— Два раза — можно ехать, три — гони быстрее, беспорядочный звон — сигнал опасности. Ты поняла? — инструктировал утром Пубок во время завтрака.
— Конечно поняла. А вот скажи, дружочек, есть сведения о напасти, угрожающей мне? — мягко взяв под локоть, отвела в сторонку главу безопасности королевства. Пусть пока ещё неутвержденного, зато активно действующего.
— Нет такой информации, но поберечься следует. Ещё разгильдяй твой куда-то запропал. Вернётся — взгрею от души, — ворчал побратим.
Возвращение Виктора было громким. Похоже, он видел, как подали экипаж, но не поспевал к посадке, потому бежал следом и по-русски орал во всё горло.
— Прости, проспал немного, — сияя слегка помятым небритым лицом, источая лёгкий алкогольный перегар и едва уловимый шлейф женского парфюма, каялся запыхавшийся Виктор. — Обещаю, что больше такого не повторится.
— Ехал бы сразу к павильону, где и встретились бы. Знаешь ведь, что я там каждое утро бываю, — отмахнулась я и от обещаний, и от раздражающих негативными воспоминаниями запахов.
— Ну да! А кто тебя сопровождать в дороге будет?
Мы старательно избегали слово «охранять», не желая будить лихо.
— Пубок выделил мне из своей службы человека. На козлах рядом с кучером сидит. Кстати, ты постарайся пару-тройку дней не попадаться ему на глаза. Зол он на тебя очень, — предупредила спутника.
— За что?! — изумился парень.
Пришлось рассказать о вечернем приключении.
— Вот душой чувствовал, что надо было проводить тебя до двери! — стукнул себя по колену Виктор.
— Хорошо, что не провожал, — задумчиво ответила я, — кто знает, как бы эти служивые обошлись с тобой. Могли и по голове приложить крепко.
В павильоне и вокруг него кипела работа. Сновали мастера и их помощники, стучали молотки и шуршали пилы, а голоса множества людей, слившись воедино, напоминали гул пчелиного роя. Входя внутрь, я как бы случайно дотронулась ладонью до ткани, проверяя магический резерв артефакта. Немного поправив чары, увидела спешащего к нам распорядителя:
— Леди Агапи, доброе утро! — парень хоть и улыбался, кланяясь, но в глазах был вопрос и растерянность.
— Доброе утро, лэр Доксин. Позвольте выразить вам соболезнования в связи со скоропостижной смертью вашего дядюшки, — поприветствовала в ответ.
Виктор, кивнув, тоже что-то пробормотал.
— Мне кому дела сдавать? — так тихо, что я едва расслышала, спросил распорядитель.
— Какие дела? Почему сдавать? — не поняла я.
— Так наша семья изгнана из столицы. Сегодня рано утром прибыл нарочный с приказом в течение часа освободить дом на площади и выехать в родовую усадьбу бабушки, — покраснев от стыда, объяснил Лют.
— Вы живёте в доме на площади? — уточнила я.
— Нет, леди, что вы! Мы с матушкой и сёстрами живём неподалёку, — собеседник кивнул куда-то за стену павильона. — Матушка недолюбливает бабушку и не желает жить с ней под одной крышей. Говорит, что она… Ой, простите, леди, это дела семейные.
— Если так, то ни вас, ни вашей матушки и сестриц распоряжение не касается. Продолжайте спокойно работать и жить. Покажете, что за вчерашний день сделано?
Успокоившийся насчёт своей дальнейшей судьбы Лют Доксин поспешил отчитаться о проделанной работе.
Изначальная пустота павильона довольно быстро преображалась в будущую ярмарку. У торговцев, получивших по жребию свои места, был выбор: ставить бесплатный прилавок, предоставленный организаторами, или обустроить свой. Но следивший архитектор не позволял индивидуальным проектам выделяться сверх меры. Наверное, поэтому большинство выбрало стандартные лотки, но украшали на свой вкус и потребность.
— Лэр Доксин, вчера я беседовала с господином канцлером. Мне показалось, что это не он надоумил продавать торговые места. Не такой человек был.
—Конечно же не канцлер, леди! — замахал руками распорядитель, словно отгонял нечто страшное. — Но родни у нас слишком много. И советы давать любят все. Заехал третьего дня кузен матушки, походил, посмотрел и начал советовать. Первый день в должности, голова кругом, рад любой помощи. Вот и… Потом сам понял, какую глупость сотворил. Да и матушка вечером чуть ухо не оторвала, приговаривая, что не в нашем случае родичей слушать. Спасибо вам, леди, что смогли так быстро разрешить ситуацию.
Одно ухо у Доксина действительно было припухшим и красным. Видно, строга у парня матушка и родню свою не слишком любит.
Глава 10
Увидев подъезжающий к усадьбе экипаж, мальчишка, без дела топтавшийся у ворот, со всех ног бросился во двор.
— Докладывать побежал, — хмыкнул Виктор, выпрыгивая из повозки и подавая мне руку.
Дом Таты прятался за деревьями, окутанными нежной дымкой начавшей пробиваться зелени. Крепкая каменная ограда, обсаженная вечнозелёным кустарником с крупными ярко-красными ягодами, не казалась массивной. Виноград, плетущийся по арочным перголам для затенения ведущей к дому дорожки от летнего зноя, подрезан и подвязан. Первоцветы, высаженные на клумбах и в вазонах, восхищали яркой пестротой. Во всем чувствовалась любовь к красоте и порядку.
— Леди, вы приехали! — всплеснула руками Тата.
Она была искренне рада нашему визиту, но, кажется, до последней минуты не верила, что я приеду. Чай для гостей накрыли на террасе с видом на горы.
— Леди, почему вы решили мне помочь? — вдруг спросила хозяйка дома. Похоже, этот вопрос ей не давал покоя. Непонятная девица ухватилась за идею распродать плесневелый сыр. Что из этой авантюры получится? Ох, не пожалеть бы…
— Лэра Тата… — начала было я, но она меня перебила.
— Леди, зовите меня просто по имени, — она смущённо улыбнулась своей дерзости, — если можно, конечно.
— Можно, если вы будете меня звать Агапи. Без «леди», — улыбнулась я в ответ и шутливо добавила, — если можно, конечно.
Мы рассмеялись, лёд настороженности и недоверия растопился. Надеюсь, что полностью.
— Так вот, Тата, вы покорили меня своей решимостью и бесстрашием.
— Я? — захлопала пушистыми ресницами женщина. — Да когда же?
— В тот самый момент, когда на мой вопрос: «Кто сможет?» вы ответили: «Я могу». Принять ответственность за соседей, знакомых, коллег — это непросто. Иногда опасно. По себе знаю, — грустно улыбнулась, вспомнив, как бросилась вытаскивать из прудика Масяни проклятый камень, — но достойно уважения.
— Ле… Ой! Агапи, — шёпотом привлекла моё внимание Тата и взглядом показала на Виктора. Парня, утомлённого ночными баталиями в весёлом доме, после чая сморил сон. Свесив голову на грудь, он сладко посапывал, — может, его проводить в гостевую комнату? Пусть поспит, пока мы обсудим наши дела?
Я не возражала. Легко похлопала друга по плечу и предложила переместиться для сна в более удобное место. Сонный гулёна не стал спорить и поплёлся за слугой в отведённые ему покои. Весеннее солнышко переместилось за дом, погрузив террасу в тень. Стало зябко, и хозяйка пригласила меня в дом.
— Какую цену вы намерены просить за ваш сыр? — задала я первый вопрос хозяйке уникального сыра.
— Так как у всех, наверное. Самый дорогой стоит двадцать медяшек за четверть головки. Мой сыр новый, спроса пока нет. Буду просить пятнадцать медяшек, а тем, кто торговаться будет, так и за десять отдам, — отвечала Тата без раздумий. Было похоже, что этот вопрос она уже обдумывала не раз. Но увидев, что я отрицательно качаю головой, переспросила: — Вы не согласны?
— Ваш сыр можно продать намного дороже. Но для этого необходимо подготовиться. Первое — во что вы будете одеты?
— Так во что… Как все. Платье, передник, берет, чтобы волосы покрыть.
— Вам нельзя «как все». Вы должны быть одеты приметно. Дорого и ярко. Покажите мне свои платья, которые на выход надеваете.
Тата провела меня в свою комнату и открыла шкаф.
— М-да… Так мы сыр не продадим, — разочарованно пробормотала я.
Два атласных платья. Одно невнятного цвета серой мышки, другое бледно-голубое, как знойное небо июля. Компанию им составляло коричневое шерстяное с белым воротничком и манжетами, похожее на форму советских школьниц, только длиной не до колен, а в пол.
— Это всё? — я с грустью рассматривала печальные наряды моей новой знакомой.
— Всё. Мне и это без надобности. Работы много, а времени свободного мало, чтобы по гостям или на прогулки в город ездить. Да и куда одной-то идти? — она замялась, покраснела слегка. — Неприлично женщине одной гулять.
Ох, уж эти их законы приличия, вздохнула я, но высказываться не стала. Чужой монастырь.
— Вот матушка модница была, а батюшка её баловал — у лучших портних платья заказывала. Не в неё я пошла, — мельком взглянув в зеркало и поправив выбившийся локон, с грустью констатировала Тата. — Хотите посмотреть на её наряды?
— Покажите, — без всякого энтузиазма согласилась я, думая о том, где в два последних дня до фестиваля купить для Таты что-то, соответствующее моему плану.
Комната, в которой когда-то жили родители хозяйки дома, располагалась на втором этаже и занимала почти весь уровень. Светлые шторы обрамляли не затенённые растительностью окна. Гобелены с пастушками на стенах, широченная кровать под балдахином, огромный резной платяной шкаф с зеркалом во весь рост — светло, просторно и уютно. Полная противоположность подчёркнутой аскетичности комнаты Таты.
— Вот, смотрите, — позвала меня женщина.
Обернувшись на скрип гардеробной дверцы и голос хозяйки, я чуть было не упала, ослеплённая радугой ярких нарядов. Изумрудный, жемчужный, ультрамариновый, алый. Шёлк, атлас, бархат.
— Мама дорогая, какое богатство! — взвизгнула я, не сдержав эмоций. — Примерять! Немедленно всё примерять!
— Агапи, это невозможно! — начала было закрывать резную дверь шкафа наследница потрясающего гардероба. — Это память. Как я могу осквернить её тем, что буду сыр в этом, — она кивнула в глубину, пахнущую лавандой, — для покупателей нарезать?
— Память о матушке вашей, милая моя Тата, так не осквернить. А вот то, что вы заперли её любимые наряды в тёмном шкафу, не даёте себе возможности радоваться и наслаждаться жизнью, вряд ли бы ей понравилось, — заметив сомнения на лице собеседницы, я продолжила. — Да и Светлый вас упаси нарезать сыры на прилавке. Необходимо все упаковать заранее. Жаль, что нет бумаги с вашим знаком, но это позже сделаете обязательно.