о, немедленно стало бы ясно, что его грызет какая-то печаль. Но в данный момент он просто-напросто злился. Заложив руки за спину, он не сводил с миссис Дик взгляда голубых, как у его детей, глаз, в которых горел недобрый огонь. На Кемпиона он посмотрел с надеждой.
— Позвольте представить. Миссис Шэннон, это товарищ нашего Валя. Мистер Кемпион. Мистер Альберт Кемпион.
Миссис Дик холодно взглянула на него, самым очевидным образом выказав ему свое презрение. Если бы она заговорила, то и тогда не смогла бы выразить его яснее. В конце концов она изволила наклонить голову в знак приветствия и тотчас повернулась к сопровождавшим ее мужчинам.
— Майор Кинг и мистер Хорас Путнам, — проговорила она и тотчас как будто забыла о них, как о недостойных ее внимания.
Майор Кинг, высокий, цветущий мужчина с несчастным выражением лица, явно чувствовал себя не в своей тарелке. Невысокий, с блестящими глазками и морщинистым лицом, мистер Путнам, хотя тоже не принадлежал к высшему свету, все же старался скрывать неловкость, что ему вполне удавалось.
— Ну как? — спросила, словно приказала, миссис Дик. — Пенни Гирт, если вы готовы показать нам музей, то мы следуем за вами. Боюсь, как бы лошадям не надоело нас ждать. А вы, полковник, все еще упрямитесь насчет своих однолеток?
Сэр Персиваль был слишком хорошо воспитан, поэтому проговорил, как всегда, вежливо:
— Дорогая миссис Дик, я не хочу ничего продавать. А в настоящий момент у меня, к тому же, совсем не деловое настроение.
— Ну, конечно. Бедняжка Диана. — Миссис Дик не была обескуражена. — Я всегда думала, что лучше прямо смотреть на вещи, — продолжала она, растягивая слова, как плохой оратор. — Сентиментальность еще никого не доводила до добра. Меня удивляет только, что это не случилось уже много лет назад. Кобден — старый дурак. Ни за какие блага я не позволю ему лечить меня.
К этому времени все семейство Гиртов уже потеряло терпение, и только их передаваемая из поколения в поколение врожденная вежливость спасла миссис Дик и ее протеже от немедленного изгнания. Один мистер Кемпион продолжал дурашливо улыбаться, словно миссис Дик его очаровала
Она двинулась к двери.
— Пошли! Самой мне не очень интересно старье, но мистер Путнам в восторге от всяких реликвий.
Пенни отпрянула.
— Чашу нельзя открывать… Десять дней после…
— Ерунда, — перебила ее миссис Дик. — Пойдемте. Нельзя, чтобы лошади так долго ждали. Как же все тут запущено после смерти вашей жены, полковник! Бедняжка Хелен. Она-то умела показать товар лицом.
Не в силах противостоять напору миссис Дик, все общество двинулось следом за ней. По крайней мере, три человека были вне себя от ее монолога, но она ничего не заметила. По-видимому, эта ее особенность и помогла ей завоевать то уникальное положение в графстве, которое она, вне всякого сомнения, занимала. Все ее знали, никто ее не любил, и многие побаивались. Ее непревзойденное умение обращаться с лошадьми вселяло в людей восхищение. И еще ни один человек не посмел ей противоречить, верно, такой человек еще не родился. О ее грубости ходили легенды, и ее имя стало притчей во языцех на пятьдесят миль кругом, и все же она делала, что хотела, бывала там, где хотела, потому что остановить ее можно было только силой, а это пока еще не пришло в голову ни одному из местных жителей, воспитанных в старых традициях.
Поначалу все шли медленно, словно Гирты еще сомневались в том, что стоит уступить напору, но в конце концов полковник решил побыстрее покончить с незваными гостями и послал Бранча за ключами. Миссис Дик не умолкала ни на минуту, высказывая свои комментарии по поводу всего, что только попадалось ей по дороге.
— Розы у вас, полковник, совсем стали плохие. Но ведь розы как лошади. Если вы их не понимаете, то лучше не трогайте.
Она отступила в сторону, когда Бранч подошел к обитой железом, дубовой двери часовни. Замок был старый, тугой, и слабосильный дворецкий никак не мог его открыть. Все были готовы терпеливо ждать, когда он справится с ним, но только не миссис Дик.
Она оттолкнула Бранча, словно убрала с дороги паутину, и одним движением сильных пальцев повернула ключ. У майора Кинга сдали нервы, и он коротко засмеялся.
— У вас крепкие руки, — заметил он.
— В моей профессии нельзя быть слабой, — сказала миссис Дик, метнув на него уничтожающий взгляд.
— Вот так, майор, — расхохотался неприятный мистер Путнам. — Сегодня утром я видел, как миссис Шэннон управляется с Горьким Алоэ. Вот это кобыла. — Он повернулся к миссис Дик. — У нее дьявол в крови. Я думал, она вас убьет. Нет ничего хуже злой женщины и непокорной кобылы. Или избавляйтесь от них, или пристреливайте. Другого выхода нет.
Он оглядел остальных, на которых его слова не произвели никакого впечатления.
— Она вставала на дыбы, била копытами, а миссис Шэннон хоть бы что. Знай, орудует хлыстом. И победа осталась за ней. Никогда не видел ничего подобного.
За этим разговором все вошли в священную часовню, в которой хранилась чаша.
Это была низкая комната с толстыми каменными колоннами на кирпичных основаниях, поддерживавшими потолок, с узкими окошками на разном расстоянии друг от друга, в которые почти не проникал свет. Каменный пол покрывали медные листы в несколько слоев. Внутри ничего не было, кроме небольшого каменного алтаря у дальней стены под алой тканью и двух подсвечников рядом.
Прямо над алтарем нависала массивная железная решетка, вделанная в каменную кладку. Свет падал на нее сверху через дыру в потолке, закрытую, вероятно, не очень давно толстым стеклом.
Черный бархат закрывал в этот день алтарь, и полковник Гирт сказал:
— Как только в семье кто-то умирает, чашу закрывают и оставляют так на десять дней.
Он помедлил, но миссис Дик стояла на своем.
— Решетку, видимо, можно открыть другим ключом. Все у вас какие-то сложности! А система защиты есть на крыше?
Полковник понял, что единственный способ избавиться от гостей — это показать им чашу. В общем-то он был миролюбивым человеком и, поняв, что миссис Дик не намерена с ним считаться, решил удовлетворить ее желание. Он взял у Бранча другой ключ и, наклонившись над алтарем, отпер решетку. Потом осторожно поднял черный бархат.
Мистер Кемпион, воображение которого было склонно скорее к комическому, нежели к трагическому, подумал, что сейчас неплохо бы показать фокус. Мгновением позже он уже был не рад своей мысли, оказавшейся пророческой.
Сначала вскрикнул полковник, потом что-то пробормотала Пенни. Под черным бархатом не оказалось ничего, кроме двух кирпичей, вынутых из основания одной из колонн.
Чаши как не бывало.
Миссис Дик единственная не сразу поняла, что произошло.
— Ну и шутки у вас, — громко сказала она. — Отдает плохим вкусом.
Валь не сводил глаз с Кемпиона, его отец в ужасе смотрел на Бранча. Первым взял себя в руки полковник Гирт.
— Ну, конечно. Как я мог забыть? Боюсь, сегодня ничего не получится, мистер Путнам. Чашу сейчас чистят. Как-нибудь в другой раз.
Он даже нашел в себе силы улыбнуться перед тем, как выйти из часовни.
— Ради Бога, — шепнул он Валю, — выпроводи этих людей и приходи в библиотеку. Пусть все придут.
Глава десятаяДве разгневанные девицы
Сэр Персиваль Гирт мерил шагами библиотеку, тогда как двое его детей, мистер Кемпион и Бранч беспомощно следили за ним взглядом.
— Слава Богу, эта женщина уехала. — Сэр Гирт прижал ладонь ко лбу. — Не знаю уж, насколько она поверила мне, но надеюсь, что поверила, иначе через двадцать четыре часа вся страна всполошится.
— Значит, она и вправду исчезла? — спросил Валь.
— Ну, конечно, исчезла, — подтвердил сэр Персиваль таким тоном, что ни у кого больше не осталось сомнений в случившемся. — Исчезла. Растворилась в воздухе. Я сам укрыл ее бархатом в воскресенье сразу после того, как ты рассказал мне о Кэйри. Она была на алтаре. Ключи я унес с собой и положил на место, как всегда. Насколько мне известно, это место знаем только я, ты и Бранч.
Бранч изменился в лице, но сэр Персиваль успокоил его:
— Нет, нет я никого не обвиняю. Просто странно. Вещи не могут исчезать сами по себе.
Некоторое время находившиеся в библиотеке молчали, словно от неожиданности на них напал столбняк.
— Может быть, мне послать за полицией? Или вы сами позвоните? — спросил Бранч.
Сэр Персиваль медлил с ответом.
— Пока не знаю. Но все равно спасибо, Бранч. Нам ни в коем случае не нужна шумиха. Она может иметь самые ужасные последствия. Мы ведь хранители королевской чаши. Пусть часовня стоит закрытой, как всегда, и никому не говорите о пропаже.
— Что нам делать? — еле слышно спросил Валь. — Не можем же мы сидеть тут и ждать невесть чего.
Его отец с любопытством взглянул на него.
— Не можем, мой мальчик. Поэтому вы все должны знать. Чаша большая и тяжелая, и ни один чужак не покинул этот дом с тех пор, как я запер ее в последний раз. Только у нас был доступ к ней, но мы все заинтересованы в том, чтобы вернуть ее на место.
— Ты хочешь сказать, что она еще здесь? Тогда где? Пошли за начальником полиции. Он же твой старый друг.
— Может, и надо было бы, — неуверенно произнес сэр Персиваль, — но что в этом толку? Он только всех перебаламутит. Будет допрашивать слуг, обыскивать дом… Нет, мы должны сами справиться.
Он сказал это так, что ясно было — спорить бесполезно.
— Я не буду звать полицейских, по крайней мере, пока. И очень прошу вас всех никому ничего не рассказывать. По моему глубокому убеждению, чаша еще в доме. А теперь оставьте меня одного.
Все, кроме Валя, покинули библиотеку, и когда дверь закрылась, он подошел к отцу, который уже сидел за своим столом.
— Послушай, папа, если ты зачем-то спрятал чашу, ради Бога, скажи мне. Я же твой наследник, и у меня есть право знать.
— Мальчик, не глупи. — Голос старого сэра Персиваля было трудно узнать, и лицо у него мгновенно посерело и осунулось, едва он остался без свидетелей. — Ничего более ужасного мне не приходилось переживать в моей жизни. Тем более, что нам совершенно невозможно призвать на помощь полицию.