Афродита.
– Я так боялась потерять тебя, – шепчет богиня любви. – Бедный Мишель. Как тебе было трудно жить среди стада смертных.
Она обнимает меня.
Лежа на постели, я озираюсь. Это комната в ее дворце. Все вокруг розовое, как в волшебной сказке. На насестах сидят лукаво улыбающиеся херувимы с луками за спиной. Они прилаживают оперение к стрелам. В банках сидят сердца с ножками, такие же, как то, которое мне когда-то подарила Афродита. Они подпрыгивают от нетерпения, так им хочется кого-нибудь полюбить.
Богиня любви страстно целует меня, но я не отвечаю ей.
– Я боялась, что ты сойдешь с ума. Жить среди людей – все равно что жить среди… обезьян!
– Смертные – такие же мужчины и женщины, как мы.
– Мы уже не мужчины и женщины, – поправляет она меня. – Мы боги!
Она прижимается ко мне, трется об меня грудью.
– Твоя ссылка на Землю-18 была такой несправедливостью! Странно, должно быть, оказаться там… как в зоопарке.
Странное место – это как раз Эдем. Но это не зоопарк, это скорее сумасшедший дом. На Олимпе эго раздувается до невообразимых размеров. Каждый бог тут – воплощение какого-нибудь невроза или психоза. Афродита – истеричка, Зевс страдает манией величия, у Ареса паранойя и так далее.
– На Земле-18 было нормально, – говорю я. – Притязания смертных гораздо разумнее, чем амбиции богов.
– Что там могло быть нормального, среди этих шахматных фигур? Притязания? Не хватало еще, чтобы у смертных были притязания!
Я отстраняюсь.
– Мы тоже фигуры в чьей-то игре, – возражаю я.
– Это совсем другая игра!
– Кто знает…
Афродита больше не слушает меня.
– Поцелуй меня, Мишель. Я так старалась вытащить тебя из этой крошечной тюрьмы. Эдмонд Уэллс просто участвовал в моем проекте. Теперь мы сможем любить друг друга, и никто нам не помешает быть вместе.
– Я ничего у тебя не просил. У меня все было хорошо. Счастье можно обрести в любом мире. Наверху или внизу. Вопрос не в масштабе, росте или месте. Все дело в том, как к этому относиться.
Афродита не понимает моей холодности.
– Что происходит, Мишель? Ты какой-то странный.
Я встаю и иду в ванную, чтобы умыться. С трудом узнаю себя в зеркале. Опыт жизни на Земле-18 и превращение в атомную пыль изменили меня. Я осунулся. Превращения, которые я пережил в сознании, с одной стороны, дали мне возможность узнать, что я могу превращаться в пыль, с другой – напомнили, как тяжело иметь тело из плоти. У меня круги под глазами, кожа обтягивает скулы, я тоскую по тому времени, когда был чистым духом. Я долго стою под ледяным душем. Надеваю тогу, обуваю кожаные сандалии.
– Эдмонд сказал, что я должен срочно вернуться на Эдем. Зачем?
– А разве я – это не повод вернуться?
Она разочарованно смотрит на меня. Потом берет себя в руки.
– Ладно. Я скажу тебе, в чем дело. Пока тебя не было, тут произошли страшные вещи.
Я возвращаюсь в комнату и вижу, что Афродита сидит, опустив глаза, и явно не знает, как рассказать о случившемся.
– Что случилось?
И тут я слышу крики. Я подхожу к окну и вижу стаю грифонов, которые дерутся в небе. Львы с орлиными крыльями яростно раздирают друг друга на куски. Они кружатся, выписывая огромные восьмерки. Раненые падают вниз, как сбитые самолеты.
Эдмонд Уэллс, едва волоча ноги, входит в комнату. Похоже, его тоже измотали последние превращения. Его глаза ввалились, он бледен.
Мой бывший учитель смотрит на Афродиту. Он хочет знать, рассказала ли она уже мне обо всем. Она качает головой и предлагает нам поговорить в ее гостиной-будуаре. На стенах висят картины, изображающие самые знаменитые истории любви из истории разных цивилизаций. Это женщины, бросающие друг на друга сладострастные взгляды, пары мужчин, пары женщин, на некоторых картинах изображены целые группы или люди с животными. Эта выставка лишний раз демонстрирует, что у любви множество форм.
Крики дерущихся грифонов не смолкают, и Афродита закрывает ставни. Она приносит нам какой-то напиток со вкусом имбиря.
Эдмонд Уэллс мрачен. Я еще не видел его в таком состоянии.
– Я и подумать не мог, что все так обернется, – говорит он. – Мы, боги, привыкли быстро решать проблемы, но это, как правило, проблемы смертных. Но никто из нас не может погасить конфликт между богами.
И они наконец рассказывают мне, в чем дело. После того как меня сослали на Землю-18, мой бывший друг Рауль Разорбак, победивший в финальной игре, под звуки фанфар миновал ворота и вошел на Елисейские Поля.
– Сейчас Рауль идет за своей наградой, – говорит Эдмонд Уэллс.
Как только Рауль скрылся из виду, жители Олимпии вернулись к своим обычным занятиям. Последних учеников выпуска-18 превратили в химер. Жан де Лафонтен и Рабле стали кентаврами. Симона Синьоре и Эдит Пиаф стали сиренами. Тулуз-Лотрек – двухголовым драконом. Бруно Баллар, Густав Эйфель и Жорж Мельес – грифонами и, может быть, как раз сейчас дерутся за окном.
После игры боги-преподаватели, хариты, полубоги завершили уборку и взяли три дня отдыха, прежде чем приглашать следующий курс.
– В этот раз мы собирались приглашать мексиканцев, – вставляет Афродита.
В комнату влетают ангелочки и что-то шепчут ей на ухо. Богиня встает и просит нас подождать. Когда она возвращается, на ее тоге синие пятна. Она расставляет шесты, вроде тех, на которых сажают попугаев, и ангелочки рассаживаются на них.
Афродита поправляет прическу. Некоторые ангелочки перелетают через комнату и усаживаются на ее плечах, как птицы.
Богиня наливает им немного нектара в цветочные бутоны. Она и мне протягивает чашку нектара, но я предпочитаю крепкий кофе. Один ангелочек тут же летит за ним на кухню.
Афродита продолжает рассказ:
– Мы долго ждали этих мексиканцев. День, два, три, неделю. Месяц. Мы никак не могли понять, почему они так задержались. Известно, что иногда администрация Империи ангелов бывает перегружена и отправка душ задерживается. Мы ждали задержавшихся так же, как самолет – опаздывающих пассажиров. Но мексиканцев все не было. Мы по очереди дежурили на пляже. Мы смотрели на небо, ожидая прибытия избранных душ…
Я вспоминаю свое прибытие на Эдем. Я превратился в метеорит и камнем упал в море.
– Но ничего там не дождались. Зато кое-кто явился с горы. Сам Зевс вышел к нам из леса. Он был еще выше, чем тогда, когда разрешил тебе снова попытать счастья на финале, – говорит Афродита. – Он был десяти метров ростом. Он собрал всех обитателей Эдема в амфитеатре, а сам встал посреди. В руках у него был тяжелый мешок. И он произнес речь.
Афродита меняется в лице. Она нервно вцепляется в мою руку.
– Зевс рассказал о «другой» горе. О том, что над богами есть Великий Бог.
– 9… – шепчу я.
– Он называл его Богом Творцом. Мы все были потрясены. И он сказал, что получил от него указания.
Афродита и Эдмонд переглядываются, потом опускают глаза.
– Указания, – повторяет Афродита. – Он сказал, что все закончено. Окончательно.
– Это шутка?
– Он сказал: «Учеников-мексиканцев не будет. Вообще не будет никаких учеников. Больше ни одного выпуска. Школа богов закрывается. Тут все закончено».
Я вспоминаю, что, когда пришел к Зевсу, царь Олимпа предполагал что-то в этом роде. Он думал, что Бог Творец устал и хочет остановить игру.
Ангелочек подлетает ко мне, зависает перед лицом, медленно порхает вокруг, как луна вокруг планеты, потом возвращается к остальным, что-то шепчет им, и они заливаются смехом.
Афродита машет на них рукой, и они умолкают.
– После этого объявления Гермес спросил: «И что теперь будет?» Зевс ответил: «Здесь больше ничего не будет. Вам остается только ждать смерти». И это было вторым потрясением. Зевс сказал, что, раз школа закрывается, он больше не будет поддерживать Систему. И тогда Бог Творец отобрал у обитателей Эдема бессмертие.
– И у Зевса тоже?
– Разумеется. Зевс сказал, что он вернется к себе во дворец и ляжет спать, дожидаясь смерти, чтобы заснуть последним сном. Потом он открыл свой мешок и вытащил из него сферу трех метров в диаметре. Он сказал: «Вот, это настоящая. Развлекайтесь. Оставляю ее вам на память». Он взял свой анкх и добавил: «Подождите-ка, я уменьшу ее, чтобы ее можно было поместить в музей». Он нажал кнопку, и диаметр сферы уменьшился до пятидесяти сантиметров.
– Он отдал вам настоящую Землю-18! Ту, где я находился!
– Чтобы показать нам, что действительно больше ничто не имеет значения. Потом он грустно усмехнулся, превратился в лебедя и улетел на вершину своей горы.
Я начинаю понимать.
– Я вышел из леса, чтобы послушать, что скажет Зевс, – говорит Уэллс, – а боги-учителя даже не обратили на меня внимания. Все теперь было неважно.
– Мы все были совершенно оглушены всем этим. Совершенно оглушены, – вздыхает Афродита.
– Как рабочие, когда завод закрывается, – кивает Уэллс.
– Наша жизнь потеряла смысл. Оставалось только стареть, болеть и умирать.
Я вдруг осознаю, что был бессмертным среди смертных. А теперь, вернувшись на Эдем, стал смертным среди бессмертных.
Юмор. Парадокс. Перемены.
Я вспоминаю слова философа Вуди Аллена, который предвидел появление танатонавтики: «По-настоящему расслабиться можно только после смерти». Теперь к этому можно добавить: «Пока боги были бессмертными, их жизнь не имела смысла».
И думаю, что только на пороге смерти, за несколько секунд до того, как угаснет сознание, выстраиваются в логическую цепь те непонятные события, из которых состояла твоя жизнь.
– И что было дальше? – спрашиваю я.
– Маленькая сфера Земли-18 никому не была нужна, и я забрал ее себе, – говорит Эдмонд Уэллс, – и спрятался на твоей заброшенной вилле.
Ангелочки Афродиты снова подают нам кофе. Мне все время кажется, что они потешаются над нами, но я слишком занят рассказом, чтобы обращать на это внимание. Богиня продолжает:
– Начались переговоры. Каждый выдвигал свою точку зрения. Некоторые предлагали заставить Систему работать и дальше, несмотря на указания Великого Бога. Они говорили, что надо создать новое правительство с советом богов-преподавателей во главе и отправить экспедицию на Вторую гору, поднявшись по Елисейским Полям. Другие предлагали напрямую связаться с Империей ангелов, чтобы она продолжала присылать к нам учеников. Но Афина, уважая старые законы, требовала, чтобы мы подчинились воле Зевса и неизвестного Бога Творца. Она не дала нам пройти на Елисейские Поля.