случаю Матильда, конечно, прочитала «Последние часы любовного романа» и даже поплакала над ним, правда она была слезлива от природы.
– Добрый день, месье, чем я могу вам помочь? – спросила девушка.
– Мне хотелось бы поговорить с Жозефиной. Я журналист.
– К сожалению, ее сейчас нет.
– А когда она придет?
– Не знаю. Но я не думаю, что сегодня.
– Вы предполагаете или знаете?
– Она сказала, что будет отсутствовать некоторое время.
– Это не очень-то определенно. А можно ли связаться с ней по телефону?
– Я уже пыталась, но она не отвечает.
– Гм… все-таки это странно. Еще несколько дней назад ее видели повсюду.
– Ничего странного тут нет, она меня предупредила. Просто ей, наверно, нужен отдых, вот и все.
– Отдых? – тихо повторил Руш, заинтригованный этим внезапным исчезновением.
В этот момент в магазин вошла женщина лет пятидесяти. Продавщица спросила, что она желает, но та замялась, смущенно поглядывая на Руша. Он понял: ее молчание объясняется его присутствием. Покупательница явно стеснялась называть перед незнакомым мужчиной предметы нижнего белья. Он коротко поблагодарил Матильду, вышел и от нечего делать снова расположился на террасе бара, через улицу.
В это же время Дельфина и Фредерик заканчивали обед; сегодня он тянулся дольше обычного. Дельфина так много работала в последние несколько месяцев, что решила наконец уделить хоть немного времени себе и своему любимому автору. Он давно упрекал ее в том, что они почти не видятся (впрочем, это не мешало ему наслаждаться периодами одиночества – вот одна из многих парадоксальных черт его характера). По убеждению Фредерика, жизнь вдвоем не должна была сводиться ко времени, проводимому вместе.
А Дельфина сосредоточила все усилия на собственной карьере. Теперь она была востребована все больше и больше; одни стремились поздравить ее с успехом, другие пытались переманить к себе. Издатели видели в ней одну из тех будущих королев книжного рынка, которые прежде других чуют шансы на успех той или иной публикации. Иногда ей было даже страшновато: находясь в центре всеобщего внимания, сама она чувствовала себя глупой девчонкой и боялась, что ее вот-вот разоблачат. А продажи романа Пика тем временем достигли цифры триста тысяч экземпляров – результата, далеко превосходившего все ожидания.
– Через десять дней «Грассе» устраивает праздничный вечер в честь этого триумфа, – объявила Дельфина.
– Да уж, в честь моих продаж коктейля устраивать никто не будет.
– Потерпи, я уверена, что ты получишь премию за свой второй роман.
– Ну, спасибо, это очень мило с твоей стороны. Но, увы, я не бретонец, не умею готовить пиццу, а самое худшее – это то, что я еще жив.
– Прекрати!
– Я целых два года писал «Ванну». И что же – на сегодняшний день ее приобрели тысяча двести человек, и это считая моих родных и друзей, плюс экземпляры, что я купил сам, для подарков. Добавим сюда и тех, кто купил роман чисто случайно. И тех, кто сжалился надо мной, когда я подписывал книги в магазине. Словом, если считать только реальные продажи, они, вероятно, сведутся к двум книжкам, – с усмешкой заключил он.
Дельфина невольно расхохоталась. Ей всегда импонировала самоирония Фредерика, хотя в его голосе нередко сквозила горечь. Он продолжал:
– А ажиотаж по поводу Пика все растет и растет. Тебе известно, что многие издатели посылают в Крозон своих стажеров? Они надеются обнаружить в библиотеке еще один шедевр. А ведь ты видела, сколько там всякой дряни, смотреть не на что!
– Ну и пусть себе тешатся. Это не имеет значения. Для меня сейчас самое важное – твоя следующая книга.
– А кстати, совсем забыл тебе сказать: я придумал для нее название.
– Правда? Как здорово! И ты мне сообщаешь это вот так, между прочим?!
– …
– Ну, говори же! Какое?
– Она будет называться «Человек, сказавший правду».
Дельфина молчала, пристально глядя на Фредерика. Неужели ей не понравилось это название? Наконец она пробормотала, что сначала нужно ознакомиться с текстом, а потом уж судить о названии. И Фредерик ее успокоил: она скоро прочтет его роман.
Они посидели еще несколько минут, и он попросил Дельфину провести с ним послеобеденное время. Ему хотелось, как и при первой их встрече, прогуляться с ней, а потом лечь в постель. Дельфина сделала вид, будто колеблется (именно эта притворная нерешительность его особенно злила), но все же сказала, что у нее слишком много работы, особенно из-за подготовки праздничного вечера. Он не стал ее уговаривать (а именно этих уговоров она особенно ждала), и они расстались посреди улицы, обменявшись беглым поцелуем – предвестием более жарких ласк, чуть позже. Фредерик смотрел ей вслед, сверля глазами ее спину в надежде, что она обернется. Ему очень хотелось, чтобы Дельфина помахала ему на прощание, – этот жест помог бы ему дождаться их следующей встречи. Но она так и не обернулась.
Руш просидел на террасе кафе до вечера, безостановочно осушая, одну за другой, кружки пива. Его расследование зашло в тупик, еще не начавшись; он не знал, что теперь делать. Еще накануне он воображал себя рыцарем без страха и упрека, защитником французской литературы; казалось, жизнь снова обернулась к нему светлой стороной. Увы, сегодня он столкнулся с жестокой реальностью: Жозефины нигде не было, и никто не знал, когда она появится. Он не мог назвать себя скверным расследователем – ведь ему не удалось даже приступить к своей задаче; пока что он уподоблялся всего лишь автогонщику, засидевшемуся на старте[48]. Земля уходила у него из-под ног, удача изменяла – вот уже несколько лет судьба упорно наносила ему удар за ударом. Алкоголь производит двоякий эффект: он либо пробуждает в человеке более или менее бурную общительность, либо низвергает его в адскую пропасть черных, трагических видений. Таким образом, поглощенная жидкость должна выбрать в теле одну из двух дорог; у Руша она пошла по второму, скорбному пути, омраченному еще и самоуничижением.
К счастью, он вдруг получил мейл от пресс-службы издательства «Грассе», с приглашением на коктейль в честь триумфа Пика. В первый момент он подумал: ну и умора, я читаю их послание именно в тот день, когда отправился по следу этого жулика! Однако главным чувством, которое он сейчас испытывал, было совсем другое – счастливое сознание, что его включили в список гостей, а это означало, что он еще не совсем забыт. С каждым месяцем Руша все чаще обходили при таких церемониях; конец его могущества повлек за собой конец общественной жизни; его больше не приглашали на званые обеды, некоторые пресс-атташе, которых он считал друзьями, отвернулись от него – не по злобе, а из чисто прагматических соображений: к чему терять время на встречи с журналистом, чье медийное влияние сошло на нет, съежилось подобно шагреневой коже. Ликующая мысль – его пригласили! – вызвала у Руша усмешку: прежде он всегда сетовал на то, что его «буквально рвут на части»; увы, приходит день, когда ты становишься пасынком судьбы и начинаешь безумно любить то, чего раньше совсем не ценил.
Потягивая пиво, Руш наблюдал за бесконечным мельтешением входивших и выходивших покупательниц в дверях бельевого магазина. Он пытался представить себе каждую из них в примерочной кабине, полураздетой, но это были мысли не похотливого старца, а скорее мечтательного подростка. А еще он подумал, что если проследить, как женщина выбирает нижнее белье, то можно постичь ее тайные желания, ее психологию. Это была одна из его бесчисленных послеполуденных (то есть алкогольных) теорий. Но вот последняя клиентка удалилась, Матильда вышла из магазина и заперла дверь. И тут она заметила на террасе кафе, через улицу, того самого мужчину, который выспрашивал у нее про хозяйку. Он приветствовал ее фамильярным взмахом руки и широкой дружеской улыбкой, словно они были знакомы целую вечность. Девушка удивилась: какой резкий контраст с мрачным, неприветливым типом, который недавно скупо цедил слова.