– Нет, не позволю, – ответила старая карга, стараясь прикрикнуть на посетителя со всей оставшейся силой. – Я не позволю какому-то докторишке осматривать мои кишки. Мне не нужен ни доктор, ни священник. Мне и адвокат не нужен, только вот я подумываю о завещании.
– Не забудь, что часы получу я! – закричала Лиззи из угла. – Если отдашь их Сал, я вырву ей глаза.
– Молчать! – резко вскрикнул Килсип, и Лиззи, прошептав какое-то ругательство, села обратно в угол и замолкла.
– Настоящая язва, – простонала старуха, когда снова наступила тишина. – Эта дрянь кормилась в моем доме, а теперь она кричит на меня, черт побери.
– Ну, ну, – нетерпеливо перебил ее Калтон, – по каком поводу вы хотели со мной встретиться?
– Не торопитесь, – надменно сказала умирающая, – или черта с два я вам что-нибудь расскажу.
Она определенно ослабла, поэтому Дункан повернулся к Килсипу и шепотом попросил его вызвать доктора. Детектив написал несколько строк на клочке бумаги и, дав его Лиззи, приказал ей отнести его врачу. В этот момент вторая девочка встала, и они обе, взявшись за руки, вышли.
– Эти две мерзавки ушли? – уточнила Старьевщица. – Хорошо, потому что я не хочу, чтобы то, что я расскажу вам, попало в газеты.
– И что же это? – спросил Калтон, подавшись вперед.
Старуха выпила еще джина, и казалось, это придало ей новых сил. Она села на кровати и начала быстро говорить, как будто боялась, что умрет прежде, чем раскроет секрет.
– Вы уже были здесь, – начала она, указывая костлявым пальцем на Дункана, – и хотели выяснить все о ней, но не смогли. Она, эта гордая шлюха, не разрешила мне рассказать вам. Вечно она крутилась под ногами, пока ее родная мать умирала с голоду!
– Ее мать? Вы мать Розанны Мур?! – пораженно вскрикнул Калтон.
– Пропади я пропадом, если это не так, – проскрипела старая ведьма. – Ее бедный отец умер от пьянства, черт его дери! И я иду ровно по его стопам. Вас не было в городе в те времена, иначе вы бы знали о ней.
– О Розанне Мур?
– О ней самой, – ответила Старьевщица. – Она играла на сцене, и, черт возьми, какой чертовски знаменитой она была, мужики готовы были умереть за нее, и она разбивала их черные сердца. Но она всегда была добра ко мне, пока он не появился.
– Кто – он?
– Он! – закричала старуха, и глаза ее заблестели от жажды мести. – Он пришел со своими бриллиантами и золотом и погубил мою бедную девочку! И как высоко он держит голову все эти годы, как будто святой, черт бы его побрал!
– О ком она говорит? – прошептал Калтон Килсипу.
– О ком? – продолжала кричать Старьевщица, чей слух не потерял остроты. – О Марке Фретлби, конечно!
– Боже праведный! – Адвокат подскочил от удивления, и даже всегда невозмутимое лицо следователя выдало некоторое удивление.
– Да, он был хорош собой в былые времена, – продолжила гадалка, – и он вскружил голову моей девочке, и, черт его побери, погубил ее, и оставил с ребенком умирать от голода, как самый последний негодяй!
– С ребенком? Как его зовут? – поспешно спросил Дункан.
– Что?! – возмутилась старая ведьма. – Как будто вы не видели мою внучку – Сал!
– Сал – дитя Марка Фретлби?
– Да, и она не менее красива, чем вторая его дочь, но ей не повезло – родилась в неправильной части города. Да, я видела эту вторую дочку: шла в своих шелках, как будто мы для нее просто грязь, а Сал, черт побери, – ее сестра!
Изнуренная криками, старуха снова легла в кровать, пока Калтон сидел неподвижно, обдумывая невероятное откровение, которое он только что услышал. То, что Розанна Мур оказалась любовницей Фретлби, не так уж и удивило его. В конце концов, этот миллионер – тоже мужчина и в молодости был не лучше остальных. А Розанна была красавицей и, видимо, одной из тех женщин, что предпочитают дикую свободу быть любовницей, вместо того чтобы связать себя узами и стать женой. Что же касается моральной стороны вопроса, то сегодня столько людей отступают от строгих законов морали, что едва ли кто-то может кинуть в него камень. Дункан не изменил своего мнения о Фретлби из-за похождений его молодости. Но что удивило, так это то, что миллионер оказался настолько жесткосерден, бросив своего ребенка на попечение такой ведьмы, как Старьевщица. Это было так не похоже на него, что легче было поверить в то, что старуха разыгрывает адвоката.
– А знал ли мистер Фретлби, что Сал – его ребенок? – спросил он.
– Не совсем! – рявкнула гадалка измученно. – Он думал, что его дочка мертва, и Розанна распрощалась с ним.
– И почему же вы не сказали ему правду?
– Потому что я хотела разбить ему сердце, если, конечно, оно у него есть, – пояснила старуха злобным голосом. – Сал катилась по наклонной, пока ее не забрали у меня. Если бы она попала в крупные неприятности, я бы пришла к нему и сказала: «Смотри на свою дочь, я погубила ее так же, как ты погубил мою!»
– Вы злая женщина! – не выдержал Калтон, питая отвращение к услышанному. – Вы пожертвовали жизнью невинной девушки ради мести.
– Не надо читать мне мораль, – отрезала умирающая. – Я не святая, да, и я хотела отомстить ему. Он хорошо заплатил мне, чтобы я молчала о своей дочери, и я все принесла сюда, – она показала на свою подушку, – все золото, хорошее золото, мое золото.
Дункан встал. Он почувствовал тошноту от такой вопиющей ненависти и несправедливости, и ему страшно захотелось уйти. Но когда он надел шляпу, вошли две девочки с доктором, который, кивнув Килсипу, бросил пронзительный взгляд на Калтона, а затем подошел к кровати. Девочки вернулись в угол и тихо ждали конца. Старьевщица лежала в кровати, цепляясь костлявой рукой за подушку, как бы пытаясь защитить свое дорогое золото. Лицо ее было мертвенно-бледным, подсказывая опытному глазу доктора, что конец близок. Он нагнулся над кроватью и поднес свечу к лицу умирающей, а та открыла глаза и прошептала:
– Кто это? Убирайтесь…
Однако потом она как будто пришла в себя и снова закричала:
– Мои деньги! – После чего вцепилась в подушку. – Это все мое, не ваше, черт вас дери!
Врач поднялся с колен и пожал плечами.
– Ничего уже не сделаешь, – сказал он спокойно, – она вот-вот скончается.
Старуха услышала его слова и разразилась слезами:
– Скончается! Скончается! Моя бедная Розанна, какие золотистые волосы, всегда так любила свою мать, пока он не отнял ее и она не вернулась ко мне умирать!
Голос ее затих и перешел в стоны, что заставило девочек в углу поежиться и заткнуть пальцами уши.
– Моя дорогая, – сказал доктор, наклоняясь над кроватью, – вы не хотели бы увидеться со священником?
Гадалка посмотрела на него блестящими темными глазами, уже затуманенными приближающейся смертью, и сказала тихим хриплым голосом:
– Зачем?
– Потому что вам осталось немного, – аккуратно сказал медик. – Вы умираете.
Старьевщица подскочила и схватила его за руку с криком ужаса:
– Умираю! Умираю! Нет, нет! – застонала она, хватаясь за его рукав. – Я не готова умереть, черт побери, помогите мне, спасите меня, я не знаю, куда попаду, спасите меня!
Доктор попытался убрать ее руки, но она держалась за него с удивительной цепкостью.
– Это невозможно, – сказал он резко.
Старуха снова откинулась на подушку.
– Я дам вам денег, – прокричала она, – много денег, они все мои, мои! Видите, видите, соверены!.. – И, разрывая подушку, она вытащила тканевую сумочку, из которой посыпались монеты. Золото, много золота высыпалось на кровать, на пол, в темноту и раскатилось по углам, но никто не притронулся к нему, так все были охвачены ужасом происходящего. Гадалка схватила несколько сияющих вещиц и протянула их троим мужчинам у кровати, но руки ее дрожали, и монеты падали на пол с металлическим звоном.
– Все мои, мои! – прокричала она. – Верните мне жизнь, вот вам золото, деньги, черт побери, я продам свою душу за это, спасите меня, мою жизнь!
Дрожащими руками она попыталась всучить монеты врачу, а потом Дункану с Килсипом. Они молчали и смотрели на нее, а две девочки в углу вцепились друг в друга и тряслись от страха.
– Не смотрите на меня, нет! – продолжала кричать больная, снова подбирая золото. – Вы хотите, чтобы я умерла, но нет, нет, я не умру, верните мне мое золото… – И она принялась собирать соверены. – Я заберу их с собой, я не умру. Боже, Боже… Я ничего не сделала плохого, дайте мне… дайте мне Библию, спасите меня. Боже… черт… Боже… – И она рухнула на кровать.
Тусклый свет от свечи мерцал на рассыпанном золоте и на мертвом лице гадалки, окаймленном седыми волосами. Трое мужчин с тяжелым сердцем отвернулись и молчали. В ушах у них звенели слова: «Боже… спаси меня, Боже!»
Глава 28У Марка Фретлби гость
Если верить афоризмам из букваря, «не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Теперь Брайан понял всю суть этого высказывания. Он был в городе уже почти целую неделю, но еще не виделся с Калтоном. Каждое утро – или почти каждое – он собирался и выходил из дома, но никогда не приходил к адвокату. Вместо этого он возвращался в свои комнаты в Восточном Мельбурне и проводил время в доме или в саду. Когда продажа фермы вынудила его приехать в город, он постарался разобраться с делами как можно быстрее и сразу же вернулся обратно.
Любопытно, что Фицджеральд избегал встречи со всеми своими друзьями. Молодой человек все еще остро переживал тот факт, что недавно сидел на скамье подсудимых, и даже когда он гулял вдоль берегов мутной Ярры, что бывало довольно часто, ему было не по себе – Брайану казалось, что он был предметом всеобщего любопытства и что люди оборачивались посмотреть на него из желания увидеть человека, который чудом избежал повешения. Как только ферма будет продана и они с Мадж поженятся, он намеревался тут же покинуть Австралию и никогда больше туда не возвращаться. Но пока уехать не получалось, и он считал, что не должен ни с кем встречаться, не должен видеться со старыми друзьями – так сильно он боялся, что на него все будут смотреть. Миссис Сэмпсон, которая с радостью приняла его обратно, очень громко выражала свое недовольство тем, как он хоронил себя в четырех стенах.