– Боюсь, что наш разговор зашел в тупик, – вздохнул ее зять. – Мы все сегодня немного выжили из ума.
– Говори за себя, – возразил Чинстон надменно, – я нормален, как любой человек.
– Вот именно, – саркастично продолжил Роллестон, – я об этом и говорю. Ведь вы как врач должны знать, что каждый человек на свете в той или иной степени не в себе.
– Где же доказательства? – спросил медик, улыбаясь.
– Доказательства очень просты, – сказал Феликс, показывая рукой на собравшуюся компанию. – Среди них всяк поврежден умом на свой манер.
В ответ на это высказывание обрушился поток возмущения и негодования, а потом все рассмеялись над тем, как же странно мистер Роллестон ведет беседу.
– Если вы так продолжите и в палате общин, – заметил Фретлби веселым голосом, – то у нас будет очень веселый парламент.
– Неправда! Парламент никогда не будет веселым, пока они не пустят туда женщин, – заметил Петерсон, загадочно взглянув на Джулию.
– Тогда это уже будет любовный парламент, – сухо возразил врач.
Марк взял его за руку и увел от остальной компании.
– Я хочу, чтобы вы зашли ко мне в кабинет, доктор, – сказал он, когда они шли к дому, – и осмотрели меня.
– Зачем? Вы нехорошо себя чувствуете? – забеспокоился Чинстон, когда они вошли в дом.
– Последнее время – да, – ответил Фретлби. – Боюсь, у меня что-то с сердцем.
Медик внимательно посмотрел на него и помотал головой.
– Не может быть, – сделал он вывод. – Люди очень часто воображают, что у них сердечная болезнь, и в девяти случаях из десяти это лишь игра воображения. Разве что, – добавил он остроумно, – пациентом оказывается молодой человек.
– Ха! Полагаю, вы думаете, что я в безопасности, – сказал Марк, когда они зашли в кабинет. – А что вы скажете насчет слов Феликса о том, что все мы не в себе?
– Это было весело, – ответил Чинстон, присаживаясь рядом с Фретлби. – Вот единственное, что я могу сказать об этом, хотя, заметьте, я думаю, что на свободе больше сумасшедших, чем нам кажется.
– Правда?
– Да. Помните ту ужасную историю у Диккенса в «Записках Пиквикского клуба», о мужчине, который знал, что он сумасшедший, и ему удалось скрывать это несколько лет? Я уверен, что в мире много таких людей, которым не хватает разума, и тем не менее они едят, пьют и гуляют вместе со всеми людьми, веселые и беззаботные.
– Как странно…
– Половина убийств и самоубийств совершена в приступе сумасшествия, – продолжил Чинстон, – и если человек задумал что-то, его скрываемое сумасшествие даст о себе знать рано или поздно. Конечно, и абсолютно вменяемые люди совершают преступления в состоянии аффекта, но, опять же, я считаю таких людей сумасшедшими на время совершения убийства. Однако иногда убийство может быть спланировано и совершено самым хладнокровным образом.
– В последнем случае, – сказал Фретлби, не глядя на доктора и вертя в руках нож для бумаги, – вы тоже считаете человека сумасшедшим?
– Да, – уверенно ответил медик. – Он такой же сумасшедший, как и человек, убивший другого, потому что ему велел сделать это бог или какой-то голос. Просто у него сумасшествие очень последовательно. Например, мне кажется, что то убийство в кэбе, в котором вы были замешаны…
– Я не был замешан в этом! – прервал Марк собеседника, побледнев от гнева.
– Прошу прощения, – спокойно извинился Чинстон, – оговорился. Я хотел сказать, что человек, совершивший это убийство, был не в себе. Он, без сомнения, сейчас на свободе и ведет себя нормально, как мы с вами, и все же сумасшествие уже забралось в него, и рано или поздно он совершит новое преступление.
– Откуда вы знаете, что то убийство было преднамеренным? – резко спросил Фретлби.
– Это же очевидно, – последовал ответ. – За Уайтом следили в ту ночь, и когда Фицджеральд ушел, кто-то другой был готов занять его место и был точно так же одет.
– Это все ерунда, – не согласился Марк, глядя на компаньона. – В Мельбурне десятки мужчин носят вечерний костюм, светлое пальто и шляпу с мягкими полями… Да я и сам так одеваюсь!
– Ну, это могло быть и совпадением, – сказал доктор недовольным голосом, – но хлороформ доказывает обратное. Люди не носят с собой хлороформа.
– Согласен, – ответил его собеседник, и на этом тему оставили. Чинстон осмотрел Марка Фретлби, и когда закончил, его лицо было мрачным, хотя он как будто бы продолжал смеяться над страхами миллионера.
– Вы абсолютно здоровы, – весело заявил он. – Работа сердца немного ослаблена, но только и всего. Но избегайте стрессов, избегайте стрессов, – добавил он.
Когда Фретлби надевал пальто, в дверь постучали и вошла Мадж.
– Брайан уехал, – начала она. – Ой, извините, доктор… Папа болен? – спросила она, испугавшись.
– Нет, дитя, нет, – ответил Чинстон, – все в порядке, надо только избегать стрессов.
Но когда Марк повернулся к двери, она, не сводя взгляда с лица врача, заметила, какое у него мрачное выражение.
– Есть какая-то опасность? – спросила она, прикоснувшись к его руке, когда они на мгновение задержались у двери.
– Нет! Нет! – поспешно ответил медик.
– Неправда, я же вижу, – настаивала девушка. – Скажите мне, я хочу знать.
Доктор посмотрел на нее с сомнением, а потом положил руку ей на плечо.
– Дорогая леди, – проговорил он мрачно, – я скажу вам то, что не осмелился сказать вашему отцу.
– Что? – спросила Мадж тихим голосом, побледнев.
– Его сердце очень слабо.
– Есть опасность?
– Да, серьезная опасность. В случае внезапного шока… – Врач засомневался и замолчал.
– Да?..
– Может случиться смертельный приступ.
– О боже!
Глава 26Собственная теория Килсипа
Мистер Калтон сидел в офисе и читал письмо, которое только что получил от Фицджеральда, и, судя по довольной улыбке на его лице, это чтение доставляло ему удовольствие.
«Я знаю, – написал Брайан, – что теперь, когда ты взялся за это дело, ты не остановишься, пока не выяснишь все, поэтому, поскольку я хочу, чтобы дело это было забыто, я опережу тебя и все расскажу сам. Ты был прав насчет того, что я знаю что-то, что может привести к убийце Уайта, но когда я объясню тебе причины моего молчания, я уверен, ты не станешь винить меня. Имей в виду, я не говорю, что знаю, кто совершил убийство, но у меня есть подозрения – очень серьезные подозрения, – и я был бы благодарен небесам, если бы Розанна Мур умерла прежде, чем поведала мне свою тайну. Тем не менее я расскажу тебе все и позволю тебе самому судить, прав ли я был, скрывая этот секрет. Я зайду к тебе в офис на следующей неделе, и тогда ты узнаешь все, что Розанна Мур рассказала мне. Но, услышав это, ты будешь жалеть меня».
«Очень интересно, – подумал Дункан, откинувшись на спинку стула и положив письмо. – А может, он собирается сказать мне, что это он убил Уайта, а Сал Роулинз дала ложные показания, чтобы оправдать его? Нет, не может быть, иначе она бы объявилась в более подходящий момент и не стала бы рисковать его шеей до последнего мгновения. И все же, хотя у меня и есть правило ничему не удивляться, я полагаю, что Брайан Фицджеральд расскажет мне то, что немало удивит меня. Я никогда не сталкивался с таким запутанным делом, и, судя по всему, до развязки еще далеко. В конце концов, – задумался мистер Калтон, – правда всегда невероятнее выдумки».
Послышался стук в дверь, и в ответ на приглашение войти дверь открылась, и в комнату проскользнул Килсип.
– Вы не заняты, сэр? – спросил он мягким, низким голосом.
– Боже, вовсе нет, – беззаботно ответил Калтон. – Заходите, заходите!
Сыщик закрыл дверь и мягкой поступью прошел по кабинету и сел рядом с его хозяином, положив свою шляпу на пол. Он внимательно посмотрел на адвоката.
– Итак, Килсип, – начал тот, зевая и вертя свою цепочку для часов, – у вас какие-то хорошие новости для меня?
– В общем, ничего особенного, – сказал детектив, потирая руки.
– Нет ничего ни нового, ни истинного, и пусть, – сказал Калтон, цитируя Эмерсона[50]. – И по какому поводу вы пришли ко мне?
– По поводу убийства в двуколке, – ответил его гость.
– Черт побери! – воскликнул Дункан. – И вы нашли того, кто сделал это?
– Нет, – ответил Килсип печально, – но у меня есть догадки.
– У Горби тоже были догадки, – сухо заметил адвокат. – Предположение, которое вылилось в ничто. У вас есть какие-то доказательства?
– Пока нет.
– Значит, вы их собираетесь раздобыть?
– Если это возможно.
– Ваше «если» не внушает доверия, – заметил Дункан, взяв карандаш и начав что-то чирикать на бумажке. – И на кого же указывают ваши подозрения?
Килсип внимательно посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что они были одни, а затем шепотом сказал:
– Роджер Морланд!
– Тот молодой человек, который давал показания, что пил вместе с Уайтом?
Следователь кивнул.
– Хорошо, и как же он связан с убийством? – заинтересовался адвокат.
– Помните, в показаниях кэбменов Ройстона и Рэнкина они оба поклялись, что мужчина, который был с Уайтом в ту ночь, носил кольцо с бриллиантом на указательном пальце правой руки?
– И что? Почти каждый второй в Мельбурне носит кольцо с бриллиантом!
– Но не на указательном пальце правой руки.
– А Морланд носит именно так?
– Да!
– Просто совпадение. И это все ваши доказательства?
– Все, что у меня есть на данный момент.
– Этого недостаточно, – надменно сказал Калтон.
– Самая ничтожная улика может в конце концов привести к казни, – нравоучительно заметил Килсип.
– Морланд давал вполне четкие показания, – напомнил ему Дункан, вставая и начиная ходить по комнате. – Он встретил Уайта, они вместе напились. Уайт вышел из отеля, и вскоре после этого Морланд последовал за ним с пальто, которое тот оставил, а затем кто-то выхватил его.
– Действительно ли его кто-то выхватил? – прервал его сыщик.