– Эта феечка еще не успела прочувствовать твоего остроумия, Гвирдр, – ответил брауни на любезность. – Радуйся, что мой язык не повернется произнести твоего прозвища…
– Говорите, или больше не смейте называть меня феечкой! – воскликнула Дженна. – У меня все-таки тоже есть имя.
– Это прозвище уместно для зеленого младенца, но обращаться подобным образом к взрослому троллю – значит проявлять неуважение к великой науке овощеводства, – сердито сообщил Трох Картриф и, смутившись, добавил: – И уж тем более ни один ученый никогда не назовет так коллегу…
– Зато женщинам нравится, – ухмыльнулся Гвирдр Драйгр, пригладив пальцами бородку.
– Ох, Единушка, – вздохнула наемница, с подозрением покосившись на овощную нарезку.
– Вот именно! – заметив ее взгляд, торжествующе провозгласил брауни. – И даже не говори мне после этого, что ты не будешь есть морковь…
– А вот мои братья вывели новый сорт моркови. В отличие от вашей, она желтая и сладкая, – задумчиво вставил мракоборец, угощаясь овощами. – И почему это вы смеетесь? Что смешного я сказал? Это не шутка! Наша монастырская морковь – самая сладкая во всем Энсолорадо.
Крутой скалистый отрог порос невысокими буками. Их мшистые корни крепко оплетали твердь, удерживая ее от разрушения и обвалов, а стволы кривились причудливыми фигурами. Эта часть дороги была хотя и угрюмой, но относительно ровной и прямой. Некоторое время она жалась к каменной стене, а затем, уткнувшись в тупик, образованный наваленными друг на друга глыбами, круто сворачивала в гущу леса.
Серый лес с его стройными елями и каменными деревьями остался далеко позади, вокруг вздымалось Криволесье, а впереди ждала сама «Обитель смерти», как называл ее в своих записях путешественник и энциклопедист профессор Клифф’Арх. Почва здесь имела странный угольно-серый оттенок и под лучами солнца мягко искрилась. Стволы деревьев, росших на каменистых склонах, извивались будто змеи, а пики гор над ними затягивали клубы облаков.
В книге, посвященной истории Севера, Дженна прочла, что когда-то давно эти места населял народ сидов. Но некий страшный катаклизм, случившийся почти что тысячу лет назад и названный второй Бурей, привел в движение земную твердь. Древние города погибли в дыму и огне, что вырвался из горных недр.
С тех времен спаленные леса выросли заново, но сиды так и не вернулись. От их былого величия остались лишь засыпанные пеплом и поросшие мхами развалины. Некогда прекрасные города Дейвла́на превратились в гигантские могильники, где немногие выжившие похоронили собратьев, – тех, кого можно было предать земле, – прежде чем уйти дальше на северо-восток. Волшебная пуща Эльмха́раме́йд укрыла осиротевший народ. А их родная земля, прозванная Обителью смерти, стала носить имя Ка́ахьель, что в переводе означало «не живая и не мертвая».
Трох Картриф пояснил, что Буря изломала не только лишь земные пласты; ущерб, нанесенный ею, оказался гораздо более разрушительным… Пострадало само равновесие, и перемешались естественные циклы жизни и смерти. Теперь с наступлением ночи так и не нашедшие покоя души прежних обитателей Ка́ахьеля покидали свои могилы. Переполненные тоской, они бродили в поисках пути к освобождению; и, не найдя его, пели скорбные песни, от которых в жилах стыла кровь. Если же встречалось им на пути живое существо, призраки убивали его, вытрясая дух.
Эти несчастные люди ли, нелюди – все, кто погибал в Ка́ахьеле, – также не могли найти дороги к чертогам Единого. А таких – охотников за удачей и древними сокровищами сидов, – попросту глупцов, увы, было не так уж и мало. Их мертвые тела превращались в кадаверов или вурдалаков: голодных и злобных тварей.
– Нашли себе здесь пристанище стрыги и ламии. Земли Ка́ахьель стали поистине Обителью смерти, страной нечисти да нежити, – рассказывал ученый брауни. – Но тварей больше всего в лесах, а мы пойдем вдоль хребта Ночиз. Его подножия бесплодны, а нет добычи – нет и охотников. Однако с призраками все будет несколько сложнее…
– Но и против них у нас есть защита, – с воодушевлением договорил тролль. – Не слушайте призрачного воя, не покидайте аурического круга, и все будет хорошо! – Он развернул карту. – На востоке хребет Но́чиз примыкает к скалам Туй-га́я. С севера Ка́ахьель граничит с людскими княжествами, но отделен от них Равниной тысячи озер. По правде говоря, озер там куда больше, это целый Озерный край. Через него и пролегает единственный путь к горе для всех, кто еще не тронулся умом… Но путь этот непрост и долог, множество водоемов и целая сеть рек пересекает его. Поскольку это – единственное препятствие, разделяющее мир живых и древнее королевство-призрак, можно понять, почему за истекшие века равнину так и не заселили да не застроили переправами и мостами.
– А что пуща? – спросила Дженна. – Разве нельзя обойти равнину с востока сквозь Эльмха́рамейд… – Внезапно девушка запнулась. Только произнеся это слово вслух, она осознала его значение: «опасная, запретная» на элибирском языке.
– Древняя магия не пропускает незваных гостей, – пояснил брауни. – И не только людям вход туда заказан… Мы – элвэнообразные и ученые – все знания о стране Эльхайндрэй вынуждены собирать по крохам из баллад, которыми делятся странствующие сиды…
Смуглое лицо брауни от печали потемнело еще сильнее. Было видно, что разговор ему не по душе, и Дженна не решилась продолжить расспросы. Вместо этого она углубилась в самостоятельное изучение карты.
На северо-западе у моря было расположено королевство троллей и огров Серботъйог, ниже – страна гномов и цвергов Бунджууг и Изумрудные холмы Дахудх'ар. А вот на юго-западе по карте разлилось неведомое белое пятно, не имеющее ни обозначения, ни названия.
Центральную часть образовывали людские княжества с севера на юг – Кривхайн и Гиатайн. На юге они упирались в Аркх, а на севере – в тундру Маласти́на и белую полосу, которая так и называлась – Белые, или Ледяные, леса.
На северо-востоке к людским княжествам Кальдуро и Тинутурил примыкало королевство Ферихаль и леса Су, что плавно перетекали в запретную эльмха'рамейдскую пущу. Южнее начиналась необъятная Равнина тысячи озер и королевство призраков Ка́ахьель, чьи темные леса поднялись из пепла.
8. Опасный путь
Чем дальше путники продвигались на восток, тем менее проходимой становилась лесная дорога. То и дело она угрожала и вовсе раствориться в густых зарослях и туманах, которые каждую ночь опускались с гор Но́чиз. Весеннее тепло к тому времени уже растопило снега, но в пасмурные дни промозглые туманы не желали рассеиваться до самого полудня. Вместе с погодой расстроился боевой дух команды, и затихли их веселые песни.
Григо Вага читал молитвы и отчаянно страдал простудой. Трох Картриф готовил еду, с помощью простенького волшебства следил за тем, чтобы сырость не добралась до книг, но большую часть времени ворчал и дымил трубкой пуще какого-нибудь вулкана. Брауни был отличным кашеваром, умел приготовить вкусную кашу даже из сосновой коры, но вот силой духа не блистал. Только благодаря неунывающему Гвирдру Драйгру с его умением прорубать дорогу путники медленно, но верно приближались к цели.
Спустя несколько дней их телега выехала на вымощенную камнем дорогу – знаменитый хальфимский тракт. Сложен он был добротно: не на века – на тысячелетия. И повозка в кои-то веки пошла ровно и уверенно.
В пору, когда не существовало людских княжеств, этот торговый путь соединял между собой приморскую столицу Серботъйога Ка-пака́й, крупнейший подгорный город Бунджууга Ва́нхас и его столицу Экхьель. Через Изумрудные холмы он доходил до горного леса Маймо́ру, где исчезал, чтобы вновь появиться уже на востоке – в королевстве сидов Дейвла́не.
Во времена Бури, когда бескрайние леса Дейвлана и города сидов поглотило пламя, а все живое погибло или, спасаясь от разъяренной стихии, бежало в другие земли, хальфимский тракт остался цел и невредим. Даже движение земной тверди не затронуло каменную кладку, словно скрепленную некой магией.
– То же волшебство, – рассказывал ученый брауни, – сохранило и единственный каменный город сидов – их пресветлую столицу А́йваллин. Ее покрытые черным пеплом дворцы и храмы еще многие и многие десятилетия одиноко возвышались над выжженной равниной, пока живая природа вновь не взяла свое.
Путники остановились на обочине хальфимского тракта. Как и предупреждал брауни, зверья здесь почти не водилось, зато в ручьях попадалась рыба. Наваристая рыбная похлебка вернула Троху некоторое подобие хорошего настроения, и он разговорился. До поздней ночи темнокожий эльф баловал спутников легендами о мороях и стрыгах. И, будто вторя его рассказам, откуда-то из далеких глубин леса вдруг донеслось тихое эхо напевов.
– Слышите? – прервал рассказ Трох, вглядываясь в темноту.
– Не слышу и слышать не желаю, – пролепетал до смерти перепуганный его историями мракоборец. – Ауры защитят нас… О Единый, как я мог согласиться на это путешествие?
– Призраки не опасны, пока мы держимся от них на расстоянии, – мягко пояснил Гвирдр. – Но даже находясь вблизи, остерегаться надо не самих духов, а их скорбного плача.
– Да откуда вы вообще это знаете? – охнул Григо Вага и, нашептывая молитву, с головой исчез под своим плащом.
– Плача? – удивилась Дженна. – Но я слышу пение…
– В шестьсот семьдесят девятом году от второй Бури, – торжественным тоном сказителя заговорил брауни, – бесстрашный ученый и путешественник Клифф’Арх предпринял попытку изучить Обитель мертвых. – Его голос предательски сорвался, и эльфу пришлось встряхнуться, чтобы избавиться от позорного для всякого ученого оцепенения. – Он – никому не известный юноша и будущий великий профессор – единственный за последние сто лет, кто смог вернуться из Ка́ахьеля живым. Бесценные материалы, которые собрал этот мужественный исследователь, вошли во множество сборников и энциклопедий…
– Кажется, я встречала труды профессора в библиотеках Энсолорадо, – припомнила Дженна. – Его имя мне знакомо…