, Жозефина. Но какой план? В чем он состоит? Она ничего не понимала, чувствовала, что сходит с ума. У нее началось удушье, она вся горела и никак не могла унять этот страшный огонь, паливший ее изнутри.
И тут в дверь постучал Марк:
– Ты здесь, любимая?
– …
– Что ты там делаешь?
– …
– Тебе что, нехорошо? Открой мне, я волнуюсь!
Марк слышал за дверью дыхание Жозефины, больше похожее на стон. Что происходит? Ей наверняка стало плохо.
– Слушай, если ты не откроешь, я позвоню в экстренную службу.
– Не стоит, – холодно сказала она.
– Но что случилось?
– …
Жозефина не могла оторваться от экрана мобильника, читая письма, в которых говорилось о деньгах. И внезапно ей все стало ясно. Ее охватила дрожь, она больше не слышала умоляющих выкриков Марка, который заклинал ее открыть, ответить, объясниться. А что она могла сделать? Выйти из ванной, ударить его, сколько хватит сил, или просто уйти молча? Ей было невыносимо больно, она чувствовала, что не способна к открытой стычке. С трудом встав на ноги, она кое-как ополоснула лицо. Потом наконец открыла дверь и подошла к дивану, на котором оставила свою одежду.
– Да что с тобой стряслось? Я чуть не умер от волнения!
– …
– Что ты делаешь? Зачем ты одеваешься?
– …
– Не хочешь отвечать? Да скажи наконец, в чем дело?
– Зайди в ванную и посмотри сам, а меня оставь в покое, – выдавила наконец Жозефина.
Марк заглянул в ванную, увидел на полу свой мобильник и опрометью бросился назад к Жозефине:
– Ну прости меня, умоляю, прости! Мне так стыдно…
– …
– Я уже давно хотел поговорить с тобой об этом. Правда хотел. Потому что у нас с тобой все было так хорошо, и я прекрасно себя чувствовал…
– Замолчи! Я прошу только об одном: замолчи! Я ухожу, и больше видеть тебя не желаю.
Но тут Марк схватил ее за руку и начал умолять остаться. Она резко оттолкнула его, и это усилие так ослабило ее волю, что она, не сдержавшись, разразилась упреками:
– Но почему? Почему ты так со мной обошелся? Как ты мог?!
– У меня очень серьезные проблемы. Я остался без гроша, все потерял… и когда понял, что тебе светит богатство…
– Ах, вот, значит, как: ты решил на мне жениться, заграбастать мои денежки… и вернуться с ними к своей шлюхе? Да ты сам понимаешь, что говоришь?
– У меня все в голове помутилось, я просто не соображал, что к чему. Да, теперь я понимаю… я вел себя как последний мерзавец.
– А я-то хороша – как я могла столько страдать из-за тебя?!
– …
Марк разрыдался; Жозефина впервые видела его плачущим: прежде никакая трагедия в мире не могла заставить его проливать слезы. Но это ничего не меняло. И она ушла, не сказав больше ни слова; пускай пропадает, ничтожество! Выйдя на улицу, она долго и тщетно искала такси. И, не найдя, целый час брела по ночным улицам.
Сколько лет ушло у Жозефины на то, чтобы оправиться после ухода Марка, и вот, едва она пришла в себя, как он во второй раз нанес ей смертельный удар! И все из-за этого романа, будь он проклят! При жизни отец ни разу не приласкал ее, а теперь вдобавок оставил после себя книгу, сеявшую одни несчастья. Мало ей было страдать все эти годы, придется снести еще одно испытание – пережить последние часы любовного романа. Как будто агония еще не подошла к концу.
На следующее утро Жозефина дождалась прихода Матильды и объявила ей, что будет отсутствовать некоторое время.
Руш с напряженным вниманием следил за рассказом Матильды, надеясь выделить из него полезную информацию для своего расследования. Он, конечно, услышал лишь то, что знала молодая продавщица, иными словами, неполную версию драмы, постигшей Жозефину. Но даже в этих последних событиях он уловил главное, а именно письмо Анри Пика к дочери. Однако Руш решил, что не стоит идти напролом: он задаст девушке самый важный вопрос не сразу.
– Значит, с тех пор у вас нет от нее никаких известий? – спросил он.
– Нет, больше ничего. Я пыталась ей дозвониться, но там только автоответчик.
– А письмо?
– Какое письмо?
– Письмо ее отца. Она взяла его с собой?
– Нет, оно у нее в сейфе.
Матильда даже не подозревала, как важны были для Жан-Мишеля эти последние слова. Значит, он находится в нескольких метрах от документа, написанного рукой самого Пика![51] Матильда смотрела на своего собеседника с недоуменной усмешкой.
– С вами все в порядке? – спросила она.
– Да-да, все хорошо. Знаете, я, наверно, закажу еще пивка. От «Перье» у меня начинается депрессия.
Матильда рассмеялась. Ей нравилось общество этого человека, старше ее годами, с необычной внешностью: если на первый взгляд он выглядел скорее неприятным типом, то при более долгом общении в нем проглядывал некоторый шарм (а может, на нее так подействовало пиво?). Она находила Руша все более привлекательным, с этой его манерой всему удивляться, всем восхищаться и радоваться жизни. В нем чувствовалась энергия, свойственная выжившим после какой-нибудь катастрофы, – такие люди готовы довольствоваться любой малостью.
Что же касается самого Руша, то он избегал смотреть Матильде прямо в глаза, предпочитая обращаться к торчащему перед ним фонарному столбу; вот его он мог бы описать гораздо точнее, чем лицо девушки. А ведь она призналась ему, что никого не знает в этом городе. «Значит, для того, чтобы девушка согласилась провести со мной часок, ей нужно, как минимум, быть одинокой», – подумал он. Прежде он никогда не заботился о том, что и как говорит; зато теперь обдумывал и взвешивал каждое слово, и лишь затем произносил его вслух – невнятно и робко. Профессиональные неудачи лишили его уверенности в себе. К счастью, он встретил Брижит; он любил ее – или воображал, что по-прежнему любит. А она как будто стала от него отдаляться. Теперь они уже не так часто занимались любовью, и ему этого не хватало. Вот и сейчас происходило нечто странное: чем дольше Жан-Мишель беседовал с Матильдой, тем дороже становилась ему Брижит. Это не мешало Жан-Мишелю испытывать вожделение к молодой девушке, он ведь знал, что его сердце все равно принадлежит верной и надежной утешительнице – хозяйке дважды поцарапанной машины.
Незадолго до полуночи Руш наконец решился попросить Матильду показать ему письмо.
– Но сначала мне нужно спросить разрешения у Жозефины, разве нет?
– Ну, я тебя очень прошу, покажи…
– Так не полагается… ишь ты какой! – добавила девушка и расхохоталась.
Момент был критический, да и выпитое пиво сыграло свою роль. Наконец Матильда сказала:
– Ладно, будь по-твоему, месье Руш. Согласна… но только учти: если у меня будут проблемы, я скажу, что это ты меня заставил.
– Прекрасно, договорились. Будем считать, что я тебя совратил.
– Не совратил, а напоил, да еще прямо перед бельевым магазином!
– Ну какая разница…
– Вот именно, – заключила Матильда, вставая.
Журналист глядел вслед продавщице, любуясь ее походкой, грациозной и уверенной, несмотря на долгое сидение в баре и несчетное количество кружек пива. Две минуты спустя она вернулась с письмом в руках. Руш взял его, аккуратно открыл конверт и начал читать. Он прочел письмо несколько раз. Потом поднял голову. Теперь ему все стало ясно.
Матильда не хотела мешать журналисту, погруженному в размышления. Тем временем прохладный вечерний воздух слегка отрезвил его. Наконец девушка спросила:
– Ну как?
– …
– Что ты об этом думаешь?
– …
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– Только «спасибо». Спасибо тебе.
– Да пожалуйста!
– А можно, я оставлю его себе? – спросил Руш.
– Ну нет, ты уж слишком многого от меня хочешь. Этого я сделать не могу. Знаешь, я сразу почувствовала, что это письмо очень важно для нее.
– Ладно, тогда позволь хотя бы снять с него копию. У вас в магазине наверняка есть ксерокс.
– Ну и ну, с тобой не соскучишься!
– А вот это мне не часто говорят! – с улыбкой ответил Руш.
Им трудно было вспомнить, после какой кружки пива они перешли на «ты», но теперь их отношения стали совсем уж сердечными. Хотя, кто знает, может, они были бы точно такими же, если бы вместо пива Руш с Матильдой дули воду? Расплатившись, они направились к магазину. Войдя в темное помещение, да еще в полночь, Руш дико испугался: на него пристально глядели манекены. Ему почудилось, будто они переговаривались между собой как раз перед их приходом. В присутствии людей они, конечно, замирали, но в остальное время явно строили планы побега. Интересно, почему его одолевают такие дурацкие мысли в столь важный момент? Матильда отксерила письмо. Теперь в руках у Руша была копия.
Выйдя на улицу, Руш наконец подумал о практической стороне своего путешествия. Он так и не снял номер в отеле. И спросил у Матильды, есть ли такой где-нибудь поблизости.
– Только не слишком дорогой, – торопливо добавил он.
– Ну, если хочешь, можешь переночевать у меня…
Руш заколебался. Что означали эти слова? Поразмыслив, он решил подвезти ее до дома, а по дороге прикинуть, что к чему. Доехав до цели, он сказал:
– Тебе не следовало бы приглашать к себе на ночлег незнакомых мужчин.
– Но мы ведь уже отчасти знакомы.
– А вдруг я психопат? Знаешь, я ведь несколько лет был литературным критиком.
– Ну и что? Может, это ты должен меня бояться. Вдруг я имею привычку убивать старых депрессивных критиков вроде тебя?
– Гм, это не лишено…
Они немного посидели в машине, перешучиваясь. Это походило на типичную ситуацию в конце вечеринки, когда трудно отличить попытку обольщения от простого приятельского трепа. Чего же хотела Матильда? Видимо, ей просто надоело ее одиночество. В конечном счете Руш предпочел воздержаться от продолжения. Это было не столько победой разума над плотью, сколько сознательным выбором, за который он себя и похвалил. По дороге сюда, мысленно разрываясь между двумя вариантами, он не переставал думать о Брижит. И пришел к окончательному выводу: их роман еще не окончен. Несмотря на недавнюю ссору, он отказывался признавать себя побежденным. Да, он любит ее, более того, любит еще сильнее именно сейчас. Конечно, он может провести ночь у Матильды просто так, не посягая на нее, это вполне вероятно. Но тогда он ни на минуту не сомкнет глаз, зная, что она тут, близко, такая красивая и желанная. Нет, лучше уж остаться в машине. Он спокойно поспит на заднем сиденье, зная, что у него в кармане копия письма Анри Пика. В конце концов, сейчас самое главное – сосредоточиться на своей миссии.