– Что ж, на здоровье не жалуюсь, – глухо ответил вампир.
– Во веки веков так оно и останется, пока твой народ соблюдает договор, – напомнил странник.
Он медленно шел по залу, рассматривая изваяния.
– Так оно и останется во веки веков, – сжал зубы морой. – Что же привело Солнцеликого в нашу столицу?
– Девушка, с которой ты беседовал, – ответил мужчина. Он провел ладонью по белоснежному бедру статуи, но принцесса древности осталась безразличной к его прикосновению. – Скажи честно, ты ведь не собирался поправить свое здоровье с ее помощью?
– Ах, девушка, – повторил Олу Олан Биш. – Можете быть спокойны, милорд… Ее кровь слишком горяча для моих остывших внутренностей.
Он пристально оглядел гостя. Несмотря на его пламенную силу, в глазах сына Солнца осталось даже меньше тепла, чем скульпторы сиды даровали своим творениям. Народ вампиров убивал ради пропитания, но это существо действовало иначе. Сложно поверить, что когда-то его называли хранителем. У Дженны сил было меньше и все же…
– Девушка носит личину человека… – после долгого молчания заговорил Олу Олан Биш. – Но она… возможно ли, что она хранительница?
– Возможно, – ответил странник, задумчиво изучая картины на стенах. – Она все еще ищет себя…
– Ежели так, то присматривайте за ней получше, милорд, – проговорил Олу Олан Биш. – Ибо места, куда она сует свой милый носик в поисках себя – пристанища нежити, горных и озерных демонов, – не самые безопасные…
– Смеешь давать мне советы? – осведомился мужчина в черном.
– Это предостережение. – Вампир смиренно опустил голову. – Совет от того, кто когда-то сам допустил оплошность…
– Мне показалось или я слышу заботу в твоем голосе, о сын Ночи? – Странник обернулся к нему. – Насколько я помню – а я, увы, ничего не забываю, – твой род издревле ценил в теплокровных созданиях лишь их питательность. Так что же случилось, Олан? – Он изогнул бровь, ухмыльнувшись краешком рта. – Не столь уж и горяча эта девушка… Почему ты не тронул ее?
– Общаться с теплокровными мне не впервой, – прошептал морой. – Однако есть причины более весомые. Кое-что изменилось с вашего последнего визита, милорд. Зимы стали дольше, а лета – холоднее. Остается все меньше хранителей, способных поддерживать равновесие… Дети Ночи нуждаются в них не менее, чем дети Дня… – Он вскинул голову, и его совиные глаза сверкнули. – Но сыны и дочери Солнца всегда пренебрегали нами! Вы сами… чуть не уничтожили весь мой народ… А Дженна… – Вампир горько усмехнулся. – Знаете, милорд, со времен последней Бури она первая, кто проявил к нам сочувствие…
– Кто бы мог подумать, что хладнокровные кровопийцы нуждаются в этом, – вымолвил странник.
– Все, даже самые хладнокровные убийцы, – Олу Олан Биш тихо рассмеялся, многозначительно глянув на гостя, – нуждаются в сочувствии.
Мужчина в черном ничего не ответил. В голосе вампира он слышал злость и обиду, но слова мороя шли от сердца. Еще ребенком он не боялся говорить правду. Возможно, только это и спасло его народ.
В те далекие времена по поручению Индра, хранителя Востока, странник искал погибшему Дейвлану новых хозяев, способных поддерживать порядок в королевстве, существуя бок о бок с мертвецами. На Дальнем Западе в горах между Бешбьяс и Бунджууг он наткнулся на древнее поселение Мунт. Поначалу его жители прикинулись обыкновенными людьми, а затем напали на незваного гостя. За это они жестоко поплатились.
Странник погубил бы всех без сожаления, если бы не маленький совенок. Умирая от страха, мальчик встал перед магом в истинном облике мороя и попросил о милосердии. Когда все маски были сброшены, странник понял, что только вампиры и смогут стать Айваллину достойными хозяевами.
После долгих переговоров большая часть жителей Мунта согласилась переселиться в Ка́ахьель. Семья Олу Серых Филинов была назначена смотрителями древа Мудрости. Со временем Обитель Мертвых привлекла и других детей Ночи.
– А где твоя семья? – поинтересовался мужчина в черном. – Почему я ощущаю лишь тебя?
– Старшие морои дремлют, – прошептал Олан Биш. – Но моя семья стала больше…
Странник понимающе кивнул. Он перевел взгляд на древние мозаики, освещенные цветами ль'иль. Со стен на него взирала трое единорогов. Двое из них: синий, словно морская пучина, и жемчужно-розовый, почти белый, – хранители Запада, одни из тех защитников, которых становилось все меньше. И один из них погиб на его глазах…
Сумела ли пережить потерю супруга прекраснейшая Гьюзайлин? Мужчина не хотел этого знать, ибо опасался, что правда окажется неутешительной. В конце концов, из хранителей этой части Сии еще оставались Сол и Индр… Ну а он лишь скиталец, иномирец – последний, кто смог бы хоть чем-то помочь жемчужному единорогу. И все же странник спросил:
– Знаешь ли ты, Серый Филин, что сейчас происходит в Бешбья́с?
– Нет, – покачал головой Олу Олан Биш. – Как записано в договоре, я не покидаю границ Ка́ахьеля. Все, что мне известно от древа Кутупаан, так это то, что через сто лет после Бури в тех местах разразилась эпидемия. И с тех пор дороги на Бешбьяс закрыты, а само имя королевства стерто из памяти народов…
Странник вздохнул. Значит, свершилось… Но почему же Сол смолчал об этом?
– Дженна! – взвизгнул Трох Картриф. – Где ты была? Как смела?!
– Отстань от меня, – лениво огрызнулась девушка. – Я хочу спать… И есть. Но спать – все-таки больше…
– Спать? Днем? – рассердился брауни. – Хватит с меня! А ну раздевайся! Гвирдр, помоги мне…
– Что? – смутилась Дженна. – Зачем это? А ты, Гвирдр, – она пригрозила кулаком, – только попробуй помогать…
– Довольно шуток, мы должны проверить, не укусил ли тебя вампир, – пояснил темнокожий эльф. – Везде проверить!
– Трох, ну я же на солнце стою, – простонала девушка.
– Верно, Трох, – вмешался Гвирдр. – Вампиры и их жертвы не переносят открытого солнца…
– Все равно раздевайся, – бушевал брауни. – Натрем тебя чесноком! Мы в одном переходе от Айваллина!
– Лучше положи мне его на хлебушек да порежь мяска, – вздохнула наемница. – Я натрусь чесноком изнутри, а-а… – Она широко зевнула. – Как же я устала, глаза закрываются… А чеснок ваш – такой ерундой оказался. Ах… – Дженна снова зевнула и, не дожидаясь завтрака, улеглась в телегу. – Он расплющил дурацкую чесночину двумя пальцами… – пробубнила она, заворачиваясь в плащ.
– Кто «он»? – нахмурился тролль.
Но Дженна закрыла глаза и не ответила.
– Спит как убитая. – Трох Картриф с усилием потеребил девушку за плечо. – Хоть штаны с нее стягивай – не заметит.
– Не надо, – покачал головой Григо Вага. – На моей памяти последний, кто стянул с Дженны штаны без ее согласия, превратился в кадавера…
– И верно, Трох, – согласился Гвирдр. – Дженна – взрослая фея. И не наше это дело, с кем она там по ночам чеснок плющит…
Вечер застал их на подходе к Айваллину. И хотя Дженна уже пробегала здесь ночью, восторга у нее не поубавилось. В свете заходящего солнца город выглядел еще более живым и величественным. Сплетенные из камня и растений многоступенчатые башни и купола дворцов вырастали из вечерних туманов. Под шелест водопадов затихали птичьи голоса.
В немом восхищении путники остановились у высоких навеки распахнутых ворот. На внутренней стороне створок были изображены четырнадцать фигур: на одной – широкоплечие мужские, на другой – изящные женские. Облаченные в длинные ниспадающие одежды боги Семи Путей и богини Семи Вод застыли, будто ожидая своего часа. Их лица скрывались в тени деревьев, но согнутые в локтях руки обращались к гостям в приветственных жестах.
Восхитительные рельефы завершали два великих древа. По замыслу художника, при смыкании створок они разделяли богов, дабы не были разрушены их творения и весь мир. А далеко впереди, за бесконечными террасами садов и водопадов, на фоне залитого закатными лучами неба темнели сами Исшии́к и Кутупаан – древа Жизни и Знания.
– Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу нечто подобное, – прошептал брауни.
– Честное слово, такую красоту можно описать лишь стихами, – вздохнул тролль.
– Самому Клифф’Арху не удалось достичь великого города, а мы сделали это! – добавил мракоборец.
Солнце стремительно садилось, и путникам пришлось заночевать у стен Айваллина. Вдохновленные дивным зрелищем книжники позабыли все свои недовольства, а брауни даже расщедрился на более толстый, нежели обычно, кусок мяса для Дженны. В конце концов, девушка счастливо проспала и завтрак, и обед. Когда с ужином было покончено, в припасах книготорговцев нашлась бутылочка вина.
– …Феечка, ты забыла сообщить нам, где ты была и что делала ночью, – деликатно напомнил тролль.
Выспавшаяся, досыта наевшаяся и слегка опьяневшая от вина Дженна поспешила признать свою вину.
– Мне жаль, что пришлось вас обмануть, – сказала она. – Пути, которыми ходят сумеречные лисы, позволяют нам за короткое время передвигаться на большие расстояния и недоступны ни нежити, ни нечисти… Ну почти недоступны, – поправилась она, припомнив мороя. – Ночью я была в Айваллине – искала для нас библиотеку.
– И-и? – нетерпеливо спросил Трох Картриф. – Хотелось бы узнать, чем закончились твои приключения и куда пропало то чудесное ожерелье, на которое я пожертвовал лучшие запасы чеснока?
– Ну… – начала было Дженна, принюхиваясь.
При упоминании чеснока ей вдруг явственно послышался и его запах. Но в этот момент Григо Вага вдруг вздохнул тяжело и хрипло.
– Единый, боги и хранители милостивые, – прошептал юноша, оглядываясь. – Что-то нарушило пределы ауры… Что-то, от чего она поставлена!
Брауни, тролль и мракоборец схватились за оружие и вскочили на ноги. Дженна поднялась нехотя, но тут же присела обратно в приступе смеха.
– Не забыть бы сделать приписку к заметкам профессора Клифф’Арха, – расхохоталась она, – о том, что у мороев отличное чувство юмора!
Появившийся из леса Олу Олан Биш явно подготовился к приветствию гостей. Вместо запыленного плаща он надел длинный приталенный кафтан из темно-синей шерсти, с широкими рукавами и высоким воротником. Горловину и застежку на левом боку украшала вышивка в виде серебряных лилий, а грудь – ожерелье из чеснока. Это ожерелье особенно прелестно смотрелось рядом с классическим моройским ликом носителя: серой кожей, плоским носом и жуткими совиными глазами.