— Немного устал, — пожаловался он.
— Холодно?
— Не больше обычного. Все болит.
Рик налил ему еще кофе и заставил выпить. Пока Поль прихлебывал из стакана, Рик заметил, что спутник не доел свою часть брикета. С усилием допив кофе, Поль молча забрался в землянку, свернулся, подтянув ноги к животу, и затих, лишь вздрагивая иногда.
— Как часто ты принимал эликсир? — заглянул Рик в землянку.
— По капле каждые два дня, — нехотя ответил Поль.
— Ясно. У тебя ломка. Похоже, вас подсадили на эту дрянь, чтобы держать на коротком поводке. Провинившихся прихожан обычно лишали эликсира?
— Д-да, — выдавил Поль.
— Ты наркоман — человек зависимый от компонентов эликсира, вызывающих приступы эйфории, то есть иллюзию счастья. Готовься помучиться.
Поль всхлипнул.
— Уже жалеешь, что пошел? — обмотав руку отрезом плотной ткани, Рик разобрал нагретые камни из очага и перенес в землянку, после чего стал раскладывать камни по периметру внутри.
— Да.
— Правильно. Я тоже, что потащил тебя с собой.
— Жалею, что не могу заехать тебе по лицу.
Рик усмехнулся — злится, это хорошо, значит борется. Он выбрался наружу и заложил огонь новыми камнями — дров мало, но ночь протянут. Из землянки донесся тихий стон.
— Меня радует твой боевой настрой, — сказал Рик, вернувшись и устраиваясь рядом на земле. — Значит, не все потеряно. Сейчас ты жалок и беспомощен, Поль. Тебя самая слабая крыса прикончит, а все потому, что не привык к жизни в суровых условиях. На поверхности в одиночку ты не протянул бы и дня.
Поль снова застонал и заворочался, шаря рукой в складках одежды.
— Я видел много таких, как ты, — продолжал Рик. — Беспомощные рабы, живущие иллюзиями, озабоченные только своим благополучием.
Поль обернулся и замер, слепо таращась во тьме на Рика.
— Ваша жизнь не стоит и плевка, — мрачно шептал Рик. — Вы ничего не создали. Все, что вас интересует, это собственная драгоценная шкура. И власть. Вы пресмыкаетесь перед своими настоятелями, втайне ненавидите, но мечтаете занять их место, чтобы точно так же управлять стадом, потому что вы все одной породы. Бездушные твари, вот вы кто. И ты тоже.
— Тогда зачем спас меня? — глаза Поля светились злобой.
— Действительно, зачем? Сейчас и сам не знаю. Может, на миг уверовал в тебя, в твою жажду познания. Но все оказалось иначе, теперь считаю, что ошибся. Ты слабак.
Поль выбросил руку с серпом вперед с криком боли. Кривое лезвие с треском пропороло ткань над головой и застряло в земле. Поль вновь взмахнул, уже наугад, и тут в скулу ему врезался кулак. Перед глазами вспыхнули искры, в челюсти хрустнуло, Поль на миг перестал чувствовать тело, а когда вместо искр перед глазами возникла тьма, услышал:
— Хорошая попытка. Но ты не учел, что я родился и вырос во тьме.
— О, боже милостивый…
— Что причитаешь? Хотя ладно, уговорил. Дам тебе еще шанс.
Поль пошарил перед собой рукой и понял, что в любом случае проиграет.
— Ублюдок! — воскликнул он и охнул, кривясь от боли в скуле. — Отрепье из пустошей! Да кто ты такой? Кем себя возомнил?
Он нащупал камень, схватил, но тут же с криком выпустил — еще слишком горяч после костра. Не придумав лучшего, начал швырять в стороны горсти земли и сыпать ругательствами. Он задыхался от бессилия и делал так, пока не иссяк. После чего рухнул на землю и застонал.
И тогда Рик разразился смехом.
— Очень неплохо, дружище, — сказал он. — Я наконец понял, вот что имел ввиду Книга Лиц, когда говорил про твое лицо. Всю жизнь ты носишь маску, а сейчас наконец-то сорвал ее.
— Да что ты знаешь обо мне? Ты… — прохрипел Поль.
— Поверь мне, достаточно. — Рик вздохнул. — Я знал одного точно такого же парня. Этот парень жил своей нехитрой жизнью, надеясь на лучшее будущее. Он просто хотел обеспечить себя и свою сестру всем необходимым. Ничего особенного. Он поступил в гвардию своей коммуны и искренне верил, что вершит правое дело. Но все оказалось не так. Он служил лжецам и негодяям, которые использовали его для своих преступных целей. Они грабили коммуну и лгали людям, скрывая от них ужасную правду. Все это маскировалось под великую цель и веру в лучшее будущее, которое никогда бы не наступило. Люди страдали и думали, будто их муки оправданы. Но однажды всё изменилось. Этот парень рискнул всем, что ему дорого. Он пустился в опасное путешествие, где мог погибнуть. И когда он нарушил законы коммуны, оказалось, перед ним открылся новый мир и в жизни появился новый смысл. Он, как и ты, находился в плену многих заблуждений. Боялся, ошибался, хотел вернуться назад. Но он никогда не лгал себе о том, кто он на самом деле. И если выбрал путь, значит должен дойти по нему до конца.
Рик замолчал. В горле пересохло, и он хлебнул немного из фляги.
Поль спросил:
— А что произошло с ним дальше?
— Парень обрек себя на долгие скитания. Потерял близких и теперь должен сделать все, чтобы обрести их снова. Твои родители еще живы?
— Отец. Живет в купольном поселке. Мама ушла к всевышнему, когда я был совсем маленьким.
— Братья, сестры?
— Нет.
— Почему ты пошел к мауситам?
— У меня были способности к грамоте. Кернан искал в поселках таких детей. Отец получил за меня хороший барыш. По-моему, лучше работать с бумагами, чем ковырять землю.
В словах Поля была своя логика.
Рик достал проволоку и кое-как стянул ей прореху, оставленную серпом, затем начал устраиваться поудобнее на земле.
— Мне всегда нравилось в обители, — продолжал Поль. — Ее стены высоки, в комнатах чисто, и есть возможность читать. Я люблю читать. Мне нравится разбирать буквы и видеть, как из них получается слово, а слова складываются в целые цепочки, и каждый раз из одинаковых букв получаются разные слова. В этом есть что-то значимое. Как в рисовании. Ведь ты видел, что я умею рисовать. Я и тебя могу нарисовать, Рик. Мне нетрудно. Мне это даже нравится. Если бы я мог, то целыми днями писал и рисовал.
— Да. У тебя здорово получилось нарисовать Червя и Муравья.
— Я рисовал на кусках дерева, на стенах, на всем, что было достаточно твердым и гладким. Я могу рисовать разное: животных и птиц, небо и землю, солнце и звезды. Еще могу людей, деревья, дома и разные предметы. Порой рисунки получаются как бы сами собой, и выходит нечто необычно-особенное — странные, диковинные существа, которых не может быть в реальности. Такие рисунки я никому не показывал. В них есть что-то пугающее и одновременно важное. Что именно, понять пока не могу.
— Опиши такой рисунок.
Поль подумал и сказал:
— Например, существо с рогом на голове. Это массивный зверь, словно покрытый доспехами. У него маленькие глазки и громадные толстые ноги, на которых он переваливается при ходьбе. Этот зверь медлителен, но обладает громадной силой.
Рик усмехнулся — похоже речь о носороге.
— И ты считаешь, что этот зверь — выдумка?
— Конечно! — Поль помолчал. — А знаешь, почему я решил пойти с тобой?
— Нет, но явно не из-за холода.
Поль сопел, собираясь с мыслями.
— В день, когда я пришел к тебе в камеру поговорить, кое-что произошло. В обитель привезли пойманных одержимых. На этот раз много, пятерых. Двух самок, совсем старика, и пару детенышей. Самки были очень плохи и явно слабы, а детеныши отощали. Обросшие, грязные, они едва походили на людей. Охотники говорили, что они выкапывают себе норы в земле и живут там, словно крысы. Настоятель приказал использовать этих одержимых вместо лошадей, он решил, пусть таскают телеги до тех пор, пока не умрут. Тогда на смену им поймают новых. Я наблюдал за тем, как охотники остановились во дворе, застопорили телегу с клеткой и стали выгонять из нее одержимых. Те скулили и визжали. Охотники не церемонились с ними, избивали хлыстами. Я хотел отвести глаза и уйти работать, но что-то против воли заставило смотреть. Взрослых особей охотники повели к нужникам, а детенышей — в зимний сад. Одержимые завыли громче. Самка тянула руки к одному из детенышей, а тот пытался вырваться из крепких объятий братьев. Их почти развели, когда детеныш, мальчишка, извернулся и выскользнул из захвата, и бросился в объятия матери. Тогда охотники принялись отдирать их друг от друга, не скупясь на тумаки и удары хлыста. Только после долгой борьбы им удалось их разнять. С самкой случилась истерика. Детеныш бился в припадке, кусался, сучил ногами. Тогда самку вырубили палкой по голове и потащили прочь со двора. Детеныша тоже увели. Стоявший рядом кузнец сказал тогда: «Одно слово — животные!» И ушел по делам.
Поль перевел дыхание и добавил:
— Этим детенышем был Черный муравей.
— Теперь понятно, почему он хотел прикончить тебя, — сказал Рик. — Он видел, как ты наблюдаешь и ничего не делаешь. Иногда бездействие хуже насилия. Я его понимаю. На его месте я поступил бы точно так же.
— Да, — согласился Поль. — Теперь понимаю.
— И в этом причина? Тебе стало жаль одержимых?
— В этом.
Рик решил не продолжать, закрыл глаза. Через некоторое время раздался тихий голос Поля:
— Сейчас рисование не приносит радости. Недавно я хотел изобразить воробья, пригревшегося на краю шахты. Рука не слушалась. Линии получались ломаными, черты неправильными. Вместо воробья вышла какая-то уродливая курица. Я выкинул уголь. И вот теперь у меня снова есть, чем рисовать…
Рик на миг проваливался в сон. Очнулся и предложил:
— Да. Поговорим об этом завтра.
— Тело болит, — пожаловался Поль. — Всего крутит.
— Терпи и молись своему Маусу. Вдруг поможет.
Рик отвернулся, спрятал в складки одежды отобранный серп, покрепче сжал бласт и заснул.
Утром он поднялся первым. Выбрался из землянки и осмотрелся. Землю вокруг припорошило снегом, чужих следов не видно. Небо затянуто плотными облаками, на западе занимается бледный рассвет.
Рик прислушался к ощущениям — в голове вроде ясно. Он сделал несколько энергичных махов руками, разминая задеревеневшие после сна на стылой земле мышцы, и принялся раздувать тлеющие в очаге угли, чтобы согреть немного воды. Когда подброшенная в очаг щепа занялась, Рик подхватил котелок и отправился набрать снега, а заодно взглянуть на окрестности. Спустя минуту он понял, что равнина насколько хватает глаз безжизненная, кругом лишь замерзшая земля и каменные валуны, присыпанные снегом с тенистой стороны. Пора возвращаться и снимать лагерь.