– Вспоминается Оффенбах, – сказал он, встав и подойдя к пианино. – Но мы, конечно, не можем сравниться с французами в написании таких задорных песенок.
– По-моему, на них не стоит равняться, – сказала Мадж, пробежав пальцами по клавишам. – В них нет смысла.
– Конечно, нет, – согласился ее любимый, – но ты разве не помнишь, что сказал Де Квинси: в «Иллиаде» нет никакой морали?
– Мне кажется, что даже в «Барбаре Аллен» больше мелодичности, чем во всех этих поверхностных песенках, – надменно высказалась Мадж. – Давай ее и споем.
– Этот похоронный марш? – застонал Брайан, встав, чтобы петь. – Может, что-нибудь другое?
Но капризная молодая особа за пианино никак не уступала, и Фицджеральд, имея прекрасный голос, спел старую песенку о жестокой Барбаре Аллен, которая так несправедливо обошлась со своим возлюбленным.
– Каков подлец! – сделал вывод Брайан, допев песню. – Иначе, вместо того чтобы умереть такой нелепой смертью, он бы женился на ней, даже не спрашивая.
– Не думаю, что она была того достойна, – возразила Мадж, открывая сборник дуэтов Мендельсона, – иначе она бы так не сердилась из-за того, что за ее здоровье не выпили.
– Выходит, она была не особенно красивой девушкой, – мрачно заметил ее жених, – и разозлилась из-за того, что среди местных красавиц ее упустили из виду. Думаю, молодому человеку еще повезло, а то она всю жизнь бы припоминала ему этот промах.
– Кажется, ты хорошо изучил ее характер, – заметила мисс Фретлби с неудовольствием. – Однако оставим в стороне недостатки Барбары Аллен и споем вот эту.
Это один из любимых Брайаном дуэтов. Но на середине песни Мадж вдруг остановилась, услышав громкий крик, исходящий из кабинета отца. Вспомнив предупреждение доктора Чинстона, она выбежала из комнаты наверх, оставив гостя в недоумении. Он хоть и услышал какой-то крик, но не придал ему особого значения.
Девушка постучалась в дверь кабинета и попыталась ее открыть, но она была заперта.
– Кто там? – спросил ее отец грубым голосом.
– Это я, папа, – ответила Мадж. – Я подумала, что тебе…
– Нет-нет, у меня все хорошо, – быстро ответил Марк. – Спускайся, я скоро присоединюсь к тебе.
Брайан обеспокоенно ждал свою невесту у двери.
– Что случилось? – спросил он, когда она спустилась по лестнице.
– Папа говорит, все в порядке, – ответила девушка, – но я уверена, его что-то напугало, иначе бы он так не вскрикнул.
Она рассказала Фицджеральду, что доктор Чинстон сказал о состоянии сердца ее отца, и это поразило молодого человека. Они не вернулись в гостиную, а вышли на веранду, где, укутав Мадж в платок, Брайан закурил сигарету. Они сели в тени, и им была видна приоткрытая дверь в дом и теплый свет, который просачивался через нее. Около четверти часа спустя тревога Мадж об отце немного отступила, и они с женихом стали разговаривать о чем-то своем, и тут из двери вышел мужчина, который остановился на ступенях веранды. На нем была модная одежда, и, несмотря на теплый вечер, вокруг шеи был повязан плотный шелковый шарф.
– Кому-то сегодня холодно, – сказал Брайан, держа сигарету в руках. – Кажется… Боже мой! – воскликнул он, подскочив на ноги, когда незнакомец обернулся посмотреть на дом и снял шляпу. – Роджер Морланд!
Мужчина вздрогнул, посмотрел по сторонам, а потом надел шляпу и быстро вышел за ворота.
Мадж стало не по себе от выражения лица Фицджеральда.
– Кто такой Роджер Морланд? – спросила она, дотронувшись до его руки. – Ах! Я вспомнила, – с внезапным ужасом прошептала она, – друг Оливера Уайта!
– Да, – прошептал Брайан, – и свидетель в суде.
Глава 29Любопытство Калтона удовлетворено
В ту ночь Брайан практически не спал. Он почти сразу оставил Мадж и уехал домой, но не стал ложиться. Молодой человек был слишком взволнован и обеспокоен, чтобы уснуть, и основную часть ночи ходил по комнате, погруженный в раздумья. Он никак не мог понять, что же было причиной визита Роджера Морланда к Марку Фретлби. Все его показания в суде сводились к тому, что он встретил Уайта и пил с ним весь вечер. Уайт вышел, и больше Морланд его не видел. Так что теперь возник вопрос: «Зачем он приехал к мистеру Фретлби?» Он не был с ним знаком, и тем не менее у него была назначена встреча. Возможно, у Роджера были финансовые проблемы, а поскольку миллионер был известен своей щедростью, он мог прийти к нему за деньгами. Но был еще тот крик, раздавшийся во время их встречи, который означал, что Марк был чем-то напуган. Мадж поднялась наверх, но дверь была заперта, и ее отец не впустил ее. Почему же он так не хотел, чтобы кто-нибудь увидел Морланда? Очевидно, тот признался в чем-то ужасном, и Фицджеральд был уверен, что это касалось того убийства в кэбе. Он измучил себя размышлениями и, когда засияли первые лучи рассвета, рухнул на кровать в чем был и проспал крепким сном до двенадцати часов следующего дня. Когда же он встал и посмотрел на себя в зеркало, то был поражен, каким измученным и осунувшимся было его лицо. Как только Брайан проснулся, его мысли снова обратились к Марку Фретлби и визиту Морланда.
– Он загнан в угол, – пробормотал ирландец себе под нос. – У него не осталось выхода. Ах, бедная Мадж! Если бы я мог защитить тебя от того, что тебе рано или поздно придется узнать, и защитить ту, другую девушку… Грехи отцов падут на их детей… Боже, помоги!
Он принял ванну и, одевшись, вышел в гостиную попить чаю, что немного привело его в чувство. Миссис Сэмпсон, весело скрипя, поднялась по лестнице с письмом и не сдержала крика удивления от того, как переменился ее жилец.
– Боже мой, сэр! – воскликнула она. – Что вы делали все это время, я же знаю, что вы собирались лечь спать, сэр, но вы выглядите так, будто глаз не сомкнули.
– Да, мне не спалось, – беззаботно ответил Брайан, протягивая руку за письмом. – Я прошагал по комнате всю ночь… Я, наверное, прошел несколько миль!
– Ах, это напомнило мне о моем бедном муже, – всхлипнула старушка, – он был набойщиком и по ночам ходил по комнате взад-вперед по ковру, который, между прочим, недешевый, пока не истоптал его вусмерть, и единственным способом остановить его было дать ему успокоительное, что и вам, сэр, я тоже советую, например, виски с лимоном и сахаром, но еще я слышала, что хлороформ…
– Нет, черт возьми, – вырвалось у Фицджеральда, – этого с меня достаточно!
– Наверное, болит зуб, точно, – сказала хозяйка, подходя к двери, – у меня у самой такое было, у нас в семье были проблемы с зубами, хотя, надо сказать, у меня-то зубы крепкие, ведь мой бывший жилец был дантистом, и он мне все зубы сделал такими красивыми, вместо платы-то за проживание, поскольку у него не было наличных, а сумки у него были такие тяжелые, когда он съезжал.
Поскольку Брайан казался не сильно заинтересованным в домашних историях и ему хотелось остаться одному, миссис Сэмпсон, скрипя всеми косточками, спустилась по лестнице и завела разговор с соседкой, обсуждая свое намерение забрать деньги из банка, в случае если русские вдруг нагрянут и захватят Мельбурн. Фицджеральд же, предоставленный самому себе, смотрел в окно на пыльную дорогу и на черные тени от колонн перед домом.
– Я должен уехать отсюда, – сказал он себе. – Здесь все напоминает мне об убийстве. Не хочу, чтобы у меня за спиной все время был какой-то призрак.
Вдруг он вспомнил о письме, которое держал в руке. Оно было от Мадж, и, быстро открыв его, он принялся читать.
«Не понимаю, что происходит с папой, – писала девушка. – С тех пор как Морланд ушел вчера вечером, он заперся в кабинете и что-то пишет там часами. Я приходила к нему сегодня утром, но он не пустил меня. Он не спустился к завтраку, и я всерьез обеспокоена. Приезжай завтра ко мне, я очень волнуюсь о его здоровье, и я уверена, что Морланд чем-то расстроил его».
– Что-то пишет… – повторил Брайан, положив письмо в карман. – Что именно, интересно? Возможно, он хочет покончить жизнь самоубийством! Если так, я точно не буду останавливать его. Это, конечно, ужасно, но в данном случае лучший выход.
Несмотря на намерение пойти к Калтону и все рассказать, Фицджеральд и близко не подходил к его офису в тот день. Он плохо себя чувствовал, был измучен, нехватка сна и беспокойство ужасно сказались на нем, и он выглядел лет на десять старше, чем до убийства Уайта. Это беда рисует морщины на наших лицах. Если человек чем-то обеспокоен, жизнь становится для него невыносимой. Душевные страдания ничуть не лучше физической боли, если не хуже. Последняя мысль перед сном – это мысль о несчастье, и с первыми лучами рассвета эти мысли снова возвращаются. Но пока человек может уснуть, жизнь его еще не полностью невыносима. Из всех благодатей, которыми нас одарила судьба, самой ценной является именно сон, который, как говорил мудрый Санчо Панса, «укутывает человека подобно плащу». Брайан отчаянно нуждался в отдыхе, поэтому, послав одну телеграмму Дункану с просьбой зайти к нему утром и еще одну – Мадж с обещанием прийти на ланч на следующий день, он весь день просидел дома, читая книги и куря сигареты. Он рано лег спать, и к нему пришел крепкий здоровый сон, поэтому, проснувшись на следующее утро, молодой человек чувствовал себя намного более воодушевленным и свежим.
В половине девятого он уже завтракал и неожиданно услышал шум колес и звонок в дверь. Он подошел к окну и увидел двуколку Калтона у дверей. Сам адвокат был тут же проведен к нему в комнату.
– Хороший же ты друг! – воскликнул Дункан после обмена приветствиями. – Я смиренно ждал тебя все это время, думая, что ты еще за городом.
– Ты позавтракаешь? – спросил его товарищ, смеясь над его негодованием.
– А что у тебя есть? – отозвался Калтон, оглядывая стол. – Ветчина и яйца. Хм! Кулинарные способности твоей хозяйки весьма ограничены.
– Как и у большинства хозяек, – ответил Фицджеральд, продолжая завтрак. – Если только бог не сотворит новых зверей, все они так и будут готовить говядину и баранину с рагу до конца своих дней.