— Я пришел для того, чтобы спросить об этом у вас. — Тэб невольно улыбнулся.
— В таком случае я ничем не могу помочь! — на губах ее появилась веселая улыбка. — Прошу вас, не печатайте в вашей газете всякой чепухи вроде того, что я не выхожу замуж, так как «всецело посвятила себя искусству», или что я «с детства влюблена в бедного мальчика, с которым надеюсь когда-нибудь тайно обвенчаться»… Я действительно не знаю никого, с кем хотела бы соединить свою жизнь. Но даже если бы такой человек был, то я, наверное, не вышла бы за него замуж… Это все?
— Почти все, мисс Эрдферн. Поверьте, мне очень жаль, что я вас побеспокоил… Все журналисты обычно начинают с извинений и заканчивают извинениями. Я не исключение… Но на этот раз я искренне прошу у вас прощения…
— А кто вам сообщил о моем замужестве?
Тэб поморщился и с явной неохотой ответил:
— Один из моих друзей… Единственная новость, которую он за все время нашего знакомства мне сообщил, оказалась неверной… Спокойной ночи, мисс Эрдферн…
Она подала ему руку. Тэб так крепко ее пожал, что актриса невольно вскрикнула.
— Простите меня! — взмолился он, вконец смущенный.
— Да! Энергичное пожатие! — она улыбалась и потирала руку. — Вероятно, вам редко приходится пожимать руки хрупким женщинам… Вы сказали, ваша фамилия — Холланд?.. Вы не Тэб Холланд?
Молодой человек густо покраснел.
— Почему же вас называют Тэб? — спросила она с каким-то веселым вызовом.
— Это прозвище, которое мне дали на службе, — он никак не мог справиться со смущением.
Тэб редко бывал в театре и совсем не знал артистический мир. Мисс Эрдферн была второй актрисой, с которой ему случилось общаться за свою двадцатишестилетнюю жизнь. Он считал артистов какими-то особенными людьми, а теперь с удивлением отметил, что мисс Эрдферн ничем не отличается от обычной светской женщины его круга, разве что была очень привлекательна. Впрочем, это его нисколько не удивило, так как он полагал, что актриса должна быть красавицей. О мисс Эрдферн он много слышал от своего товарища Рекса Лендера, считавшего ее одной из самых обаятельных женщин. Тэбу понравилось ее изящество, естественность, отсутствие всякой рисовки, которой можно было бы ожидать от такой знаменитой артистки, как она. Он охотно остался бы дольше, но мисс Эрдферн сказала:
— Спокойной ночи, господин Холланд!
Тэб снова пожал ей руку, на этот раз осторожно, чему она весело рассмеялась.
В этот момент его взгляд упал на шкатулку с драгоценностями.
— Быть может, вы хотели бы, чтобы в «Мегафоне» появилась заметка о ваших драгоценностях? Они едва ли не лучшие из тех, что зрители видят при свете рампы.
Он тут же понял, насколько неуместен его вопрос, и почувствовал себя очень неловко. Мисс Эрдферн устало улыбнулась. Впрочем, улыбка тотчас же исчезла с ее лица и в глазах мелькнула тревога — столь легкомысленное предложение ее явно обескуражило.
— Нет… Не думаю, чтобы мои драгоценности могли кого-то интересовать… Я часто выхожу в них на сцену… У меня такая роль в пьесе, это необходимо… А теперь — спокойной ночи.
Она проводила его до двери и какое-то время стояла посреди комнаты в глубокой задумчивости. В уборную вошла горничная и участливо заметила:
— Не надо вам, мисс, ехать через весь город с этой шкатулкой… Театральный казначей господин Стэрк предлагает оставить их в сейфе: в театре дежурит сторож.
— Господин Стэрк уже говорил мне об этом. Но я все же возьму драгоценности с собой, мне так спокойнее. Помогите мне надеть накидку.
Через несколько минут мисс Эрдферн покинула театр. У входа стоял ее маленький закрытый автомобиль. Она прошла мимо любопытных поклонниц и поклонников, несмотря на поздний час все еще толпившихся у театрального подъезда, села за руль, поставила шкатулку с драгоценностями на пол и отъехала.
Тэб долго смотрел вслед удалявшемуся автомобилю. Если бы накануне кто-нибудь сказал ему, что он будет стоять у театрального подъезда в ожидании выхода знаменитой актрисы, то он, скорее всего, оскорбился бы. Однако он в числе прочих стоял и ждал ее выхода и был так смущен этим обстоятельством, что в итоге перешел на другую — плохо освещенную — сторону улицы.
— Так… Так… — проговорил он, явно насмехаясь над собой. — Век живи — век учись…
После того как автомобиль мисс Эрдферн скрылся, он позвонил в редакцию, а затем отправился домой.
В гостиной его ждал Рекс Лендер.
— В чем дело? — с некоторой тревогой спросил он Тэба.
Тэб спокойно подошел к столику, на котором стояла коробка с табаком, и с невозмутимым видом набил трубку.
— Значит, это правда? — все так же, с тревогой в голосе, спросил Рекс Лендер. — Не мучьте же меня…
— Рекс, вы распространяете ложные слухи и способствуете нездоровому ажиотажу в театральных кругах.
Рекс удобно расположился в кресле. Тревожное выражение мгновенно исчезло с его лица.
— Значит, она не выходит замуж?
— Нет, вас надули. Кстати, кто вам первый об этом сказал?
Рекс задумался, пытаясь вспомнить, кто ему первый об этом сказал. Затем признался:
— Не помню, кто именно…
Во внешности Рекса Лендера было много мальчишеского. Он был круглолицый и румяный, и прозвище Бэби, данное ему товарищами, очень к нему шло. Рекс подружился с Тэбом еще в школе. Когда он приехал по вызову дяди Джесса Трэнсмира в город, Тэб не только радостно его встретил, но и предложил поселиться в своей маленькой квартире.
— Она понравилась вам? — после некоторого раздумья спросил Рекс.
Тэб ответил не сразу.
— Она, несомненно, очень хороша собой…
В другой раз он не преминул бы пошутить над чрезмерным интересом друга к молодой женщине. Теперь же, сам не зная почему, воспринял его вопрос вполне серьезно.
Мисс Эрдферн пользовалась в городе вполне заслуженной славой: она сама выбирала и ставила пьесы. За последние четыре сезона успех ее прочно укрепился.
— Она… очаровательна, — продолжал Тэб. — Я чувствовал себя неловко… Интервью с актрисами — не моя специальность…
— От кого это письмо? — он увидел, что перед Рексом лежит распечатанный конверт.
— От дяди Джесса. Я просил его одолжить мне пятьдесят фунтов…
— И что же он ответил?
— Прочтите сами, — Рекс усмехнулся.
Тэб взял со стола толстый лист почтовой бумаги, исписанный странным детским почерком.
Дорогой Рекс.
Свою трехмесячную получку ты получишь, как и всегда — двадцать первого числа. Мне очень жаль, что я вынужден отказать тебе в твоей просьбе. Ты должен жить экономнее и помнить, что когда ты унаследуешь мое состояние, то сам будешь благодарен мне за те практические советы, которые я тебе давал. Только научившись бережливости, ты сумеешь достойно распорядиться деньгами, которые станут твоими.
— Какой скряга! — Тэб вернул письмо на место. — Кто-то говорил мне, что у него больше миллиона. Где же он нажил такие деньги?
— Вероятно, в Китае. Ведь он родился там и в молодости занимался мелкой торговлей. Затем купил землю, в недрах которой было обнаружено золото… Он всегда давал мне дружеские советы… Быть может, я не прав, но, мне кажется, будет лучше, если я больше не стану их слушать.
— Вы часто с ним видитесь?
— В прошлом году я провел у него неделю, — на лице Рекса появилась гримаса брезгливости. — Все же я очень многим ему обязан. Если бы я не был так ленив, не любил бы так дорогие вещи, то мне хватило бы того, что он мне дает…
Тэб некоторое время курил молча.
— Про Джесса Трэнсмира ходят разные странные слухи. Например, один из моих друзей рассказывал мне, что он редкий скряга, что все свои деньги он хранит дома, чтобы только с ними не расставаться. Впрочем, очень может быть, что все это сплетни…
— Я только знаю, что у него нет счета в банке и что он держит очень большую сумму денег в Майфильде. Дом его похож на тюрьму, а подвал представляет собой настоящий сейф, в котором он хранит свои сокровища… Я сам никогда не был в этом подвале, но видел, как дядя в него не раз спускался. Вы совершенно правы, Тэб. Нельзя сказать, чтобы мой дядя был щедр… Несколько месяцев назад ему стало известно, что сторож из Майфильда и его жена отдают объедки каким-то бедным родственникам, и он тотчас же со скандалом их выгнал… Когда я гостил у него в прошлом году, он запирал на ключ все комнаты, кроме спальной и столовой, которая служит ему также и рабочим кабинетом.
— У него много слуг?
— Лакей Вальтерс и приходящие кухарка и уборщица. Для первой он построил отдельную от дома кухню.
— Вероятно, вам не очень весело было у него?
— Еще бы… Кухарку он меняет каждый месяц. Последний раз, когда я встретил Вальтерса, он сказал мне, что они наконец-то нашли прекрасную кухарку…
Какое-то время молодые люди молчали. Тэб выкурил всю трубку, вытряхнул пепел в камин и лишь тогда задумчиво произнес:
— Она, несомненно, очень, очень хороша…
Рекс окинул его подозрительным взглядом: его друг думал явно не о кухарке.
3
Джесс Трэнсмир сидел за длинным столом, один конец которого был накрыт скатертью, и с наслаждением ел тощую котлету. Убогая обстановка столовой не свидетельствовала ни о богатстве хозяина, ни о его художественном вкусе, ни даже о былом пребывании в Китае. Голые стены, сильно потертая мебель, отсутствие хотя бы намека на какой бы то ни было стиль. Трэнсмир купил мебель по случаю и любил хвастать, как дешево она ему обошлась. Книг в комнате также не было: Трэнсмир не любил читать, почти никогда даже не просматривал газет. Одним словом, спартанский образ жизни как никакой другой устраивал хозяина этого дома.
Несмотря на то что был уже час дня, Трэнсмир сидел в халате, накинутом поверх пижамы. Он всегда ложился на рассвете, а вставал после полудня.
Ровно в половине седьмого его слуга Вальтерс помогал ему надеть — в зависимости от времени года — пальто, легкий плащ или тяжелую меховую шубу, и Трэнсмир отправлялся на прогулку или деловое свидание. Перед уходом он тщательно запирал все двери и требовал, чтобы лакей ушел в свою комнату. Любопытный Вальтерс часто смотрел из окна, как он медленно удалялся, неся в одной руке закрытый зонтик, а в другой — потертый черный чемодан.