[51].
Богатов – это Бочаров, Богачев, Бугров и так далее. В операциях этот человек всегда действовал под псевдонимом. Он был умен, хитер, физически крепок, вынослив. По довоенной профессии Бочаров был инженером. В Красную армию призван из запаса и получил звание инженера III ранга. В 1942-м ему исполнилось 34 года. Его батальон в составе Западной группировки 33-й армии в феврале оказался отрезанным от тылов в районе Вязьмы.
А дальше начинается загадочный период в судьбе майора Бочарова.
Известно, что к немцам он перешел 16 апреля 1942 года. А уже через неделю-две он возглавляет отдел разведки и контрразведки в РННА и пользуется в Осинторфе огромным доверием и уважением. В мае возглавляет спецбатальон для «переговоров» с генералом Беловым, а 26 мая попадает в плен к десантникам.
Слишком стремительная карьера в рядах РННА. Ведь батальон нужно было вначале подготовить, обучить действиям в лесу и прочее. Но если допустить, что костяк батальона составляли люди проверенные, для которых такое задание было не первым, то картина совершенно меняется, и отпадают все вопросы лично к Бочарову.
Некоторые исследователи в один голос твердят о причастности майора Бочарова к гибели штабной группы 33-й армии и командарма Ефремова. До сих пор нет ответа на вопрос, какую операцию проводила немецкая разведка силами абверкоманд и подразделений специального назначения. Исследователи оперируют лишь разрозненными данными, фактами и именами – «Ивар», «Старшина с радисточкой», «Профессор», группа из «Бранденбург-800», мгновенная утечка информации из штаба 33-й армии, поразительная осведомленность немцев в выборе маршрута движения штабной группы и встреча ее отдельными заслонами (несколько пулеметов и кочующий танк), – и эти обрывочные факты и имена никак не складываются в единую линию сюжета. Который несомненно существовал.
Если допустить, что Бочаров уже там, в окружении под Вязьмой, выполнял некую, можно предположить, не второстепенную роль в попытке захвата генерала Ефремова вместе с его штабной группой, что имел непосредственную связь и с «Иваром», и со «Старшиной», а возможно, был кем-то из них, то многое сразу становится понятным[52]. Оборванная цепь сюжета восстанавливается.
Пока никто из исследователей гибели 33-й армии этой темой всерьез не занимался.
Судя по дальнейшей биографии Бочарова, он был способен на многое. После Осинторфа служил заместителем начальника организационно-пропагандистского отдела, был в прямом подчинении генерал-лейтенанта Жиленкова. С осени 1943 года служил во Франции. Можно предположить, что в это время он выполнял разведывательно-диверсионные задания. Под псевдонимом. Зимой 1944/45 года по распоряжению генерала Власова переведен в Германию. Заметьте, обстановка на фронтах резко ухудшается, судьба Третьего рейха предрешена, и Власов переводит надежного человека поближе к себе. Примерно в это время Бочарову присвоено звание полковника РОА. В марте 1945 года он становится личным представителем Власова в штабе походного атамана Казачьего стана генерал-майора Доманова. Что-то наподобие члена Военного совета в Красной армии. 13 мая 1945 года арестован британскими спецслужбами в Лиенце (Австрия). Отправлен в лагерь Рамини (Италия). Бежал оттуда в январе 1946 года и скрывался в Риме где-то в католическом монастыре. В 1948 году, не без помощи католиков, выехал в Аргентину. Жил в Буэнос-Айресе. Работал по довоенной специальности – инженером. Советское образование помогло неплохо зарабатывать на жизнь. В 60-х годах был председателем Совета отдела Союза борьбы за освобождение народов России. Умер в 1988 году.
Судя по удивительной способности выходить почти сухим, но зато из любой воды, этот человек имел тот потенциал, который нужен был человеку, способному вполне успешно действовать в обстоятельствах, сложившихся зимой – весной 1942 года в районе Вязьмы – Юхнова – Дорогобужа – Всходов. Смоленскому Комитету и штабу РННА в Осинторфе нужен был советский генерал, полководец из народа, за которым бы пошли солдатские массы, за которым бы из немецких концлагерей буквально повалили тысячи, сотни тысяч на борьбу с «жидобольшевизмом». И генерал Ефремов, и генерал Белов на эту роль вполне годились. С генералом Лукиным, который только что пережил тяжелейшую операцию по ампутации ноги, у руководства РННА не получилось. Вот почему Бочаров на допросе наговорил генералу Казанкину на Лукина. «Отомстил» за то, что тот послал их по заслуженной инстанции. Не вышло и с генералом Ефремовым – в последний миг тот застрелился, видимо поняв, в какую ловушку угодил.
Оставался генерал Белов.
Генерал Белов на эту роль подходил идеально. Кавалерист, которого многие считали казаком. Родился в городке Шуе под Иваново-Вознесенском. Внешне чем-то похож на генерала Корнилова. Такой же сухощавый и живой, с калмыцким прищуром глаз. В Первую мировую воевал в гусарском полку.
Белов был из тех генералов, для которых честь выше прочего. Он знал цену человеческой жизни, а потому, посылая своих солдат на смерть, делал все для того, чтобы обеспечить каждый бой каждого своего подразделения наибольшим ресурсом для благоприятного его исхода. Характер имел прямой. Порой эта его прямота приводила к конфликтам с вышестоящим начальством. Именно поэтому так медленно продвигался по служебной лестнице. В июне 1942-го, сразу по выходе корпуса из окружения, он получил 61-ю армию и с нею прошел до Берлина. Воевал с первого дня до последнего. Три ордена Суворова 1-й степени. Наивысшая оценка полководца в годы Великой Отечественной войны! Орден Суворова среди полководцев котировался выше ордена Ленина.
Чтобы не быть голословным, приведу один любопытный документ. Предыстория его появления такова. Командир 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, на которой, по сути дела, держался весь корпус, заболел, и его срочно вывезли в Москву на операцию. После операции и выздоровления в дивизию не вернулся. 8 мая 1942 года генерал Белов, потеряв всякое терпение, телеграфирует Жукову: «Главкому Жукову – 8.5.42 г. Командир 2 гв. кд генерал Осликовский не выполнил моего приказа о вылете ко мне. Затянув дело с отлетом, он, видимо, добился зачисления академию ГШ. Прошу нарушить мирную жизнь Осликовского и выслать его ко мне командовать дивизией.
Белов, Щелаковский».
Возможно, до Белова дошла информация о том, что его подчиненный, которому место в штабе 2-й кавдивизии, действительно зачислен в академию. Но возможно и другое. Были случаи, когда командующий войсками Западного фронта, спасая командиров дивизий от гнева командармов, направлял их на учебу. История с генералом Кондратьевым, полковником Тётушкиным и комбригом Онуприенко, на совести которых – в той или иной мере – гибель Западной группировки 33-й армии. Кондратьев, начальник штаба Восточной группировки 33-й армии, запойно пил в Износках и вместо помощи ушедшим под Вязьму с больной головы отдавал нелепые приказы на взятие хорошо укрепленных немецких опорных пунктов, истощая последние боеспособные части 33-й армии. Каждая новая атака вырвала из списочного состава армии роту, батальон или два, не принося никакой реальной пользы окруженным. Комбриг Онуприенко, исполнявший обязанности командующего группировкой войск в районе Износок, своими нерешительными действиями имитировал действия по расчистке коридора к Вязьме и не достиг решительно никаких результатов, чтобы коммуникации обеих группировок 33-й армии вновь были восстановлены. Начальник штаба 338-й стрелковой дивизии полковник Тётушкин за самострел и вовсе был понижен в звании до майора. Но ухитрился со своим «ранением» влезть в самолет, на один из последних рейсов, и благополучно вылететь из окружения. Находясь в офицерском резерве Западного фронта, вскоре получил стрелковую дивизию. Правда, командуя ею, совершил ряд нелепых действий, показав свою профессиональную несостоятельность, и был переведен на должность начальника армейских курсов младших лейтенантов. Все правильно: не умеешь командовать – учи, как надо командовать…
Так что Жуков мог воспринять телеграмму Белова как завуалированный упрек, исполненный иронии. В этом случае, учитывая характер Жукова, командир корпуса сильно рисковал.
Но вернемся к окруженным, под Дорогобуж.
Ни 10-я, которой в то время командовал генерал Попов, ни 50-я генерала Болдина осуществить достаточный удар навстречу группировке генералов Белова и Казанкина уже не могли. К тому времени армии уже израсходовали все свои ресурсы в позиционных боях за овладение опорными пунктами.
Рота, которую по нескольку раз в сутки бросают на опорный пункт, в котором сидит такая же рота о трех-пяти пулеметах, двух-трех минометах и противотанковом орудии, становится взводом уже на вторые сутки, а потом сидит в обороне, доедает убитых лошадей, ждет, когда вернутся из лазарета трое-четверо из тех, кого не отправили на излечение дальше в тыл, и ни о каком наступлении уже не помышляет.
10-я армия наступать не могла. Она попросту не имела для этого достаточных сил и огневых средств. Да и продвигаться дальше, без обеспечения флангов, было опасно – ударят под основание прорыва, отрежут.
Приказ на выход войскам генералов Белова и Казанкина был отдан 5 июня 1942 года. Началась последняя, сложнейшая операция окруженных.
Конники и десантники выходили несколькими потоками. Маршруты пролегали далеко не по кратчайшему пути. На выходе их ждали усиленные заслоны немцев и полицейских частей. Генерал Белов учел трагический урок 33-й армии. Лбом стену не проломишь. Для некоторых групп кружной путь составлял 160–200 километров. Для измученных непрерывными боями, недоедавших уже несколько месяцев, обносившихся людей этот марш был невероятно трудным.
Из «Полевого дневника» П.А. Белова: «Двигаясь по ночам через леса и болота, к 16 июня наша группа около села Шуя подошла к Варшавскому шоссе. Здесь нас встретили пехота и танки противника, которые простреливали шоссе и подступы к нему артиллерией, минометами и пулеметами. Перед прорывом через шоссе я собрал