Аромат горячей крови пробуждал от сна белокожих стрыг. В поисках пищи они покидали подземные убежища между корней и папоротников, где вампирицы прятались от дневного света. Девы с черными волосами-паутиной и желтыми совиными глазами следовали за тенью, но не могли ее догнать. Иногда добыча оказывалась так близко от них, что стук ее сердца был подобен раскатам грома. Казалось, лишь протяни руку – и вопьешься когтями в горло…
Но жертва была неуловимой, точно призрак: странный призрак из плоти и крови. Не человек, не эльф, не нечисть и не волшебное существо, она бежала вдоль теней, и сияющие насекомые роились вокруг ее золотой косы.
Не сходя с лисьей тропы, наемница мчалась сквозь лес, останавливаясь лишь изредка, чтобы рассмотреть очередного обитателя Ка́ахьеля. С восторгом наблюдала она за тем, как плетут паутину и поедают залетевших в нее птиц гигантские пауки с чернильными глазами и мохнатыми лапами. На дне горных расщелин среди белесых камней и костей она любовалась танцем огромных синих змей.
Дженне нравились змеехвостые ламии с тонкими руками и нагими грудями. Они пахли землей и камнями. Когда ветер дул в сторону Дженны и девы-змеи не могли ее почуять, наемница подбиралась к ним совсем близко и вслушивалась в разговоры. Свернувшись калачиками среди камней и мхов, они вздыхали и будто мяукали. Но тихие беседы ламий оборачивались диким визгом, как только ветер доносил до них запах девушки.
А вот от кадаверов наемница решила держаться подальше. Хотя природа их жизни – подобия жизни – была для нее самой большой загадкой на свете, она так и не смогла привыкнуть к боли, что окутывала их лежбища. Если ундины, стрыги и ламии искали добычу, подобно хищникам, то мертвецы испытывали настоящие муки голода.
Но самый непереносимый запах страданий доносился от древних призраков. При звуках их скорбных песен каждая травинка пронзала, точно острый кинжал, каждая росинка превращалась в горькую слезу. Подобно заразе, отчаяние проникало внутрь и начинало разъедать душу.
Дженна наблюдала за процессией лишь издали, но каждый раз этого оказывалось достаточно. И, проклиная любопытство, наемница бежала как можно дальше. Она бежала, пока боль и усталость в мышцах не заглушали терзание души.
За время пути по Ка́ахьелю Дженна обнаружила, что спастись от призраков можно было лишь у воды, либо, как это ни странно, в пещерах кадаверов и убежищах стрыг. Представители хладнокровных обитателей призрачной страны точно знали особые места, недоступные бесплотным дейвланцам.
Ка́ахьель полнился хорошими тенями. Множество лисьих тропинок пересекало его подобно сети. С их помощью Дженна имела возможность исследовать ночной лес. Она играла в прятки с вампирами и бегала наперегонки с ночными кошками – единственными крупными теплокровными хищниками ка́ахьельских угодий, что жили в приозерных зарослях и питались рыбой.
И только приблизиться к заветной столице сидов Дженне не позволяло призрачное шествие. Каждую ночь убывающая луна призывала к жизни прежних обитателей Дейвлана. Вереница сидов стремилась в столицу Айваллин. Они будто искали что-то, а не найдя этого, с диким воем рассыпались по лесам, убивая все живое на своем пути. Порой Дженна встречала оставленные ими следы: мертвых мышей и зайцев, реже – птиц и старых озерных кошек.
Но время шло. Ночное светило исчезло с небосвода, а затем вновь принялось набирать силу. С наступлением новолуния призраки стали бледнеть, их голоса делались все тише. Тогда-то девушка и решилась на прогулку в Айваллин. Помня об обещании, данном Троху Картрифу, она прихватила с собой и чесночные бусы.
Природа, обыкновенно стирающая со своего лика любое рукотворное произведение, оберегала древний Дейвлан. Стелющиеся кустарники и лианы оплетали дворцы и храмы, не разрушая, но поддерживая их. Мхи, лишайники и россыпи грибов окантовывали рельефы и мозаичные картины. Они бережно хранили запечатленных в мраморе богов, правителей и героев.
Страннику казалось, что он покинул Айваллин только вчера. Теперь столицу укрывала буйная растительность, а когда-то давно ее широкие улицы, фонтаны, статуи и многоступенчатые крыши домов сияли белизной. Но потом пришла беда. Небо затянули дымные облака. И пепел, павший с небес, облачил Айваллин в траур.
Реки и водопады наполнились грязью. В течение многих месяцев леса поглощало жидкое пламя. То, что обошел огонь, выжгли отравленные дожди. Все живое погибло от жара, удушья и горя. А души умерших навеки потеряли покой.
Хранители не успели спасти всех. Даже его кровный брат, ведавший тайнами мертвой воды, оказался бессилен перед лицом катастрофы. Объединив свои возможности, они смогли лишь удержать ее в границах Дейвлана. И если со временем деревья выросли, а воды очистились, то течение витали так и не восстановилось.
Выжившие обитатели страны не вернулись в родные края. Они забыли свои дома и мертвых. А погибшие не познали счастья перерождения. Им не было позволено увидеть близких и любимых глазами их детей и внуков.
На растущей луне призраки поблекли и потеряли смертоносную силу, но они все еще были здесь. Сиды прогуливались по улицам и паркам. Они любовались зыбким сиянием ночного светила, будто самим солнцем.
Опустившись на площади у самых ступеней дворца, странник принял человеческий облик и огляделся. Громадной тенью позади него возвышалось мертвое древо Исшии́к. Когда-то оно представляло одно из мест силы Айваллина, но сейчас фонтан у его подножия молчал. Источник живой воды пересох. А окаменевшее древо, символизировавшее саму Жизнь, облюбовали другие растения.
Мужчина в черном перевел взгляд на дворец. Колонны, поддерживавшие его резные крыши, поросли цветущими вьюнами. Мягкий мох, словно бархатная дорожка, устилал высокие ступени парадного входа. У этих ступеней странник в последний раз видел родного брата.
На тот момент они уже давно не разговаривали. Но Катха́уэт не отказал просьбе Сола. Он помог удержать дейвланский разлом и спасти сферу Сия от полного разрушения. Вместе с Верховным жрецом и Индром – хранителем Востока они боролись за Дейвлан. Сам странник помогал Кизэю и Гьюзайлин в Бешбья́с. Хотя главный удар Бури пришелся на восточную часть Аркха, не все шло гладко и на западе…
Затем, когда Буря миновала, они встретились здесь, у подножия умирающего древа Исшиик. И несмотря на то что Сия находилась уже вне опасности, встреча эта оказалась безрадостной.
Ночь была темной и душной из-за тяжелого воздуха, наполненного дыханием вулканов. Последние правители Дейвлана – король Шэ́ймес Ар Высокий и его единственная дочь Нэжье́м Золотая – спускались навстречу хранителям по усыпанным пеплом ступеням. Они шли и будто не видели ни Индра, ни Сола, ни братьев-странников. Их синие глаза были устремлены к иной реальности, туда, где их народ все еще был жив и счастлив. Не видели призраки и собственных бездыханных тел, замерших у фонтана.
– И это все, что ты можешь для них сделать? – в сердцах воскликнул Сол. – Полночи неведения, а под конец – горе и безумие?
– Хочешь, чтобы я оставил их в собственных телах? – усмехнулся Катхауэт. – Чтобы они ночи напролет бродили в поисках живой плоти?
Тонкие губы черного мага кривила улыбка, но вместо обыкновенной холодности на дне его глаз полыхала ярость. Странник мог бы поклясться, что за ней скрывается боль. Все страдания погибшего народа рухнули на плечи некроманта. Никто больше не ощущал это так же остро, как он – тот, кто общался с призраками и был связан с ними единой силой.
– Должен быть иной способ, – настаивал жрец.
– Что ж, когда ты преуспеешь в темной науке, тогда и поговорим, – высокомерно произнес некромант. – А сейчас я ухожу, ибо и моему терпению есть пределы…
Ни словом, ни улыбкой, лишь короткими взглядами обменялись братья, не видевшие друг друга столетия. Как и прежде, гнев и обида разделяли их.
Мужчина в черном нахмурился от воспоминаний и поднял глаза на увитый зеленью дворец. Как и в ту памятную ночь, ему навстречу по ступеням спускались король и юная принцесса. Шэймес Ар Высокий и Нэжьем Золотая были почти невидимы, но тем не менее странник смог различить их. Как и обещал его брат, за тысячу лет ничто не переменилось в их царственном облике.
Сколько же раз им суждено было пройти по этим ступеням?
Мальчик играл с собакой. Совсем кроха, он был ровно вдвое меньше мохнатого друга. Занятие их не отличалось затейливостью. Мальчик кидал палку, а собака неслась за ней с такой прытью, будто это был сам смысл ее жизни. Возвратившись назад, она бережно клала добычу к ногам мальца и с надеждой смотрела на него большими веселыми глазами, точно говоря: ну же, еще-еще! Ребенок заливался радостным смехом и снова бросал палку. Снова и снова.
А потом собака не вернулась. И лицо мальчика приняло выражение отчаяния. Но он вовсе не побежал искать своего друга. Он даже не мог позвать собаку назад. Схватившись за горло ручонками, он задыхался. И взгляд его был прикован к небесам.
Дженна знала, что мальчик умирает. Как и прочие призраки, он из ночи в ночь переживал свою смерть, смерть близких и любимых, гибель своего города. Наемница видела, как это было с сидами, что шли лесными тропами в Айваллин. Возможно, они думали, что в столице обретут спасение, но…
Дейвланцы умирали прямо в дороге. А потом «возрождались». Их духи открывали белесые глаза, поднимались на ноги и начинали выть, горько и зло. Та же участь ждала и мальчика с собакой. Он погибнет, а затем вновь «оживет». И пес вернется к нему, но они уже не будут играть. Они будут плакать и выть.
Дженна не стала дожидаться, пока до этого дойдет. Достаточно зрелищ она насмотрелась в лесу. Последние дни растущая луна защищала этот мир от безумия призраков, словно отгородив их от живых полупрозрачной вуалью. Тем не менее в Айваллине находиться было непросто. Точно сами камни сохранили на себе оттиск произошедшей катастрофы.
Если бы не восторг и любопытство, владевшие душой наемницы, она не сумела бы миновать даже врата столицы. Но, ведомая азартом исследователя, Дженна мужественно вошла в город. Идя по улицам, девушка изо всех сил старалась не вслушиваться, не думать и не сопереживать той боли, которую она, казалось, вдыхала вместе с самим воздухом.