дишь месяца два, поучат тебя солдаты да сержанты, поймешь все, научишься ночью видеть и слышать.
Лейтенанту действительно было непонятно, чем недоволен начальник заставы. Он первый увидел или его вперед заметили — какая разница. Мальков соглашался с тем, что ему действительно нужно начинать с солдатской науки и что без этого он не сможет быть хорошим пограничником. Он даже ждал, что майор сейчас же и пошлет его на границу, но тот, к удивлению Малькова, сказал:
— Сегодня — присматривайся. Работа у тебя впереди.
День тянулся томительно долго. Чувствовал себя Мальков вроде лишним, потому что все были чем-то заняты, а он ничего не делал; он обрадовался, когда редактор «Протирки», невысокий, худенький, с рыжим жестким ежиком и крупными коричневыми веснушками на розовом лице ефрейтор со странной фамилией Сподай, попросил его посмотреть стихи, которые должны были вылетать из оскалившегося рта кобылы, обидевшейся на хозяина за плохой уход. Но редактирование стихов заняло очень мало времени, и лейтенант вновь стал «присматриваться».
Вечером Копытин, после того как официально на боевом расчете познакомил Малькова с личным составом, пригласил его сыграть в шахматы.
— Партию и — на покой, — поправляя фигуры, говорил майор. — Завтра в четыре — подъем. Посидим на зорьке в скрадке. Перелет гусей сейчас. Место отменное есть. Тебе ружье тоже придется купить. А пока с моим походишь. У меня два. Дробь и порох есть.
Облокотившись на бруствер заброшенного окопа, смотрели они, как медленно светлеет небо. Откуда-то издалека доносились крики петухов, и, заглушая эти крики, где-то совсем рядом тоскливо попискивал кулик; тревожно загоготали гуси на небольшом островке. Копытин, когда они пришли сюда, вполголоса объяснил Малькову, откуда потянут с рассветом гуси, и замолчал. Мальков, копируя майора, примял впереди себя высокую траву, нависшую над окопом, стал смотреть, как медленно-медленно светлеет небо, слушать петухов, кулика и гусей и ждать.
— Слышишь? — шепнул майор.
— Что?
Лейтенант смотрел в небо, пытаясь увидеть гусей; он подумал, что Копытин услышал их полет, а майор замер, насторожился.
— Точно. Плывет. Ползи по окопу. Он выйдет где-то здесь. Если на тебя — командуй: «Руки вверх!» Только громко. Я по другому окопу на берег выйду.
Сказал, пригнулся под нависшую над окопом траву и — будто его и не было.
Лейтенант понял: «Шпион!» Стараясь не шуметь, Мальков пополз по сырому дну окопа.
Впереди, между тонкими стволами кустарника, показалась река, Мальков перестал ползти и прислушался. Тихо. Может, и нет никого, может, ошибся майор. Донесся едва слышный всплеск; лейтенанту показалось, что тот, кто плывет, еще далеко и тоже, наверное, смотрит и слушает, поэтому пополз очень медленно и беззвучно, и едва дополз до кустов, как из воды поднялся человек. На фоне начинающего светлеть неба человек казался очень высоким и, как рассмотрел в полутьме Мальков, был широкоплеч, с крепкими мясистыми ногами тяжелоатлета; на голове человека была привязана аккуратно сложенная одежда.
Позднее, вспоминая свои действия, лейтенант удивлялся тому, как смело и, главное, разумно он поступил: рванулся вперед, крикнул: «Руки!..», но то ли увидел в свертке одежды рукоятку пистолета, то ли догадался, что там может быть оружие, так же громко добавил: «…назад!» — и взвел курок ружья. Человек, уже начавший поднимать руки вверх, замер на мгновение, и Мальков вновь, еще громче, крикнул: «Назад руки!»
— Команды надо выполнять, а то лейтенант стрельнуть может, — с усмешкой посоветовал нарушителю майор, неожиданно появившийся справа с ружьем на изготовку. — Одно движение — дырок наделаем!
Нарушитель подчинился, и майор скомандовал:
— Вперед! И не вздумай бежать!
Нарушитель медленно двинулся через кусты. Справа и слева от него — майор и лейтенант. Вышли на тропу. Над головой пролетали табуны гусей, низко-низко, будто дразнили, на разве сейчас до них было Копытину и Малькову?
Светало быстро, вот уже хорошо стало видно вышку у заставы, хотя до нее было около двух с половиной километров. Медленно сокращалось расстояние. Но вот из ворот заставы выскочили пять всадников и галопом понеслись по тропе навстречу офицерам.
Первым осадил коня старшина заставы сержант Останин и, спрыгнув на землю, сразу же подошел к нарушителю, стянул с его головы одежду. На землю упал небольшой пистолет; сержант отбросил его ногой в сторону и, внимательно осмотрев одежду нарушителя, помог надеть ему бриджи, а свитер передал майору: может, в воротнике ампула.
— Ведите его! — приказал майор солдатам и повернулся к Останину: — Ты, старшина, с лейтенантом еще раз осмотри место задержания и познакомь его с участком. К броду на Щучьей протоке я подошлю коней.
Мальков и Останин вернулись к обеду. Начальник заставы встретил Малькова на крыльце. В глазах веселости и лукавства больше обычного, а стеком постукивал он о голенища с подчеркнутой небрежностью.
— Ну как, пулеметчик?! Говорил я, что не даст граница скучать, теперь сам убедился. Не часто бывает, что шпион в руки лезет. Теперь слава надолго! Держался ты для первого раза молодцом. Вот так, пулеметчик. Ну а теперь обедать. После обеда — конную проводить будем. Ты тоже в строй.
Малькову была приятна похвала начальника заставы, но разговор о славе и, главное, тон, каким это было сказано, немного смутили его. Как-то сразу неспокойно стало на душе; а когда в столовой, куда лейтенант пошел со старшиной, встретил его ефрейтор Сподай и, приглаживая ладонью свой рыжий ежик, поздравил с боевым крещением и, будто между прочим, вставил: «Ничего, гусь солидный, кажется» — и в это время улыбался так же снисходительно, как и рядовой Присяжнов при разговоре об «Уровских волнах», — после этого лейтенант почувствовал, что и он, и майор сделали что-то не так, как нужно, и все солдаты знают об этом.
Вечером они с майором играли в шахматы, майор был в ударе и легко выиграл у лейтенанта все партии. А в полночь вновь за спиной лейтенанта закрылась калитка заставы. Была такая же ночь, как и вчера, те же высокие, подмигивающие звезды, та же тишина, но сегодня ночь, звезды и тишина были какими-то особенными, немного торжественными и тревожными — вчера лейтенант шел с ружьем на охоту, сегодня шел в свой первый наряд со старшиной заставы. Лейтенант не первый раз встречался с ночью во время службы: тревоги бывали и в училище, и в полку; но он знал, что это учебная тревога, противник условный и никакого вреда не причинит, если даже ошибешься, а здесь ошибаться нельзя, в этом Мальков уже убедился. Здесь нет условностей.
Как только они отошли от заставы, сержант взял автомат на грудь. Лейтенант расстегнул кобуру. Никогда не поверил бы Мальков, если бы рассказали ему, что кусты и трава могут измениться за сутки — вчера ночью были обычными, почти незаметными, сегодня стали выше, разрослись будто специально, чтобы скрыть за своими листьями притаившегося человека.
Каждый день и каждую ночь делал лейтенант для себя открытия. Он уже знал, что солдаты изучили привычку начальника заставы постукивать стеком по голенищу, когда тот в хорошем настроении. Тогда они смело обращались к нему по любому вопросу. И избегали встречи, когда майор подталкивал вверх козырек фуражки стеком. Мальков уже стал привыкать к новому укладу жизни, к тому, что сутки на заставе не имеют ни начала ни конца, находил время читать не только инструкции и наставления, но и взял из заставской библиотеки «Сказание о казаках». Ему понравилась книга, и он в один из вечеров хотел пересказать наиболее взволновавшие его эпизоды Копытину, но тот, не дослушав, заговорил о предстоящем ремонте заставы, а потом, как бы между прочим, заметил:
— У нас так: или служба, или книги.
— Почему? — невольно вырвалось у Малькова.
— На книги время надо, а где оно?
— В шахматы меньше играть.
— Ого! — майор усмехнулся, подтолкнул стеком козырек фуражки. — И я читаю, пулеметчик. Когда есть время.
Они замолчали. Майор продолжал делать записи в книгу службы, лейтенант — составлять расписание занятий на следующую неделю.
В тот вечер Мальков, читая инструкцию, сделал для себя еще одно открытие: охотиться вблизи границы запрещается. Он хотел получить разъяснение у начальника заставы, думая, что, возможно, не так понял прочитанное, но майор Копытин вернулся с ужина, когда до выхода в наряд оставалось несколько минут.
Сегодня старшим был Сподай. Маршрут — проверить следовую полосу всего участка заставы.
Не удалось поговорить Малькову с майором Копытиным и утром. На рассвете они с ефрейтором вернулись на заставу и зашли в канцелярию, чтобы доложить о том, как прошла служба, но майор не стал слушать доклада.
— Быстро, пулеметчик, завтракать и — в отряд. В девять совещание. Срочное. Я говорил, рано, мол, тебе еще по совещаниям разъезжать, но… В общем, выезд через тридцать минут.
Все, о чем говорили на совещании, для Малькова было ново и интересно. Он старался не пропустить ни слова. После нескольких докладов начальников застав об обстановке к трибуне подошел начальник отряда, невысокий светловолосый полковник, и неторопливо заговорил:
— Округ может проверить нашу боеготовность: действие по отражению вооруженной бандгруппы.
Полковник говорил, что нужно сделать, готовясь к этой проверке, а Мальков старался записывать за ним.
— Все ясно? — закончил свое выступление полковник вопросом.
— Так точно! Ясно!
После небольшой паузы начальник отряда заговорил о другом:
— Прежде чем закрыть совещание, хочу, товарища офицеры, ознакомить вас с двумя документами. Вот они. — Полковник показал два листка с отпечатанным на машинке текстом и резолюциями на углах, сделанными красным карандашом. — Это — представления к медалям майора Копытина и недавно прибывшего к нам лейтенанта Малькова.
Полковник начал читать представление на Копытина. Герой, и все тут. Не только медаль, а и орден не жалко. Малькову захотелось встать и сказать: «Не так все было», но он сдержал себя, считая неприличным перебивать полковника.