– Я бы попросил немного храбрости, – вздохнул мракоборец, вытряхивая воду из сапог.
– Ты и без того смел! – ободряюще улыбнулся его друг. – А вот мне явно недостает ума…
– Раз уж на то пошло, то, признаться, я в последнее время стал слишком злым, – понурился брауни. – И чуточку сердечности, чтобы снова радоваться жизни, мне не помешало бы…
– Но вчера вечером ты отплясывал веселее всех, – припомнил мракоборец. – А тебе, Койнен, хватило ума не приглашать на танец Дженну.
– Это еще почему? – удивился воин.
– Лучше тебе не знать, – усмехнулся брауни. – А тебе, Григо, лучше не рассказывать… – Он поглядел на реку и вздохнул: – А музыкант тот мне понравился. Он пел, и душа моя словно радостью насыщалась.
– Да понял я и без вас, что принцесса ваша – ведьма самая настоящая, – отмахнулся наемник. – А ведьмы и принцессы умных любят, понимаете? Потому я и не подхожу к ней…
– И это, позволю себе заметить, ее немало заинтриговало, – вставил Трох. – Не удивлюсь, если сегодня вечером она сама к тебе подойдет…
– Как смешно все получается, – подытожил Григо Вага, усаживаясь на берегу. – Выходит, что на самом-то деле мы смелые, умные и веселые, но изнутри себя никак этого разглядеть не умеем.
– Для того и нужны друзья, – добавил Койнен, опускаясь рядом. – Обещаю, вот поплаваешь с нами на таратауре и поверишь в свою смелость. А я от тебя, глядишь, и кой-какого ума наберусь.
– Я, может, и не показываю этого, но с Гвирдром мне всегда весело… – вздохнул Трох.
– А он хотя и ворчит, но обожает твою стряпню, – улыбнулся мракоборец.
Дундурма несла голубые воды на юго-восток. Ее ленивое течение навевало задумчивое настроение. В руках тинутурильца появился мех с брагой. Он протянул его брауни.
– Выпьем же за настоящую мужскую дружбу!
Дженна шла по следу и напевала. Мелодия эта была одновременно и светлой и грустной. Девушка радовалась новой жизни и друзьям, которых ей подарила судьба. Но вместе с тем печаль не покидала ее душу, потому что в этом прекрасном мире она так и не нашла своего места. Дженна не знала, кто она такая, и потому даже рядом с весело шагающим троллем она чувствовала себя одинокой и потерянной.
Теплый ветер шелестел в высоких кронах сосен. Он подхватывал мелодию девушки и под гомон птиц уносил ее дальше по склону холма. Чем громче она пела, тем больше становилось зверей вокруг. Пятнистые лани выходили из зарослей кустарников, с ветвей посматривали совы и вороны. Бурундуки и белки прыгали у босых ступней девушки.
Гвирдра это как будто не удивляло, но вдруг он остановился и прислушался. Умолкнув, Дженна последовала его примеру. Ей показалось, что в ответ на ее песню издалека раздается блеянье. Девушка и тролль ускорили шаг и через некоторое время вышли на опушку леса.
Солнце, клонившееся к закату, озаряло янтарным светом далекие леса, горы и широкие заливные луга. В его свете воды Тауиль сделались алыми; и, словно золото, переливался белый рог одиноко пасущегося на лугу белого зверя. То и дело он поднимал к небу морду и призывно блеял.
Дженна рухнула на колени и заплакала. Гвирдр со вздохом опустился рядом и положил тяжелую руку ей на плечо.
Когда девушка и тролль переступили порог корчмы «Семь ручьев», было уже далеко за полночь. Однако в преддверье Праздника в стенах постоялого двора шумно гуляли, пили, пели да плясали. И громче всех запевал маленький брауни с местным музыкантом, а выше всех в танце подпрыгивали Койнен и Григо Вага. Судя по всему, они были пьяны до неприличия, и уже давно.
Гвирдр Драйгр пропустил вперед Дженну. Девушка вошла в корчму, ведя за собой их нового друга, и обвела присутствующих ледяным взглядом.
– Славно тут у вас, – сказала она, когда музыка и песни смолкли, и все лица повернулись в их сторону. – А мы вот тут единорога нашли…
– Капруша! – охнул один из мужиков в толпе. – Мы уж думали, тебя волки сожрали…
Григо Вага не без помощи посторонних приблизился к девушке и задумчиво провел рукой по морде белого зверя. Два рога скручивались спиралью в один единственный толстый, кривой вырост.
– Дженна, но это ж козел, – рыгнув, пролепетал юноша заплетающимся языком. – То есть самец козы…
Дружный гогот тинутурильцев сотряс тишину. Их заразительный смех подхватили и остальные. Даже брауни согнулся пополам, хватаясь за живот.
– У него один рог! – огрызнулась наемница, тыча пальцем в лоб козлику. – Один рог – «единорог», усек, всезнайка?
– Ну уж такой уродился, – принялся оправдываться владелец чудно́го однорогого козла, забирая у нее свою скотину. – Спасибо, милая барышня, что вернули домой нашего Капрушу… Вы уж не стесняйтесь, гуляйте и отдыхайте на здоровье.
– Не постесняюсь. – Дженна скривила губы в улыбке. – Где тут наливают? Эх, буду пить и танцевать…
В самом темном углу корчмы странник глубже спрятал лицо под черным капюшоном.
– Все-таки ты умеешь смеяться? – заметил Индрик, присоединяясь к нему за столом. – Никогда не слышал…
– Пожалуй, так я не смеялся очень давно, – подтвердил его друг. – Но признай и ты, она ведь права…
– Да уж, – развел руками музыкант, – она все-таки нашла своего «единорога».
Книжники и наемники славно гуляли в «Семи ручьях» всю ночь. Трох Картриф пел и смеялся с таким задором, что под утро совсем потерял голос. Гвирдр с Койненом перебили немало кружек за молодецкими тостами. Григо напился так, что, в конце концов, счастливо захрапел прямо под столом.
Под утро Дженна, уставшая и пьяная от пива и веселья, вышла во двор. Голова ее кружилась, пожалуй, чуточку больше, чем было допустимо, и желудок был этим определенно недоволен. И все же сознание было недостаточно отуманено, чтобы девушка могла заснуть не там или не с тем.
Она посидела некоторое время, вдыхая прохладный воздух и глядя на светлеющее небо, а потом встала и нетвердым шагом направилась к телеге. Там, завернувшись в плащ, она и задремала.
То ли правда это было, то ли Дженне приснилось, но кроме кваканья лягушек и утреннего говора птиц она слышала и тихое пение, доносящееся со стороны реки. Мелодия была чарующе прекрасной, но в словах таилось столь много тоски, что сердце девушки сжималось от боли, а на глазах даже сквозь сон проступали слезы.
Мужчина любовно перебирал струны гитары, и под его музыку на небе, мигая, гасли звезды. Он пел о беловолосой деве, чья красота сияла подобно утренней заре, и о доблестном муже, чье благородство восхваляли легенды.
Любовь их была примером для народов и поколений, вдохновением для художников и музыкантов. Она дарила свет заблудшим во тьме и тепло – замерзающим в стужу. Она зажигала надежду в отчаявшихся и наполняла силами ослабших.
Мужчина пел о великой битве, что сотрясла мир. Он пел о потере, которая стала страшнее смерти. Он пел о горе, которое было столь велико, что поглотило сам свет. Индрик повествовал о том, как беловолосая дева почернела от тоски…
Он пел о черном единороге.
Ее сил становилось все меньше с каждым днем. Она почти перестала выходить из своего укрытия. Явь постепенно сливалась со сновидениями. Мир таял, теряя запах и цвет.
Но этой ночью Безымянная увидела удивительно яркий сон. Бывшей монахине приснились свет и радость, которые она обрела в монастыре. Подруга вернула перепуганной девочке надежду и силу веры. Безымянная вновь увидела ее давно забытую улыбку, розовые губы и щечки в веснушках, смеющиеся глаза и золотые косы. Мягкие пухлые ладони пахли корицей…
Ее подруга… Как же ее звали? Она не помнила…
Безымянной приснилась выжженная равнина. Вначале ей показалось, что она снова стоит на руинах Нороэша. Но пепелище росло и ширилось, пока не заполнило все вокруг. Оно стало огромным, точно дно озера. Серый пепел покрывал скрюченные скелеты деревьев, что когда-то были густыми лесами, и останки стен, торчащие, словно гнилые зубы, на месте великих городов.
Бывшая монахиня увидела вороную лошадь. Высокая и стройная, она бежала навстречу девушке. Глаза ее с горизонтальными зрачками сияли подобно рубинам, а на губах выступила белая пена. Заходящее солнце переливалось перламутровыми всполохами на блестящей черной шерсти и… на витом роге.
И за спиной единорога Безымянная увидела зазубренные горные хребты. Девушка не знала, откуда, но была уверена, что это горы Аркха. Она стояла лицом к ним, а солнце по правую ее руку тонуло в морских волнах.
Черный единорог поднялся на дыбы, и равнину огласил неистовый крик. Вопль этот не имел ничего общего с лошадиным ржанием. В нем звенела чистая мощь и… боль.
Безымянная ощутила странное волнение в груди и распахнула глаза. Ее тело томилось жаждой, сердце трепетало в груди, в жилах клокотала кровь.
«Это лекарство, – возникла мысль в ее голове. – …Избавление от всех страданий!»
Было ли видение посланием умершей подруги или знаком сил, что даровали Безымянной новую жизнь, она не знала. У нее появилась новая цель, а значит – и смысл жить. Она хотела снова увидеть черного зверя.
Она поняла, что должна идти на север.
С приходом утра настала и пора прощаться. Друзья сердечно обнялись, без лишних слов пожали друг другу руки да и разошлись в разные стороны. Григо Вага вместе с наемниками отплыл на таратауре вверх по Дундурме навстречу приключениям. Брауни с троллем, решив навестить родные края Троха Картрифа, покатили на северо-запад к Дахудх’ару.
Дженна же переправилась через Тауиль и верхом на своей серой кобыле поехала в Сильвилт. Там у лисы-наемницы намечалось одно важное дельце. Разговорившийся на празднике Койнен обмолвился, что после нападения кадаверов посол Гиатайна остался жив, но отбыл в столицу так быстро, что даже воевода Бунк не успел ухватить за хвост мерзкого обманщика.
Солнце припекало все жарче, ночи становились теплее. В лесах кипела жизнь. До Великого Праздника, знаменующего на Севере долгожданное начало лета, оставались считаные дни.