Они обнялись и долго сидели так, не размыкая рук. Потом Матильда вошла в дом, и Жан-Мишель сказал себе: я больше никогда ее не увижу.
Вначале Эрве Маруту не ощущал ничего необычного. Просто утомлялся чуть больше, чем в предыдущие дни, но куда ж деваться: он понимал, что стареет, а его работа была не из легких. Плюс к тому она становилась все более напряженной. Объем литературной продукции непрерывно рос, и нужно было прилагать много усилий, чтобы книги, которые он предлагал владельцам магазинов, нашли достойное место на их полках или, больше того, на витринах. Маруту прекрасно знал свой регион, много лет терпеливо завязывал и поддерживал связи с книготорговцами, и его ценили как отличного профессионала. Он неизменно испытывал волнение, когда получал рукопись, еще неизвестную широкой публике, задолго до публикации, и знакомился с текстом, чтобы наилучшим образом представить его своим клиентам. Воодушевленный энтузиазмом молодой издательницы из «Грассе», он смог заразить им владельцев магазинов. И результат не заставил себя ждать! Роман по-прежнему пользовался фантастическим успехом. Эрве тоже пригласили отметить успех, что ему очень польстило. Распространителей нередко привечали на первых этапах жизни той или иной книги, но обычно не спешили включать в число гостей, даже если книга хорошо раскупалась. Однако этот торжественный вечер стал приятным исключением, заключительным аккордом в литературной эпопее, не знающей себе подобных.
Прошло еще несколько недель, и Эрве вынужден был признать, что в его усталости есть что-то ненормальное. Однажды утром, в отеле «Меркюр», в Нанси, его вырвало, а потом весь день терзала невыносимая головная боль. Вдобавок страшно болела спина, причем боль была какая-то странная, поясницу как огнем жгло. Впервые за много лет ему пришлось отменить назначенные встречи, – не было сил ни вести машину, ни разговаривать. Он решил показаться врачу. Ему пришлось обзвонить несколько кабинетов, чтобы попасть на консультацию. Войдя наконец в приемную, он даже не взглянул на старые журналы, разложенные на столике: ему хотелось одного – найти средство унять эту кошмарную боль. Он с утра ничего не ел, и все же его снова одолел рвотный позыв. Он трясся всем телом, но не от холода, напротив, у него явно был жар. Странное, непонятное состояние, полное расстройство ощущений, словно в его теле сражались две армии. Он уже не помнил, сколько времени провел здесь в ожидании.
Наконец его вызвали в кабинет. У врача был нездоровый, желтоватый цвет лица, он сам выглядел больным. Кому охота лечиться у такого дохляка?! Врач начал с дежурных вопросов: детские болезни, наследственность и так далее. Маруту несколько воспрянул духом: вот сейчас его выслушают и определят, что с ним. Несколько порошков, короткий отдых, он быстро оправится и сможет приступить к работе. Первым делом нужно поехать в «Книжный мир», он особо ценил его директрису, ведь она послушалась его совета и заказала у него напрямую сразу сто экземпляров романа Пика.
– Вы можете кашлянуть? – спросил врач.
– Не получается, мне плохо, – еле прошептал Эрве.
– Да, у вас затрудненное дыхание.
– И что это значит?
– Придется сделать более подробные анализы.
– А я могу заняться этим через пару дней, когда вернусь в Париж? – спросил Маруту.
– Гм… лучше бы не откладывать, – ответил врач, слегка замявшись.
Несколько часов спустя Маруту, раздетый по пояс, стоял, прижавшись спиной к холодному рентгеновскому экрану в Медицинском университетском центре Нанси. Первый этап целой серии обследований. Который повлек за собой множество других. Это был тревожный знак. Врачи упорно твердили о необходимости уточнить диагноз. Что же это такое: когда у человека все в порядке, диагноз ставится сразу. А слово «уточнить» означает уже степень тяжести болезни. И нечего вилять, озабоченность на лицах врачей говорила сама за себя. В конце концов его спросили, хочет ли он знать правду. Ну что можно ответить на такое? «Нет, я согласен пройти обследование, только не сообщайте мне диагноз!» Разумеется, он хотел знать правду. Скорее это уж врач, сидевший напротив, никак не мог решиться ее озвучить. Маловероятно, что люди идут в медицину ради удовольствия объявлять людям о близкой смерти.
– И когда же? – спросил Маруту.
– Скоро…
Что значит «скоро»? Через день, через неделю, через год? Он склонялся к тому, что «скоро» может свестись к нескольким месяцам, но в принципе это ничего не меняло: диагноз означал конец его жизни. И он подумал о своей жене – не так, как обычно, а уже зная, что́ его ждет. Она умерла от рака в тридцать четыре года, именно в то время, когда они решили завести ребенка. Никто из коллег не знал о его горе. Маруту начал вести бродячую жизнь распространителя, потому что дал себе слово ни с кем больше не связывать свою жизнь. И вот, двадцать лет спустя, ему пришлось вспомнить жену, попав в ту же ситуацию. С одной большой разницей: теперь он остался один на один с этим ужасом. Когда умирала жена, он хотя бы мог сидеть рядом, держа ее за руку, ведь они любили друг друга до самого конца. Никогда ему не забыть последние часы их любви – как ни странно, безмятежные и ясные. У них оставалось самое главное – безумная любовь мужчины, провожающего жену на смерть. Ждет ли она его там, по другую сторону небытия? В это он не верил. Ее тело давным-давно разложилось, истаяло в могиле, – как скоро произойдет и с ним.
В день торжества, организованного издательством «Грассе», Маруту нашел в себе силы прийти: наверняка будет приятно повидать друзей и коллег. Нужно заставить себя жить, пока живется. Кто знает, вдруг он сможет осилить болезнь, ведь удавалось же это многим другим. Увы, ему не хватало нужного боевого духа; оставшись в одиночестве, он покорно скользил в пропасть, к своему последнему дню, уповая лишь на то, что ему повезет умереть без особых страданий.
Он быстро утомился и решил присесть где-нибудь в уголке, подальше от толпы. Проходя мимо бара, попросил у официантки виски. Празднество уже стало напоминать конец свадебного пира: было только восемь вечера, а гости успели порядком захмелеть. К Маруту, притулившемуся в глубине зала, подошел полуседой мужчина:
– Добрый вечер, вы разрешите мне тут присесть?
– Пожалуйста, – ответил Маруту.
– Руш, – тотчас представился человек.
– О, простите, я вас не узнал. Помню ваши статьи.
– Может, вы хотите, чтобы я пересел?
– Нет, вовсе нет. Маруту. Эрве Маруту. Рад познакомиться.
– Я тоже, – ответил Руш.
И мужчины пожали друг другу руки с вялой энергией моллюсков-неврастеников.
Затем они обменялись несколькими дежурными словами о том, что их объединяло: оба пили виски.
– Ну а вы? – спросил Руш. – Чем вы занимаетесь?
– Работаю на «Грассе» в восточных районах Франции. Рекламирую новые книги.
– Наверно, интересная работа?
– Да, но я скоро ухожу.
– Вот как? Уходите на пенсию?
– Нет, просто я скоро умру.
– …
Руш побледнел и пробормотал, что сожалеет…
Маруту продолжал:
– Извините, сам не понимаю, зачем я вам сказал. Тем более что это еще никому не известно, до сих пор я скрывал от всех. И вот, надо же, вдруг вырвалось. А вы попали под раздачу.
– Не извиняйтесь. В какой-то момент человеку важно выговориться. Вот я сижу здесь, с вами, так что, если хотите… просто я не слишком веселый собеседник.
– Почему?
– А впрочем, смешно жаловаться. Вы мне сообщили, что скоро умрете, а я буду грузить вас своими проблемами?
– О, прошу вас! – настаивал Маруту.
Руш подумал: что за дикая ситуация, он собирается развлекать потенциального мертвеца рассказами о своих несчастьях! Поистине, его жизнь вот уже несколько дней неслась каким-то безумным аллюром; он ощущал себя героем романа.
– Дело в том, что моя жена… – начал Руш, но тотчас осекся.
– Что с вашей женой?
– Ну, жена – это громко сказано. Вообще-то, мы не были женаты.
– И что же? – нетерпеливо спросил Маруту.
– Она меня бросила.
– О, теперь позвольте мне выразить вам сочувствие. Вы долго прожили вместе?
– Три года. Конечно, у нас не все ладилось, но думаю, что любил ее. Хотя… теперь уже не очень-то и верится. Но я был к ней привязан и держался за нашу близость, чтобы… устоять.
– Простите за нескромный вопрос: почему она решила вас бросить?
– Из-за машины.
Руш, конечно, несколько покривил душой, объясняя ситуацию, но в его словах была и доля правды. Переночевав в «вольво», он решил вернуться в Париж. Раздобытого письма вполне достаточно для его расследования – по крайней мере, на данный момент. Теперь у него в руках главный козырь! По дороге, вспоминая вечер, проведенный с Матильдой, он даже почувствовал себя везунчиком. «Но вообще таких мыслей лучше остерегаться, не то сглазишь!» – подумал он задним числом, как будто признание своей удачи грозило тотчас сделать его уязвимым перед судьбой.
Приехав к себе, Руш проспал большую часть дня, а к вечеру, перед приходом Брижит, принял душ. Не успела она войти, как он начал рассказывать ей о своем великом открытии, в надежде, что она разделит его энтузиазм, но с горечью убедился, что она совершенно равнодушна. А он-то мечтал о том, что это сообщение восстановит их согласие, их духовную близость, даст повод к бурным дискуссиям. Но нет, история с разоблаченным автором взволновала только его одного. Вместо этого Брижит спросила:
– Ну, как машина, с ней все благополучно?
– …
– Почему ты молчишь?
– Да так…
– Что-то случилось?
– Ничего… почти ничего…
– Ты где ее поставил?
Они спустились на улицу, она шла впереди, он плелся следом, точно осужденный на казнь. Увидев машину, Брижит остолбенела. «Это же пустяки, – лепетал Жан-Мишель, – замазать ничего не стоит». При других обстоятельствах инцидент, вероятно, не показался бы таким уж страшным, но с учетом общей напряженности в их отношениях Брижит восприняла это как символ. Она решилась доверить ему свой автомобиль, и вот результат – две царапины на крыле! Она взирала на них так, словно это были раны на ее собственном сердце. И внезапно почувствовала себя смертельно уставшей: нет, хватит с нее такой любви!