– Смерть всегда рядом…
– Что ты чувствуешь, глядя на эти останки? Осталась ли в твоем сердце хотя бы капля жалости к убитым животным?
– Обманывать бесполезно… Да. Мне немного жаль тех, кого я убиваю даже ради пропитания… Они ведь… они красивые!
– Хорошо. Теперь представь, что ты умираешь от голода. Ты не просто хочешь есть, но ты знаешь совершенно точно, что умрешь, и притом совсем скоро… Скажи, какова же теперь ценность твоей жалости?
– Теперь я не ощущаю жалости.
– Хорошо. Но есть такие эмоции, от которых ты не можешь избавиться. Тебя гложет некая обида, верно?
– Да… Я не понимаю его. Если бы я поняла, почему Мат так поступил… Бросил меня в лесу… Оставил одну.
– Молчи. Представь, что завтра ты умрешь. Так или иначе, но умрешь… Хорошенько прочувствуй это. Подумай о том, что ждет тебя после смерти. Все закончится. Не будет больше ничего: ни чувств, ни мыслей, ни воспоминаний. Останутся лишь косточки под солнцем и дождями. И, быть может, кто-то вплетет их в свое ожерелье… Рассмотри эту картинку со всех сторон. Твоя жизнь завтра прекратится. Осталось совсем немного времени, чтобы жить… Ну и насколько теперь важна твоя обида?
Ученица нахмурилась и молча кивнула.
– Это и есть осознание того, что смерть всегда рядом. Взвешивай каждую эмоцию и каждый поступок на весах жизни и смерти. И если твои эмоции берут над тобой верх, вспомни о смерти… Какова их цена пред ее ликом?
Как быстро забываются уроки, если перестать упражняться в них изо дня в день. Дисциплина важна не только для физического тела, но и для ума. Дженна позволила себе об этом забыть. Она разрешила горю и отчаянию взять над собой верх. Вот почему ее начали преследовать неудачи. Больше такого не должно было повториться.
Наемница отвела задумчивый взгляд от южных хребтов и царящего над ними острого пика. Эта белоснежная гора возвышалась над миром, точно страж, и была видна отовсюду. Дженна посмотрела на обезглавленный труп волка. Она сидела перед ним на коленях, держа в руке окровавленный нож. «Смерть всегда рядом». И теперь девушка знала, что у смерти куда больше ликов, чем она могла себе представить.
– Спасибо за урок, учитель, – произнесла Дженна, проведя перебинтованной дрожащей рукой по отрубленной голове. – Каким бы ни был твой путь, но я обещаю, что последний твой урок я тщательно сберегу в сердце. Какими бы ни были твои истинные намерения, но смерть твоя не станет напрасной…
С этими словами Дженна подобрала с земли подходящий камень и принялась за дело.
– Есть еще одна ловушка, в которой так любит оказываться ум. Ты знаешь, что твои страсти идут у тебя на поводу, а не наоборот. Однако это не значит, что страсти должны исчезнуть вовсе. Ты живое существо и не можешь отказывать себе в ощущении как горя, так и радости.
Помни, эмоции – это учителя. Они выковывают твою душу. Шаг за шагом, ступень за ступенью они ведут тебя к совершенству.
Сладость и горечь, подобно огню и воде, размягчают и закаляют дух. Но только ты являешься мастером-кузнецом, что выбирает, какую форму придать своему изделию…
Все происходящее в жизни ты должна воспринимать как инструменты – это горн и меха, наковальня и молот, тиски, зубила, клещи и напильники. С их помощью ты создаешь прекрасное, совершенное оружие. Ты создаешь себя.
Мастер Кай Двейг в немом восхищении наблюдал за пляской огня в горне. Все эти годы кузнецу казалось, что для создания идеального сплава ему недостает температуры нагрева, но судя по цвету кроваво-оранжевых языков пламени, их жар не претерпел разительных изменений. Время также не имело большого значения. Сплав не требовалось подвергать варке в течение целого дня.
С тех пор как таинственный путник самолично раздул меха, в кузнице стало как-то особенно светло. Казалось, что даже за окнами света было куда меньше, чем в мастерской, точно горновое гнездо превратилось в малое солнце.
Кузнец и его гость весь день трудились без отдыха. Странник на деле показал себя умелым молотобойцем. Видно было, что когда-то ему немало пришлось поработать в кузнице. Он был не так ловок, как мастер Двейг, однако руки его оказались сильны. Мужчина не боялся жара и словно бы знал, что и как надобно делать.
Путник не только даровал огню новую силу. Пока волшебное пламя в горниле выполняло свою работу, он, как будто только ради развлечения орудуя огромным молотом, без особого труда отжимал и проковывал комья крицы, удаляя из материала шлак для получения более чистого металла.
Когда же на горы вновь легли сумерки, а труды были окончены, незнакомец вручил кузнецу осколок кремня и сказал:
– Из того сплава, что мы сегодня сварили, сделай для себя кресало. Огниво это будет непростым – с его помощью ты сможешь призывать волшебный огонь. Но береги его и используй лишь в особенных случаях, так как силы огнива небезграничны и постепенно будут истощаться. И помни, что чем чище сердце и помыслы того человека, который высекает искру, тем сильнее и безупречнее будет и волшебство огня. Тому же, у кого вместо сердца камень, а ум лжив, оно не принесет ничего хорошего…
Днем Дженна спешилась у оврага, по дну которого между мшистых валунов бежал полноводный ручей. Осторожно, чтобы не потревожить раненую руку, девушка расплела и расчесала косы. Наемница избавилась от высохшей травы, которыми они были переплетены. Раздевшись догола, она тщательно омыла волосы и тело от смрада чужих прикосновений, горького запаха боли и страха, перенесенных ею за последние дни, стерла с себя следы волчьей крови, смешавшейся с ее собственной.
Вода показалась девушке почти ледяной, но озноб больше не беспокоил ее, словно что-то разожгло внутри горячее пламя. Закончив с купанием, Дженна устроилась на шершавой спине одной из каменных глыб, что окаймляли ручей. Слишком долго она пряталась в тенях, и теперь прикосновение солнечных лучей к коже доставляло ей неописуемую радость.
Девушка наслаждалась теплом и покоем, хотя и ясно чуяла чужое присутствие. Пристальные взгляды желтыми огоньками мелькали между елей и кустарников. Это были волки. Запах шерсти и меток явственно предупреждал наемницу о том, что она перешла границу их территории. Однако сами звери благоразумно держались на почтительном расстоянии.
Дженна приложила некоторые усилия для того, чтобы обозначить свое место в этом лесу. Она прекрасно знала, что говорил хищникам ее аромат. На сумеречной лисице и на ее скакуне волки чуяли дух смерти своего сильного и опасного сородича. Они видели на ее груди ожерелье, собранное из зубов обезумевшего волка…
– Живя с людьми, прикинься человеком, – говорил ее учитель-зверь. – Будучи с волками, носи волчью шкуру.
Коснувшись пальцами костяного украшения, наемница улыбнулась солнцу и запела. Тихая песня сплеталась с весенними трелями птиц, журчанием ручья и шелестом ветра в кронах елей. Горло девушки еще сковывала боль, и порой ее голос срывался. Тогда самые чувствительные из братьев волков робко вторили ей тоскливым воем.
Привлеченные этой песней, воплотились призрачные насекомые: змеевидные стрекозы и рогатые мотыльки, цветы-бабочки и крылатые звезды, спиральки и ниточки – прекрасные и странные, но более уже не пугающие. Планктосы кружились вокруг Дженны и играли друг с другом между ее длинных золотистых локонов.
– Смерть всегда рядом, – говорил учитель.
7. Обитель смерти
В царстве нечисти следует различать два основных вида: примитивную нежить, к коей относятся мятежные или неупокоенные духи, что стали таковыми после смерти своей биологической оболочки, и вид так называемых рожденных во тьме.
К первым мы относим всяческих кадаверов – мертвецов прямоходящих, вурдалаков кровососущих и прочих одержимых, еще при жизни лишенных личности. Вторые – самостоятельный биологический вид, к которому принадлежат оборотни рожденные, двоедушники, вампиры и другие.
Жизненные и посмертные ритмы обоих видов, повадки и прочее изучены мало. Достоверно известно нам лишь то, что в силу особенностей своего отвратительного строения они населяют Обитель смерти, не переносят дневного света, а питаются теплой кровью да сырой плотью. Создания эти крайне опасны, потому для более подробного изучения категорически не рекомендованы.
О том, что у истока хари́кского ручья был разбит лагерь, знала теперь каждая лесная тварь. В воздухе стоял такой удушливый запах дыма, будто загорелись пересохшие торфяные болота, а крики и бранные песенки были слышны на многие мили окрест. Эта веселая гульба была способна распугать не только всю лесную живность, но и тех, кто с жизнью своей уже давно расстался.
Между двух дымящих костров стояла телега и топтались перепуганные лошади, а вокруг них плясали, прыгали и вопили на разные голоса трое. Вооруженный коротким мечом юноша в потрепанном плаще от души запевал гимн во славу Единого Создателя. Огромный тролль с топором в руках дурным басом орал кабацкие песни, а темнокожий эльф вокализировал ему в такт высоким и хорошо поставленным сопрано. Впрочем, порой голос его все же срывался на визг.
Брауни умирал от страха, ведь из всей компании он был самым беззащитным. Как правило, на таких – на детей, стариков, раненых или ослабленных – волки нападают в первую очередь… Ко всему прочему ученый книжник неважно владел каким бы то ни было оружием, кроме поварского. И теперь, вооружившись любимым разделочным ножом, Трох ощущал себя донельзя неуютно.
В отличие от большинства эльфов, брауни считали себя исключительно и принципиально мирным народцем. Мало кто из них владел стрельбой из лука, не говоря уже про искусство фехтования или метания топоров. Вот поддерживать уют в доме, возводить сады да возделывать поля на Изумрудных холмах Дахудх’ара – это было по их части. Вести летописи, изучать историю Северной земли и ее жителей – тоже дело славное и от всей души любимое Трохом. Но сражаться – увольте!