Расположение штабов полков и дивизии пленному неизвестно в связи с отступлением их частей.
Номер полевой почты 12-й роты 306-го пп – 1101 Е.
Фамилий командиров рот и полка не знает, так как командиры рот ранены и выбыли из строя, а про новых не слыхал.
Пленному известно о действиях союзных войск в Италии и о взятии нашими войсками на юге г. ХАРЬКОВА, ТАГАНРОГА и вообще об отступлении немецких войск.
Показания пленный давал охотно»[111].
Документы разведотдела 326-й стрелковой дивизии рассекречены совсем недавно. Никто из исследователей эту свеженькую и довольно объемную папку еще не потрошил. А потому, дорогой мой читатель, дадим волю обширным цитатам. Документы уникальные, и пора запустить их в самый широкий оборот.
На закрутовском рубеже во время наступления разведчики захватили еще одного пленного. Им оказался обер-ефрейтор Алоиз Претцер из 13-й роты 78-го пехотного полка 26-й пехотной дивизии. Вот его опрос:
«26-я пд в составе полков 39, 77 и 78-го прибыла на данный участок фронта из-под ОРЛА.
Все три полка в первой линии и все 2-х батальонного состава. Во взводе от 35 до 40 человек солдат. В полку до 500 активных штыков, в батальоне до 200 солдат.
В настоящий момент роты имеют до 50 человек личного состава, так как потери в роте 20 убитыми и 15 ранеными. Пополнения не поступало.
На вооружении роты 4 ручных пулемета и 2 станковых. Кроме того, 2 миномета 50-мм. Остальное вооружение карабины и винтовки.
Задача, поставленная полкам, – удерживать занимаемый рубеж, не допуская дальнейшего продвижения русских войск.
Пленному хорошо известно, что на р. ДЕСНА строятся оборонительные позиции и укрепления, но которые еще не готовы, так как начали строиться 14 дней тому назад силами солдат 38–40 лет.
Пленный показал, что получен приказ на планомерный отход частей германской армии до рубежа р. ДЕСНА. Отход должен происходить под прикрытием, по нескольку клм в сутки. На 3.09.43 должны отсупить якобы на 15 клм к реке СНОПОТЬ. Сейчас происходит усиленная эвакуация складов и обозов за р. СНОПОТЬ.
Пленному также хорошо известно, что артиллерия 26-го ап отводится в тыл. Батареи 3-х орудийного состава, в дивизии 6 батарей.
Пленный был в отпуске в Германии на родине в районе КЁЛЬН. Был также в г. ДЮССЕЛЬДОРФ и ряде других небольших городов РУРСКОЙ обл. Везде, показал пленный, царит опустошение и разорение войной. Кроме того, начинает ощущаться недостаток продуктов питания. Среди солдат растет недовольство. Пленный привел пример, когда в его роте расстреляли двух солдат за неподчинение и выражение недовольства.
Пленному хорошо известны события на Южном фронте, об отступлении германской армии, о взятии русскими войсками Харькова, Таганрога и ряда других городов. Известно также, что их армия отступает на всем фронте.
Показания пленный давал охотно»[112].
На Снопоти ударную группу 10-й армии, в которую входила и 326-я стрелковая дивизия, немцы остановили. В ночь на 9 сентября разведчики 1097-го полка в районе Нижних Барсуков переправились через Снопоть, ворвались в немецкую траншею и завязали бой. Бой был коротким. Немцы оказали яростное сопротивление. Вначале, ошеломленные внезапным налетом, отошли в глубину своей обороны. Но вскоре пришли в себя и начали готовить контратаку. Чтобы не оказаться отрезанным в чужой траншее, разведотряд вынужден был не мешкая отойти за Снопоть. С собой прихватли раненого обер-ефрейтора. Документы пленного указывали на его особую ценность: обер-ефрейтор служил при штабе 3-го батальона 306-го полка 211-й пехотной дивизии.
Но дотащить немца до своей траншеи живым разведчики не смогли, тот умер от потери крови. Так что в разведотдел штарма-10 были отправлены «личный номер и солдатская книжка умершего»[113].
Личный номер – это личный регистрационный номер солдата вермахта, выбитый на жетоне.
В воздухе в эти дни постоянно висела «Рама», вела наблюдение за передвижением частей 326-й стрелковой дивизии и корректировала огонь своей артиллерии и минометов. Как всегда на промежуточных рубежах, огнеприпасов немцы не жалели. Интенсивными обстрелами и артналетами компенсировали нехватку солдат в своих окопах. И это, следует признать, им вполне удавалось.
Но немцам не удалось главное: на Десне удержать свою оборону они не смогли, фронт их разваливался. Дивизии соседних 50-й и 49-й армий, продвинувшись глубоко вперед, стали угрожать не только флангам, но и окружением. А этого немецкие генералы допустить не могли. Боевой состав батальонов и рот и без того был малочисленным из-за больших потерь, притом что пополнения из Германии не поступало. Фюреру уже некого было дать своим генералам. Разве что русские формирования. Так называемые четвертые батальоны, которые формировались из перебежчиков, бывших военнопленных, а также бывших бойцов и командиров Красной армии, оказавшихся на оккупированной территории и добровольно вступивших в ряды различных коллаборационистских формирований вермахта. С ними столкнулись дивизии ударной группировки 10-й армии в районе Снопоти и на Десне. Однако никакой существенной силы подразделения власовцев не представляли. К тому же немцы им не особенно-то и доверяли. Слишком частыми были случаи, когда «хиви» целыми взводами, ротами и батальонами со всем снаряжением и оружием переходили на сторону Красной армии или бесследно исчезали в лесу, присоединяясь к партизанам.
Документы разведотдела 326-й стрелковой дивизии рассекретили совсем недавно. Однако, по всей вероятности, далеко не все материалы, донесения и сводки, а также протоколы допросов пленных попали в эти ставшие доступными для исследователей папки. К примеру, нет боевых донесений и сводок, относящихся к периоду овладения закрутовским рубежом, который был оставлен противником в первых числах сентября 1943 года. Нет данных за период боев на подступах к Рославлю и действиях разведки во время уличных боев в самом городе.
Прошлое иногда удивительно легко и настолько же опасно проникает в будущее, при этом угрожая настоящему. Тот, кто заведует прошлым, должно быть, постоянно имеет это в виду…
«Сидор» со взрывчаткой тащил Якут.
Леша Павлов был настоящий якут с Вилюя. Никто не знал, за что он попал в штрафбат. Командовал эскадроном в кавалерийском полку. Покладистыый, малоразговорчивый. Чернокутов, недоумевая, за что такого могли упечь в «шуру», спросил его как-то, но тот только пожал плечами и сказал:
– Зови меня просто – Якут. Якут так Якут. Так и подружились. Впереди, метрах в ста и немного правее пулеметного блиндажа, к которому они ползли по минному полю, находился окоп немецкого боевого охранения. Вечером перед заходом солнца, когда капитан Чухлатов повел Чернокутова на передовой НП, в стереотрубу было хорошо видно, как немцы углубляли окоп, выкидывали на бруствер землю. Теперь надо было его обойти стороной.
Впереди полз Дыбиц. Он щупал немецким штыком пашню. Вскоре пашня кончилась. Пошел луг. Значит, окоп боевого охранения уже позади. Скоро речка. Дыбиц полз правильно – все время держал правее. Подальше от немецкого охранения и переезда через речку. На переезде наверняка густо наставлено мин.
Вскоре они выползли к болотцу. И Чернокутов сразу сориентировался. Вспомнил это болотце – разглядвал его в стереотрубу. До блиндажа на том берегу оставалось метров восемьдесят.
Полезли прямо через болото. Так же тихо и благополучно миновали речушку. По берегу тянулись колья с колючей проволокой. Нашли впадину, где можно было проползти низом, выбрались на пологий склон. Замерли.
Блиндаж должен быть правее. От него они отклонились, когда обходили боевое охранение на том берегу.
Взлетела ракета. Следом за ней другая. Ракетник находился вверху, похоже, что возле блиндажа. К нему и решили подойти.
Ползли вдоль второго ряда колючей проволоки. Дыбиц вдруг замер, толкнул Чернокутова сапогом. Мина. Дальше ползли осторожнее. Время от времени Дыбиц снимал очередную противопехотную мину, толкал Чернокутова сапогом – можно двигаться вперед.
Справа и слева постукивали дежурные пулеметы. То один, то другой. А этот молчал. Ждал рассвета, когда штрафной батальон капитана Чухлатова пойдет на прорыв.
Чухлатов так и сказал: эта огневая точка – ваша, не ударят немцы из блиндажа, не сорвут атаку батальона, будет вам, всем троим, законная амнистия.
Доберись до него…
Спустились в глубокую воронку. Похоже, от авиабомбы не меньше «пятисотки». Взрывом разорвало колючку. Немцы разрыв кое-как восстановили, но внизу можно было свободно пролезть. Пока решили никуда не лезть. Отдышаться. Проверить оружие. Слушать и наблюдать.
Даже в темноте отсюда хорошо просматривались очертания поймы на той стороне речушки, где проходила линия окопов, где сейчас коротали ночь штрафники в ожидании рассвета.
– Надо разведать, как к нему подойти, – прошептал Чернокутов. – Якут, пойдешь ты.
Якут молча полез под проволоку. Вскоре исчез среди кустарника. Он двигался, как таежный зверь, учуявший свою добычу.
Чернокутов знал, что Якут выполнит приказ и вскоре благополучно вернется.
И Якут вернулся.
– В блиндаже тихо. Пулемет убран. Часовых двое. Оба – в траншее рядом. Едят рыбные консервы.
– Консервы? Откуда знаешь? – так же шепотом спросил Чернокутов.
– Ветер – оттуда, – ответил Якут. – Подходить самое время. К утру ветер может уснуть.
Снова взлетела ракета. Глаза Якута блеснули. И он прошептал сквозь стиснутые зубы:
– Они.
Теперь они ползли вдвоем – Чернокутов и Якут. Дыбиц с мешком, набитым взрывчаткой, остался ждать в воронке.
Если не будет шума, он приползет к ним через полчаса. Если у них ничего не выйдет, попытается на рассвете взорвать блиндаж в одиночку.
В окопе у немцев стояла тишина.
Якут пополз первым. Вскоре там послышалась возня. Когда Чернокутов перемахнул через бруствер, он увидел, что оба немца, привалившись друг к другу сияющими под луной касками, сидели под дощатым навесом, а Якут вытирал о полу шинели одного из них свой охотничий нож. Свой нож он привез с Вилюя и умудрился сохранить, даже попав под трибунал, когда у него отняли все, даже брючной ремень.