Из этого бардака, Стелла Эдуардовна, вам придется теперь как-то выкарабкиваться одной, а мне пора на совещание владельцев и главных редакторов ведущих издательств. Обо всем, что здесь произойдет, доложите сегодня же вечером. Впрочем, СМИ и так все представят в мрачных тонах. Грядет серьезный кризис… Я это чувствую. Вон он, вон он как прыгает! И откуда силы берутся?
Кошмарный сон владельца и главного редактора издательства «Палимпсест» Леонида Прокопича Безрученко
На общем совещании владельцев и главных редакторов ведущих издательств было озвучено то, что давным-давно носилось в воздухе: отечественному книжному рынку грозил самый настоящий коллапс в виде инсульта. Причина – тривиальный тромб.
Все уже успели заметить, как много появилось лотков с призывом «Любая книга за 35 рублей». Внушительными стопками лежали тома, которые совсем недавно стоили 200 и даже 300 рублей.
Книги складировались, так и не дойдя до читателя. Они душили рынок. Книжные супермаркеты работали допоздна, устраивая различные рекламные шоу, но ситуация продолжала усугубляться: спрос значительно уступал предложению. Лотки с девизом «Все по 35» продолжали расти как грибы после дождя.
Уже успело разориться некогда процветавшее издательство Terra, а многие влачили жалкое существование. По сути дела, каждый даже очень надежный издательский дом смог ощутить холодное дыхание смерти.
Книга как явление культуры умирала прямо на глазах.
Дело могла спасти лишь широкая торговая сеть, способная охватить всю Россию. Но даже до соседнего Петербурга издательская продукция доходила лишь в виде слабеньких ручейков. Везти же книги в более отдаленные регионы представлялось делом абсолютно нерентабельным: затраты на бензин, который благодаря высоким ценам на нефть дорожал почти с каждым днем, не оправдывали слабой выручки от продаж, а железнодорожные тарифы представлялись просто космическими.
Возрастала и себестоимость самой книги. В результате они становились все дороже и дороже, а доходы населения не росли такими темпами, о которых все время говорили лицемерные СМИ.
В среднем книга стоила около 200 рублей и выше. Поэтому читатель довольствовался лишь самым необходимым, покупая в основном учебники или литературу по узкой специальности.
Следом шли детективы-обложки, изданные в мягком переплете. Цена 50–70 рублей считалась терпимой.
Затем – мемуары. Их покупали не так охотно, как детективы, но покупали. Страна старела и поэтому тешила себя славным героическим прошлым.
Лидером продаж считался «Код да Винчи» Дэна Брауна. Бум на «Гарри Поттера» заметно спал.
Книга медленно, но верно переходила из рук издателей в глобальную сеть Интернет. Все чаще и чаще в вагонах метро можно было заметить людей, считывающих текст с дисплеев своих маленьких карманных компьютеров размером с ладонь.
Неумолимая статистика утверждала: 50 % населения вообще не покупают книг и треть их не читают.
На то, что книга имела все шансы стать неосязаемым виртуальным явлением, Леониду Прокопичу Безрученко было глубоко наплевать. Его интересовали только деньги. Деньги и судьба писателя Грузинчика. А главное, его, Грузинчика, детективы о сыщике Придурине. По этим книжкам уже успели отснять телесериал и собирались запустить еще один грандиозный проект. От этого всего «Палимпсесту» причиталась немалая прибыль.
Даже членовредительство оказалось на руку: спрос на книги Грузинчика взлетел до небес. Получилось что-то вроде очень удачной рекламной кампании.
Но Леонида Прокопича при таком радужном раскладе продолжал мучить один вопрос: сможет ли Грузинчик писать и дальше? Рука – дело нешуточное! Понятно, что при современных технологиях для писателя отсутствие послушной правой руки – не проблема. Есть секретарши, есть компьютеры, есть диктофоны. Но Грузинчик упрямо продолжал писать исключительно перьевой ручкой. Причем об этой ручке ходили всяческие там легенды. Поговаривали, что это был некий антикварный Montblanc, который подарил писателю еще в студенческие годы какой-то полусумасшедший профессор, а ему, профессору, в свою очередь, отдал это стило немецкий солдат еще во время войны. Отдал с какой-то особой чуть ли не магической целью и с соответствующим заклинанием.
Вдруг заклинит? Вдруг произойдет какой-нибудь сбой в сознании – и тогда все: курица перестанет нести золотые яйца! Абгемахт! Что называется. Мало ли что на подсознанке у этого Грузинчика со старым Montblanc завязано? А вдруг руку назад пришьют неудачно? Вдруг Грузинчик свой Montblanc больше правой назад пришитой рукой взять не сможет? Главное, почерк, прежний почерк уж точно не восстановить. А почерк – это как идентификация личности. Об этом Леонид Прокопич специально у психологов консультировался.
Конечно, можно прибегнуть к услугам литературных негров. Пусть себе пишут вместо настоящего автора. Но слишком уж самобытен оказался этот Грузинчик. Просто так под него не подделаться. В этой самобытности вся сила. Она-то и приносит успех. Стелла это сразу почувствовала, а в интуиции секретарше никак не откажешь. Самобытность Грузинчика сравнима лишь с букетом очень дорогого вина, бутылка которого может стоить неимоверных бабок. Здесь все очень зыбко. Нарушь этот баланс – все рухнет. Так или приблизительно так любила рассуждать Стелла по поводу этого самого Грузинчика. И Леониду Прокопичу оставалось только соглашаться со всем этим бредом. А куда денешься – бабки, с ними не поспоришь. Самобытность – значит, самобытность, и все – якшис, что называется.
Но откуда бралась эта чертова самобытность, не знал никто. Наверное, и сам Грузинчик не понимал ее природы. Может быть, та самая ручка Montblanc и была причиной. Как знать? Ручка-то с историей, как утверждала та же Стелла, наверняка довоенная, с золотым пером, пережившая не одного хозяина. Со временем этот Montblanc сумел, как сейчас принято говорить, превратиться из простого предмета быта в самый настоящий артефакт. Что это такое, Безрученко представлял себе довольно смутно. Но он доверял Стелле. Артефакт так артефакт. Наверное, это что-то вроде талисмана. Леонид Прокопич как-то попросил Грузинчика показать ему свое сокровище. Грузинчик с неохотой достал Montblanc. Ручка как ручка. Черная, с золотым клипом и широким золотым кольцом на колпачке. Правда, очень толстая, а на колпачке – шестигранная звезда. Грузинчик пояснил, что эта звезда символизирует шесть ледников, которые расположены на знаменитой вершине. И чего по этому поводу с ума сходить – непонятно. Таких артефактов в любом бутике накупить можно. Безрученко сам видел подобные стило, и даже лучше, в Duty free в Шереметьево. Но Грузинчик запал именно на этот. С этими чудиками писателями всегда так. У них в голове тараканы давно завелись. Стелла их очень хорошо понимала с их тараканами. Она была помимо секретарши что-то вроде переводчика, переходя каждый раз с языка тараканов на нормальный, человеческий. И слава богу! Потом по каталогу Безрученко пробил этот самый артефакт Грузинчика, его талисман, без которого он, писатель, был как без рук. При изготовлении Montblanc Грузинчика использовали органические смолы тропических растений и золото в 14 карат, 585-й пробы, с обязательными платиновыми прожилками на широком, плоском, как лопата, открытом пере.
С помощью этой волшебной палочки, по собственному признанию Грузинчика, он и добывал свои тексты, словно выкрадывая их из далекого прошлого.
О том, как профессор Воронов пишет роман о самом себе, или Как Роману надоело быть только Романом и он захотел стать реальной жизнью
Последнее время профессору Воронову понравилось проводить зимние студенческие каникулы в Турции в районе Кемера. Он знал, что приблизительно 80 % всех античных развалин находится на территории этой страны и лишь 20 % принадлежит Греции и Италии.
В горном районе Кемера античность эллинистической эпохи давала знать о себе повсюду. Турки относились к этому факту равнодушно. Раскопки велись лишь на месте знаменитой Трои и еще кое-где.
Кемер и конкретно село Чамюва (Сосновое гнездо) вниманием специалистов и туристов избалованы не были.
Уже два года подряд Воронов со своей женой Оксаной в самом конце января – начале февраля ездили в один и тот же пятизвездочный отель, продающий туры зимой по демпинговым ценам. Этот отель находился на берегу Средиземного моря, у подножия горного хребта, вершины которого в это время года были покрыты снегом.
31 января. Температура 20 °C. Светит яркое солнце, море не грозно накатывает на прибрежную гальку, под ногами лежат груды мусора и спелые, слегка подгнившие апельсины. Время урожая. Оранжевые шары валяются повсюду.
– Не надо! Брось! – возмутилась жена.
– Зачем бросать? Они спелые.
Привкус гнили, правда, присутствовал. Но в этом привкусе и заключалась вся прелесть. Он был созвучен тому нарушению нормы, общепризнанных правил, которые и определили бегство Воронова из заснеженной, пораженной холодом Москвы сюда, к подножию магической горы, к морю, апельсинам, солнцу, теплу, свободе.
Несмотря на предостережения жены, профессор принялся с жадностью есть именно ту мякоть, которая и отдавала слегка гнильцой. Свежие безупречные апельсины он сможет попробовать и в отеле. А вернувшись домой, наестся ими вдоволь в Москве, в городе, где нет и не может быть таких горизонтов: одни крыши домов, зачастую серое бесцветное небо, как будто перед самым твоим носом тебе нарочно закрыли некую перспективу, на фоне которой вот-вот должны были начать происходить чудеса. В городе можно было есть апельсины и без легкого привкуса гнили. А здесь надо было поднимать оранжевые мягкие шарики прямо с земли, обильно смоченной морским прибоем, снимать пальцами тонкую шкурку, разбрызгивая сок в разные стороны, ломать дольки, с трудом рвущиеся на волокна, а затем где-то в полости рта ощутить самый настоящий взрыв такого ни на что не похожего апельсинового вкуса, сдобренного легкой гнильцой.
Добро пожаловать в Кемер! Добро пожаловать в Фазелис, в мертвый г