Подойдя ближе, Руш узнал Жозефину. Вот тебе и на! Он подстерегал ее у магазина, а в результате встретил здесь! Взглянув на могилу, он увидел груды цветов и даже несколько записок. Это зрелище убедило его в масштабах шумихи, созданной вокруг романиста. Его дочь стояла у плиты молча, неподвижно, словно в глубоком трансе. Она не заметила появления нового посетителя. На фотографиях, которые Руш видел в газетах, она неизменно улыбалась так широко, что иногда выглядела нелепо; но сейчас ее лицо выражало глубокую скорбь. Что было вполне естественно – ведь она пришла на могилу отца, – однако Руш почувствовал, что причина ее горя не в этом, что она ищет здесь утешения, которого не находила за стенами кладбища.
– Ваш отец написал вам замечательное письмо, – сказал он с сочувственным вздохом.
– Простите, что вы сказали? – удивленно спросила Жозефина, неожиданно обнаружив рядом с собой незнакомого человека.
– Я говорю о письме, которое вы разыскали, оно такое трогательное.
– Но… откуда вы знаете? И кто вы?
– Не бойтесь, меня зовут Жан-Мишель Руш, я журналист. Я пытался разыскать вас в Ренне, но вы исчезли. А про письмо мне рассказала Матильда. И я уговорил ее показать его мне.
– А вам-то какое дело до этого письма?
– Я просто хотел увидеть образец… написанный рукой вашего отца.
– Ну и ладно, а теперь оставьте меня в покое. Разве вы не видите – я молюсь.
– Да-да, конечно…
Руш отступил на несколько шагов и замер, проклиная себя за глупость: как же он не предугадал такой реакции?! Ну можно ли быть настолько бестактным?! Женщина стоит у могилы отца, а он явился незваным и пристает к ней с этим злосчастным письмом. И вдобавок с таким личным письмом, которое раздобыл, не спросив ее разрешения. Вот и получил по заслугам, – какого еще ответа он ждал от нее? Ему, конечно, хотелось успешно провести свое расследование, но он даже мысли не допускал, что может при этом кого-то оскорбить. Жозефина почувствовала, что он не ушел, и обернулась. Она чуть было не вспылила снова, но что-то ее обезоружило. Этот человек в мокром потрепанном плаще выглядел несчастным, безобидным сумасшедшим. И она спросила:
– Что вам, собственно, нужно?
– Я понимаю, сейчас неподходящий момент…
– Не виляйте, говорите прямо, что хотели сказать.
– Я подозреваю, что этот роман написал не ваш отец.
– Ах, вот как? И почему же?
– Просто интуиция. Что-то тут не сходится.
– И дальше?
– Я искал доказательство… письменное доказательство.
– Так вот для чего вам понадобилось письмо!
– Да.
– Ладно, вы его получили. И чем оно вам поможет?
– Вы сами прекрасно знаете.
– Что вы имеете в виду?
– Не стоит обманывать себя. Достаточно прочитать всего пару строк, чтобы убедиться: ваш отец никогда не смог бы написать никакой роман.
– …
– Письмо, конечно, трогательное, но очень наивное, корявый слог, масса ошибок… Вы со мной не согласны?
– …
– Видимо, ему пришлось сильно попотеть, чтобы написать вам эти слова, а написать было нужно – ведь все дети получают письма от родителей, когда отдыхают в лагере.
– Письмо, написанное второпях ребенку, и роман – две разные вещи.
– Ну, будьте же честны. Вы ведь знаете не хуже меня, что ваш отец не мог написать роман.
– Ничего я не знаю. И потом, как это проверить? Его ведь уже не спросишь.
И они оба взглянули на могилу Анри Пика. Ответа не было.
Часом позже Руш сидел в гостиной Мадлен, за чашкой карамельного чая. Как он понял, сейчас Жозефина, потрясенная предательством Марка, жила у матери, пытаясь прийти в себя, обрести хоть какое-то душевное спокойствие. Она выходила из дома лишь затем, чтобы посетить кладбище. И все же она сердилась на отца. Именно его посмертный роман стал причиной зла. Мадлен считала, что мерзкое поведение ее бывшего зятя как раз и позволит дочери окончательно «перевернуть страницу». И она была не так уж не права. Недавний пережитый кошмар положил конец многолетней печали; теперь Жозефина носила траур и по ней, и по надежде вернуть свое прошлое.
Марк забрасывал ее эсэмэсками с мольбами о прощении, с попытками объясниться: он по уши увяз в долгах, и его толкнула на это новая жена; он и сам не постигает, почему так бессовестно обошелся с ней; он тогда же действительно порвал с «той» и теперь живет воспоминаниями об их встрече; если вначале у него и были корыстные намерения, то скоро ему стало ясно, что истинное счастье – быть рядом с ней; он знает, что все испортил, но никогда не сможет отказаться от надежды на возрождение их любви; он теперь все понимает… Но было уже слишком поздно, Жозефина больше не захочет его видеть.
Сейчас она сидела в сторонке, в углу гостиной, предоставив обсуждение ситуации Рушу и матери. Мадлен несколько раз перечитала копию письма и сказала:
– Ну и что вы хотите от меня услышать?
– То, что вам угодно будет сообщить мне.
– Мой муж написал роман. Вот и все. Это была его тайна.
– Да, но письмо…
– Что «письмо»?
– Оно непреложно доказывает, что он даже не умел грамотно писать. Вы со мной не согласны?
– Ох, как же мне надоела эта история! Все прямо с ума посходили из-за какого-то романа. Вы только гляньте, до чего довели мою дочь! Это уж ни на что не похоже. Вот я сейчас возьму и позвоню издательнице.
Руш удивленно смотрел, как Мадлен встает, берет свой мобильник и, раскрыв старый обтрепанный блокнот в черной обложке, набирает номер Дельфины.
Было около восьми часов вечера; Дельфина сидела за столом вместе с Фредериком. Мадлен сразу приступила к делу:
– У меня тут один журналист, он говорит, что Анри не писал этот роман. Нашлось письмо…
– Какое письмо?
– Его письмо. Вроде бы неграмотно написанное… И верно, есть о чем задуматься, когда прочитаешь.
– Но письмо и роман – это разные вещи, – пролепетала девушка. – А кто он, этот журналист? Случайно, не Руш?
– Какая разница! Лучше скажите мне правду.
– Послушайте… правда состоит в том, что на обложке рукописи стояла фамилия вашего мужа. И договор на авторские права составлен на ваше имя. Вы же получаете свой процент с продажи книги. Вот и доказательство того, что я всегда считала автором вашего мужа.
Дельфина включила громкую связь, так что Фредерик слышал весь этот разговор. Он шепнул: «Скажи ей, пусть спросит журналиста, кого он считает настоящим автором». Мадлен повторила вопрос Рушу, и тот ответил: «Есть у меня одно предположение. Но в настоящий момент я ничего не могу утверждать с полной уверенностью. В любом случае нужно перестать приписывать роман Анри Пику». Дельфина попыталась успокоить Мадлен, заверив ее, что, пока кто-нибудь не докажет иное, автором романа будет считаться ее муж. А журналисту лучше бы держать язык за зубами, вместо того чтобы раскапывать старые письма, посланные девочке. И добавила в заключение: «Если бы кто-нибудь обнаружил список покупок, составленный Прустом, возможно, люди никогда не поверили бы, что этот человек способен написать „В поисках утраченного времени“ в семи томах». На этом доводе она пожелала Мадлен спокойной ночи и выключила телефон.
Фредерик бесшумно поаплодировал, со словами:
– Браво, прекрасный аргумент! Список покупок Пруста… надо же!
– Первое, что пришло мне в голову.
– Ну, в отношении Пика я был уверен, что этим когда-нибудь кончится. Ты и сама это прекрасно знала.
– То, что люди сомневаются, это нормально. Но такое письмо вовсе не свидетельствует о том, что Пик не писал этого романа. У них нет никаких конкретных доказательств.
– Пока нет, – добавил Фредерик с улыбочкой, разозлившей Дельфину. Обычно сдержанная, она сейчас пришла в ярость:
– Что значит «пока»? Неужели ты не понимаешь, что речь идет о моей репутации? Книга имеет сумасшедший успех, все нахваливают мою интуицию, вот и все! На этом – точка!
– Как это – точка?
– Да, точка! История прекрасна именно в таком виде, дополнений не требуется! – крикнула Дельфина, вскочив с места. Фредерик пытался поймать ее руку, но она его оттолкнула, бросилась к двери и выбежала из квартиры.
Звонок Мадлен обострил напряженность, и без того омрачавшую их отношения. Они придерживались разных мнений, но прежде могли, по крайней мере, говорить спокойно; так почему же Дельфина так резко отреагировала сейчас? Фредерик выбежал следом за ней на улицу, стал искать ее взглядом и с удивлением обнаружил, что она уже далеко. А ведь ему казалось, что он промедлил всего две-три секунды перед тем, как решился ее догнать. Видимо, он все больше терял ощущение времени: между тем, что творилось у него в голове, и реальностью образовался солидный зазор. Бывало, он теперь раздумывал над какой-нибудь фразой, а потом вдруг обнаруживал, что этот «творческий поиск» затянулся на целых два часа. Его внутренние часы явно давали сбой, и это состояние усугублялось по мере того, как работа над романом близилась к концу. Она была такой долгой и трудной, что на последних главах у него буквально плавились мозги. «Человек, сказавший правду» скоро должен был появиться на свет.
Фредерик догнал Дельфину и прямо посреди улицы, на виду у прохожих, схватил ее за плечо.
– Отстань! – крикнула она.
– Нет, пошли домой. Это черт знает что такое! Неужели нельзя поговорить без скандала?!
– Я наизусть знаю все, что ты скажешь, и заранее не согласна.
– Господи, да что случилось, я тебя никогда не видел в таком состоянии.
– …
– Дельфина, ну ответь же!
– …
– Ты полюбила кого-то другого?
– Нет.
– Тогда что с тобой?
– Я беременна.
Часть девятая
Поговорив с Дельфиной, Мадлен предъявила Рушу издательский договор. Она действительно получала десять процентов с продаж книги, что выражалось в довольно солидных суммах. Значит, издатель был уверен, что Пик является автором романа. В дальнейшем разговоре Мадлен и Жозефина признались, что дали себя соблазнить этой сомнительной гипотезой. И сами начали верить в нее, хотя в глубине души всегда считали эту историю маловероятной.