Мистер Фретлби выглядел грустным и задумчивым, пока не увидел свою дочь.
– Мой дорогой Фицджеральд, – сказал он, протягивая руку, – вот так сюрприз! Когда вы приехали?
– Около получаса назад, – ответил Брайан, пожимая руку миллионера. – Я приехал увидеться с Мадж и поговорить с вами.
– Что ж… – Отец обнял дочь за талию. – Так вот почему твое личико так порозовело, юная леди? – продолжил он, ущипнув ее за щечку. – Ты останешься на обед, Фицджеральд?
– Спасибо, но нет, – сказал Брайан поспешно, – мой костюм…
– Ерунда, – перебил его Фретлби гостеприимно, – мы не в Мельбурне, и я уверен, что Мадж простит тебе твой наряд. Ты должен остаться.
– Да, оставайся, – умоляюще добавила девушка и легонько прикоснулась к его руке. – Мы не так часто видимся, чтобы я отпустила тебя так вот просто после получасового разговора.
Фицджеральд сделал над собой усилие.
– Хорошо, – сказал он тихо, – я останусь.
– А теперь, – продолжил Марк резким голосом, садясь в кресло, – когда вопрос с обедом решен, о чем ты хотел поговорить со мной? О твоей ферме?
– Нет, – ответил Брайан, облокотившись на колонну веранды, и Мадж вложила свою ладонь в его руку. – Я продал ее.
– Продал! – повторил Фретлби ошарашенно. – Зачем?
– Я чувствую себя не в своей тарелке, и мне хочется перемен.
– Знаешь, нет ничего хорошего, – сказал миллионер, замотав головой, – в том, чтобы быть перекати-полем.
– Перекати-поле катится не по собственному желанию, – угрюмо ответил молодой человек. – Их вынуждают обстоятельства, которые им неподвластны.
– Да, правда? – шутливо спросил Марк. – И могу я спросить, какие же у тебя обстоятельства?
Фицджеральд бросил на него такой пронзительный взгляд, что миллионер, не выдержав, опустил глаза.
– Что ж, – нетерпеливо продолжил Фретлби, глядя на двух высоких молодых людей перед ним, – и что же ты хотел мне сказать?
– Мадж согласилась выйти за меня замуж в ближайшее время, и я прошу вашего согласия.
– Невозможно! – рявкнул Марк.
– Нет ничего невозможного, – ответил Брайан спокойно, – утверждал Ришелье. Почему же вы отказываете мне? Ведь я теперь богат.
– Чушь! – сказал Фретлби, поднимаясь на ноги. – Я не о деньгах беспокоюсь, у меня их достаточно для вас обоих. Но я не могу жить без Мадж.
– Тогда поедем с нами, – сказала дочь и поцеловала его.
Ее возлюбленный тем не менее не поддержал эту ее идею. Он лишь стоял, нервно теребя свои усы и рассеянно глядя в сад.
– А что ты скажешь на это, Фицджеральд? – поинтересовался Марк, внимательно глядя на него.
– Это прекрасная мысль, – смущенно ответил молодой человек.
– В таком случае, – ответил отец, – вот как мы поступим. Я недавно купил яхту, и она будет готова к плаванию к концу января. Ты женишься на моей дочери в ближайшее время, и вы отправитесь в путешествие по Новой Зеландии на медовый месяц. Когда вы вернетесь, если я буду готов и вы, влюбленные пташки, не будете возражать, я присоединюсь к вам, и мы вместе совершим кругосветное путешествие.
– Ах, как же замечательно! – воскликнула Мадж, захлопав в ладоши. – Я так люблю океан… когда рядом есть компаньон, конечно, – добавила она, сладко взглянув на своего возлюбленного.
Лицо Брайана сразу повеселело, ведь он был прирожденным моряком, и приятное путешествие на яхте в синих водах Тихого океана с мисс Фретлби в качестве спутницы – это было почти райское приключение.
– А как называется яхта? – спросил он заинтересованно.
– Называется? – переспросил Фретлби и вздохнул: – Ужасное имя, я хочу его поменять. Но пока что оно «Розанна».
– Розанна!
Фицджеральд и его невеста не поверили своим ушам, и молодой человек внимательно посмотрел на старика, думая, может ли это быть просто совпадением – то, что имя яхты и женщины, умершей в трущобах, оказались одинаковыми.
Марк Фретлби немного покраснел, когда почувствовал на себе внимательный взгляд Брайана, и встал.
– Вы как парочка влюбленных райских пташек, – сказал он весело, взяв за руки обоих собеседников и проведя их в дом, – но вы забыли, что обед уже скоро будет готов.
Глава 23Под вино и музыку
Томас Мур, сладчайший из поэтов, писал:
Что может быть милее грез
Младой любви![38]
Но он придерживался такого мнения лишь в юности, когда еще не знал о важности хорошего пищеварения. Для молодого и полного сил юноши грезы любви, без сомнений, самая замечательная вещь, и влюбленные, как правило, едят мало. Но для мужчины, повидавшего мир и хорошенько хлебнувшего из чаши жизни, нет ничего лучше, чем хороший обед. «Жесткое сердце и хорошее пищеварение – вот залог счастья», – говорил Талейран, циник, хорошо знакомый с нравами времени и своей формации. Овидий писал об искусстве любви, а Брийя-Саварен[39] об искусстве приема пищи, и я вас уверяю, гастрономическое произведение блестящего француза намного более широко известно, нежели страстные песни римского поэта. Разве есть люди, не считающие самым лучшим временем суток то, когда можно сесть за красиво сервированный стол с вкуснейшими яствами, хорошим вином и приятной компанией? Все заботы и волнения исчезают, уступая место абсолютному удовольствию. Обед с англичанами обычно является крайне тяжелым событием: во всем чувствуется какая-то тягость, которая передается всем гостям, и они пьют и едят с мрачно-торжественным усердием, как будто их задействовали в священном ритуале. Но есть некоторые люди, и их, увы, очень мало, которые обладают редким искусством давать хорошие обеды – хорошие и в смысле еды, и в смысле общения.
Марк Фретлби был одним из таких редких индивидуумов. У него было врожденное чутье собирать вместе приятных людей – людей, которые, можно сказать, идеально подходят друг другу. Он имел прекрасного повара, а вино его превосходило все ожидания, и поэтому Брайан, несмотря на все тревоги, был рад, что принял приглашение. Яркий блеск серебра, звон бокалов и аромат цветов – все это вместе с приглушенным расслабляющим светом свисающих с потолка розоватых ламп не могло не порадовать его.
На одной стороне зала были панорамные окна, выходящие на веранду, и из них открывался вид на зелень деревьев и ослепительные цветы под приглушенным нежным светом сумерек. Фицджеральд вел себя как можно более независимо и непринужденно, насколько это было возможно, несмотря на его костюм для верховой езды. Он сел рядом с Мадж, довольно попивая вино и слушая приятную болтовню, разносящуюся со всех сторон.
Феликс Роллестон был в прекрасном настроении, тем более что миссис Роллестон сидела с противоположной стороны стола, подальше от его взгляда.
Джулия Фезервейт сидела рядом с мистером Фретлби и так усердно с ним разговаривала, что ему начинало казаться, что ею овладел дьявол.
Доктор Чинстон и Петерсон сидели напротив, а старый колонист, которого звали Валпи, имел честь сидеть справа от мистера Фретлби.
Беседа коснулась темы, вечно актуальной и такой противоречивой – политики, и мистер Роллестон решил, что это хорошая возможность озвучить свое мнение по поводу правительства колонии и показать своей жене, что он на самом деле старался сделать так, как она хотела, и стать уважаемым среди представителей власти.
– Ей-богу, знаете, – начал он, завладев вниманием гостей, таким тоном, как будто его слушали в палате общин, – страна катится к чертям. Что нам нужно, так это такой человек, как Биконсфильд.
– Да, но подобные люди рождаются раз в столетие, – сказал Фретлби, который с улыбкой слушал рассуждения Роллестона.
– Может, это и к лучшему, – сухо заметил доктор Чинстон. – Если бы это случалось чаще, гениальные умы стали бы заурядностями.
– Что ж, когда меня изберут, – сказал Феликс, у которого были свои взгляды по этому поводу, – я, возможно, организую свою партию.
– В поддержку чего? – спросил Петерсон с любопытством.
– Так, знаете, – засомневался Роллестон. – Я еще не составил полную программу, поэтому не могу вам точно ответить.
– Да, если уж выступать, так по полной программе, – заметил доктор, сделав глоток вина, и все засмеялись.
– А на чем же основаны ваши политические взгляды? – спросил мистер Фретлби рассеянно, не глядя на Феликса.
– Вообще, я читал доклады парламента, историю законодательства и… и «Вивиана Грея»[40], – начал объяснять будущий политик, чувствуя, что теряется в мыслях.
– Роман, который является во многом «противоестественным», как признавался его же автор, – заметил Чинстон. – Не стоит строить свои политические схемы, основываясь на идеях из этого романа, ведь вы не найдете наивных лордов в наше время.
– К сожалению, нет, – ответил Роллестон мрачно, – но мы можем найти Вивианов Греев.
Все старались сдержать улыбки, такой жалкой была эта попытка возразить.
– Но в конце концов он потерпел неудачу! – воскликнул Петерсон.
– Конечно, – ответил Феликс с недовольством, – он сделал женщину своим врагом, а мужчина, совершивший такую глупость, заслуживает неудачу.
– Вы такого высокого мнения о женском поле, мистер Роллестон, – сказала Мадж, подозрительно взглянув на жену этого джентльмена, которая с удовольствием слушала бессмысленную болтовню своего мужа.
– Вы заслуживаете этого, – ответил Роллестон галантно. – А вы раньше не занимались политикой, мистер Фретлби?
– Что? Я? Нет… – ответил хозяин дома, очнувшись от глубокой задумчивости. – Боюсь, я недостаточно патриотичный, и к тому же моя работа не позволяла мне бросить все.
– А теперь?
– А теперь, – повторил мистер Фретлби, взглянув на свою дочь, – я собираюсь совершить путешествие.
– Это прекрасное времяпрепровождение, – поддержал его Петерсон. – В мире столько всего удивительного и странного для нас.