Хрясь!.. – полетели щепки стульев.
Дзинь!.. – тонко запела освободившаяся пружина из-под лопнувшей обшивки.
– А-а-а!.. – жалобно завопил Умница от боли в сломанной ноге, нарастающей с каждым ударом пульса.
Прапорщик вышел на улицу, щелкнул кнопкой, распуская купол зонта, и повернул туда, где над крышами высились кремлевские башни.
Почему туда? Причин несколько. Самая простая: район оцеплен, на каждой крыше может сидеть снайпер с дальнобойной игрушкой, который выискивает именно его, Анатолия Хутчиша. А у него, Анатолия Хутчиша, нет даже плевенького «зауэра» в кармане… Впрочем, каким бы крутым ни был хозяин потенциальных снайперов, есть только одно место, где он не сможет разместить своих стрелков. Какой из этого вывод? Только один: значит, нам туда дорога. Эх, давненько не бывал я на Красной площади. Особенно при столь «стесненных» обстоятельствах.
Над головой вибрировал клюшечный треск молний и сшибались друг с дружкой хоккеисты-тучи, норовя прижать противника к борту. Дождь выдался что надо. Какой и нужен был. Палочка-выручалочка. Анатолий повеселел ещё больше.
Прикрыв зонтом затылок и спину (дождь – ерунда, лишь бы случайный снайпер не смог надежно прицелиться), Хутчиш машинально шагал в особой манере «мазурка[7]» и разглядывал трофейные мандаты. Направо полетел читательский билет библиотеки имени Ленина. Заводской пропуск на кондитерскую фабрику имени Бабаева полетел налево. У Лобного места в руках у Хутчиша остались два документа: студенческий билет МГИМО и удостоверение помощника депутата от фракции ЛДПР на имя Елены Ковальской. Прямо сейчас, без соответствующих приготовлений выдать себя за пани Ковальскую не представлялось возможным, поэтому придется жертвовать новоиспеченной кредиткой.
Постовой на воротах Спасской башни Савелий Дерендяев по случаю дождя был погружен в тоскливые раздумья. Погружен настолько глубоко, что нижней губой едва не ковырялся в носу. До смены ещё полчаса, а дождь не утихает.
Тут он увидел приближающегося из пелены дождя молодого человека в приличном, но подмокшем костюме, и подобрался. «Как это он умудрился промокнуть, если у него зонт?» – подумал сметливый постовой: нас, дескать, на мякине не проведешь.
Молодой человек резким движением выхватил руку из кармана брюк и ткнул Савелию в нос удостоверение помощника депутата.
Но уроженец оренбургского края боец Дерендяев не стал проявлять бдительность, брать, как положено, удостоверение в свои руки, сличать фото с оригиналом, проверять наличие допусков, а лишь лениво кивнул. Да ещё и зевнул напускно. Проходи, дескать, мил человек.
И когда мил человек прошел, Савелий, воровато косясь, быстро нагнулся, схватил и сунул в карман парадных форменных брюк, не отряхнув даже от налипшей грязи, оброненную кредитную карточку. Вот счастье-то привалило! Скорее бы с поста сменили.
Мыслями часовой унесся в далекий и сладкий, блестящий, как самовар, мир, в котором присутствовали видеомагнитофон с алмазной головкой, телик «Сони Тринитрон» с плоским черным экраном и длинноногие девушки. Председателева дочка, тоскующая на далекой оренбургщине, теперь казалась уродиной. Что ж, по Сеньке и шапка.
Ливень разогнал зевак и чиновников, но Анатолию все же повезло: сразу за желто-белым, влажным, как омлет, Дворцом Съездов из двух строгих, подчеркнутых никелированными молдингами-кантами «мерсов» выбиралась под неистовствующий дождь хилая группа туристов явно высокого полета и выстреливала парашюты зонтов.
Хутчиш круто повернул к туристам, с одного взгляда вычислил экскурсовода и официальным тоном спросил, демонстративно предъявляя, но не выпуская из рук удостоверение:
– Я так понимаю, это и есть та самая итальянская делегация?
Конечно, то были макаронники – кто же ещё станет так громко переговариваться на неаполитанском наречии?
Анатолий утонул в глубоких и умных глазах экскурсовода. И нагло не захотел выныривать.
Экскурсовод оценил бравый вид подошедшего и кивнул. Старенькому гиду, пережившему нескольких генсеков, сразу же захотелось беспрекословно подчиняться. Он узнал эту характерную манеру – говорить негромко, но с интонацией, не позволяющей сомневаться в полномочиях. Манеру застревать в глазу осколком зеркала Снежной Королевы.
– Да, – подтвердил старейший кремлевский экскурсовод Яков Михайлович Цеханович. – Это наши неаполитанские гости.
И попытался на всякий случай улыбнуться. Улыбка получилась жиденькая, чуть виноватая. Уже годика три гражданину Цехановичу не доводилось выжимать из тонко чувствующей, ранимой души подобную улыбочку.
– Представьте меня, пожалуйста, – тихо и без нажима, но все равно не попросил, а приказал молодой человек в дорогом сером костюме. – Я Хутчиш. Анатолий Хутчиш. Помощник депутата от фракции Либерально-демократической партии России.
– А вы не?.. – с робкой надеждой начал гид Цеханович.
– Нет, – холодно отрезал помощник депутата.
– Ладно, – кротко кивнул повидавший в жизни всякое Яков Михайлович. Повернулся к подопечным. По въевшейся привычке машинально их пересчитал (один, два… шесть). И экскурсионным голосом привлек общее внимание: – Signore e signori! Permettete mi presentarvi Anatoliy Hutcisch, aggiunto deputato alla frazione LDPR, e uno dei grandissimi partiti della Russia altuale. – Столь грубой лестью экскурсовод наступил на осиное гнездо своей совести. И был, не сходя с места, закусан до смерти. – Si aggregato con noi alla scopo…
– Alla scopo di sistemare i contatti, – подсказал Анатолий.
Как старорежимный офицер он щелкнул каблуками рядом с опасной лужей и вздернул подбородок, параллельно вспомнив, что не мешало бы побриться.
Неаполитанские гости восторженно зажестикулировали, отнесясь к небритому партийному функционеру как к очередной московской достопримечательности рангом не ниже Мавзолея. А синьор Ринальдо Витали посчитал за нужное жарко потрясти руку Анатолия и обнажить в полной радушия улыбке искусственные зубы, голубоватые, как туалетный кафель.
Якова Михайловича поджимал регламент, и без того нарушенный нежданным ливнем. Поэтому, считая, что необходимые формальности соблюдены, он перешел к исполнению прямых обязанностей – затараторил на итальянском средней руки:
– Per favore, prestate attenzione alla maestosa a tre ordini dalle cupole dorate torre del companile di Joana Grande – e dominante d'archetittura del Cremlino di Mosca…
Синьор Ринальдо экскурсовода не слушал. В компанию директоров обувных фабрик он, по сути, напросился, используя родственные связи. Один отправиться в Москву побоялся. Слишком уж уверенно итальянские газеты убеждали синьора, что в столице России мафия покруче палермовской будет.
А опасаться местной мафии синьору Витали приходилось потому, что приехал он сюда с не вполне законной целью: найти способ извлечь сокровища, вмурованные, как гласит семейное предание, под одного из стерегущих вход в Патриаршью ризницу львов.
Эпизод седьмой. Последний из Преисподней
26 июля, вторник, 16.00 по московскому времени.
Покойный полковник Громов был прав: личное дело прапорщика А.Хутчиша (субъект номер 001, кодовое имя «Буратино») бесследно исчезло из Архива примерно месяц назад. Когда пропажа обнаружилась, разумеется, началось дознание; разумеется, заработала бумажная проверочная машина («В ответ на ваш входящий номер такой-то от такого-то числа отвечаем исходящим номером сяким-то от сякого-то числа…»), но – вхолостую; разумеется, начальник Архивного отдела был переведен на нижеоплачиваемую должность (заместителем директора районной библиотеки в г. Электросталь)… и, разумеется, похититель обнаружен не был.
Впрочем, генерала Семена сам факт пропажи не особенно обеспокоил: не до таких мелочей сейчас.
Вспомнилась уже ставшая легендой «аквариумная» история о том, как после смерти генералиссимуса бериевские орлы записали беседу между Хрущевым и Жуковым. В беседе высокие стороны пришли к соглашению, что Лаврентия к власти пускать нельзя никак, иначе всем кранты. А посему «очкастую гниду» (как недвусмысленно выразился Никита) следует «врасплох арестовать».
Но случилось страшное, запись куда-то делась, и орлы настолько перетрухали, что не решились Лаврентию Палычу доложить даже о факте беседы. В результате Всемирная история стала на себя не похожа.
А лента с записью потом нашлась. Через два года после того, как одного из орлов торжественно выгнали на пенсию. Нашлась в запасном сейфе. На ней орел и повесился – с досады.
Так что брызгать слюной по поводу пропажи личного дела стоит погодить. В конце концов, человек, более того, десятимегатонник – не иголка в стоге сена, он не мог не оставить следов. Ведь были у него контакты, связи, операции, и все это задокументировано, запротоколировано и надлежащим образом отражено в соответствующих материалах.
Поэтому генерал приказал Архиву свернуть все текущие дела, работу Аналитической группы распихал по смежным отделам, а саму группу подключил к архивникам; он разыскал даже плешивого Карпа Савельевича Будко – ныне персонального пенсионера, а в недавнем прошлом человека, который как в собственной квартире ориентировался в многокилометровых подземных коридорах Архива, по протяженности, запутанности и беспорядочности не уступающих московскому метрополитену. Товарищу Семену даже пришлось свалить подготовку служебной записки с анализом и прогнозом операции «Спящие счета» на второго зама, хитрого пронырливого одесского еврея, верного, однако, до последней капли крови, поскольку слишком многим в учреждении отдавил ноги. Взвалить – и терпеливо дожидаться результатов. Терпеливо – хотя времени не хватало катастрофически: со дня на день переговоры с Украиной могут закончиться, и тогда ни флота, ни установки Икс нам не видать.
Единственной задачей «архиваторов», аналитиков и возглавившего группу Будко было отыскать во всем многообразии документов хотя бы малейшие ссылки на субъект номер 001, кодовое имя «Буратино». На выполнение задания он отвел им су