Возьмем, к примеру, историю о знаменитом «сером» Санчо Пансы. Так верный оруженосец звал своего осла. Этого осла воруют, но как, нам об этом не рассказывают. Просто ставят перед фактом, что «серого» у Санчо уже нет. В воровстве повинен каторжник по имени Пасамонте де Хинес. Как он это сделал? Об этом поначалу умалчивается. Затем в качестве оправдания Сервантес в самом начале второго тома (глава 4) с помощью Санчо Пансы пускается во всякого рода нелепые рассуждения о том, что разбойник сначала подставил палки под седло, а затем вывел «серого» прямо из-под спящего хозяина. Объяснение, согласитесь, нелепое и не выдерживает никакой критики. Тут следует заметить, что осел Санчо Пансы к этому времени уже перестал быть его «серым». Своего осла оруженосец уже давно сменял на более молодое животное, забрав его у цирюльника, на которого и напал Дон Кихот, – случай со знаменитым шлемом Мамбрина. Но Санчо словно напрочь забывает об этом факте и льет по поводу своего «серого-несерого» крокодиловы слезы, рассказывая о том, как он знал своего ослика с самого рождения.
Профессор Счевил в свое время сделал предположение, что Сервантес, перечитывая первый том, готовящийся к изданию, решил добавить упоминание о воровстве мнимого «серого». Лист этот он вложил в общий манускрипт, забыв поправить предшествующие сцены, – вот и получилась несуразица: осла не крали, а он каким-то образом пропал. Какой-то странный манускрипт получается. Напоминает бездонную бочку, куда можно сваливать все подряд, не очень заботясь о логике повествования…
Кстати, этот самый Пасамонте де Хинес не менее знаменит, чем Дон Кихот. Похититель ослика о своих приключениях разбойника с большой дороги написал целую книгу, которая пользуется огромным успехом у читателя. Какой-то не роман, а клуб любителей Книги получается! В этом странном произведении все либо пишут сами, любо находятся в состоянии непрерывного чтения.
Естественно возникает вопрос и по поводу реалов, найденных странствующим рыцарем и его верным оруженосцем на опушке леса в брошенном кем-то сундуке. Деньги исчезают бесследно, словно растворяются в воздухе. Автор упомянул о целом кладе, а в следующих главах наши путешественники продолжают нуждаться, как церковные крысы.
Незабываем в этом смысле и эпизод со львами. Известно, что львы могли попасть в тогдашнюю Испанию только из Туниса или Карфагена. Животных везли непосредственно в Мадрид, то есть по определенному маршруту. Получается, что эта повозка никак не могла оказаться на пути странствующего рыцаря: ведь он, как уверяет нас автор, двигался в этот момент на турнир в Сарагосу. Непростительная ошибка, сравни с той, которую допустил когда-то автор слов к песне о герое Гражданской войны, матросе Железняке: «Он шел на Одессу, а вышел к Херсону». Но если в песне это простительно, то для великого романа недопустимо. Такая вольность, допущенная по отношению к пространству романа, может вызвать подозрение: а знал ли Сервантес географию собственной страны? Или просто самой Книге было не до этих мелочей? Действительно, Ее заботы были о всеобщем, о создании некоего универсального текста, не вмещающегося лишь в узкие рамки географического пространства Испании.
Сервантес потрясающе небрежен и с цифрами. Сначала он уверяет нас, что Санчо семь дней провел в качестве губернатора на отведенном ему острове. А через несколько страниц эта дата вдруг увеличивается до десяти суток.
В 45-й главе первого тома сначала упоминаются три офицера «Святого братства», отвечающие за порядок на дорогах, а в 47-й главе этого же тома автор куда-то дел одного из стражей порядка и говорит только о двух.
Я утверждаю с полной ответственностью, что роман Сервантеса действительно производит впечатление очень «сырого» текста. Автор проявляет какую-то потрясающую забывчивость. Он словно и не собирался перечитывать написанное, словно писал второпях, как при стенографии. Так, во время приключения в замке герцога (второй том) нам говорят, что рычаг, с помощью которого можно было управлять летающим конем, располагался на лбу вырезанного из дерева животного. Буквально через несколько страниц мы узнаем, что этот рычаг уже сместился до шеи. Но лоб и шея – два совершенно разных места, и в течение столь короткого текстового пространства об этом мог помнить даже самый безнадежный склеротик. Мог, если речь идет об обыкновенной книге, в которой автор – царь и Бог, а не секретарь, еле успевающий записывать под диктовку.
Есть в романе и путаница с именами. Действительно, как звали жену Санчо Пансы? Тереза Санчо или Тереза Панса? А как звали самого Дон Кихота? Алонсо Кихана или Алонсо Кихано?
В главе с освобождением каторжников в самом начале нам сообщают, что галерников сопровождали два конных стражника, вооруженных мушкетами, и два стражника пеших – всего четыре.
А в момент нападения на охрану Дон Кихота у всадников таинственным образом исчезают заряженные мушкеты, и они становятся довольно легкой добычей для странствующего рыцаря, использовавшего фактор внезапности.
В горах Сьерра-Морена Санчо Панса пеняет на то, что у него вместе с ослом украли и запас корпии. Автор словно забыл, что эта корпия находилась в дорожной сумке оруженосца, а сама сумка пропала еще на постоялом дворе. Хозяин гостиницы конфисковал ее в качестве уплаты за постой. Это был тот самый постоялый двор, на котором оруженосца лихо подбрасывали на одеяле.
По мнению Виктора Шкловского, образ Дон Кихота создался как бы случайно, в результате технического взаимодействия повествовательных схем и сообщений тогдашней науки, сведенных вместе при написании произведения.
Автор, по мнению Шкловского, неосознанно придал своему безумному герою материалы из различных словарей и справочников. Механически противопоставляя мудрость и безумие, автор создал тип, который получается так, как получается «наплыв» в результате двух съемок, сделанных на одну и ту же пленку.
Чаще всего во время спиритических сеансов так пытались заснять невидимых духов, вызванных из могил с помощью медиума. Остается только ответить на вопрос: кто здесь медиум, а кто Дух?
Медиум – это бедный Алонсо Кихано, а в роли Духа выступает сама Книга. В то время как роль Сервантеса – это роль скриптора или того, кто должен был лишь зафиксировать «контакт» на бумаге для будущих поколений. Этим тогда и объясняется такая нарочитая небрежность по отношению к собственному тексту: вали все до кучи! Какая разница: украли осла или нет, сколько было стражников, сколько дней продолжалось губернаторство Санчо Пансы – главное успеть записать, что тебе шепчет сама Книга, когда ее медиум, Алонсо Кихано, вдруг вновь впадет в состояние транса и начнет рассказывать о своих невиданных приключениях.
Но вернемся к злополучной 43-й главе первого тома этой столь необычной истории».
И то верно! – вдруг громко дал знать о себе Безрученко, жестом показывая, что запись лекции профессора Ляпишева следует остановить.
Что ж – так и сделали. В комнате воцарилась напряженная тишина.
Доцент Сторожев с нетерпением ждал, что же будет дальше. Издательский магнат и владелец «Палимпсеста», казалось, готов был буквально взорваться и лишь небывалым усилием воли сдерживал себя от проявления мощной вспышки гнева.
– Ну и к чему вся эта хренотень? – мягко начал издатель, зорко вглядываясь в литературного консультанта. Так обычно удав смотрит на кролика перед тем, как позавтракать. Лекция явно «достала» магната, можно сказать, допекла.
В разговор, который грозил перейти в обычный разнос, решила вмешаться дипломатичная Стелла.
Леонид Прокопич, – начала секретарша со стажем, вызывая огонь на себя, – я думаю, что все, что вы услышали, – лишь преамбула. Подход, можно сказать, к самому главному.
А, подход. Значит это занудство еще не кончилось. Стелла Эдуардовна, я что-то вас перестаю понимать.
В каком смысле?
А в том смысле, что я просил лишь объяснений насчет сна. Это первое. А второе – как нам быть с бестселлером, без которого издательству просто не выжить. Это понятно?
Вполне.
Так зачем тогда вы здесь словоблудие развели про Сервантеса с его Дон Кихотом? Я что вам, пацан какой, чтоб мне лекции читать? У меня что, других дел нет?
Леонид Прокопич, успокойтесь, пожалуйста. Вспомните: я никогда еще вас не подводила.
В том-то и дело.
А раз так, раз я еще ваш лимит доверия не израсходовала, то наберитесь, пожалуйста, терпения и постарайтесь дослушать все до конца.
Это что? Опять покойника слушать?
И покойника тоже. Я ведь о бестселлере не меньше вашего думала. Без бестселлера нам никуда. Объем продаж падает, причем катастрофически. Лишь книга-событие, книга-потрясение и может спасти дело. Причем это должен быть не какой-то сиюминутный взрыв на книжном рынке, а книга, которая останется лидером продаж на долгие годы. Как Библия, например.
Ну вы хватили. Библия… Ее сам Бог писал, да еще, говорят, лет эдак тысячу. У нас такого временного ресурса нет. А главное, самый наш раскрученный борзописец не у дел оказался. Он не то что Библию, он про колобка, боюсь, даже не напишет.
Я не шучу, Леонид Прокопич, – продолжала настаивать Стелла. – Вам это может показаться странным, но речь сейчас как раз и идет о возможном написании новой Библии, о возможном грандиозном перевороте во всей современной беллетристике.
Если бы я вас не знал столько времени, то подумал бы, что вы бредите, уважаемая Стелла Эдуардовна. Какая Библия? Какой переворот? Вы теряете чувство реальности. Книга катастрофически быстро сдает свои позиции. Это я как бизнесмен очень хорошо ощущаю. Книга умирает. И скоро мне всерьез надо будет задуматься о другом, более доходном и перспективном бизнесе. Например, недвижимость. Вон как цены подскочили.
Да если удастся мой замысел осуществить, Леонид Прокопич, то вашим доходам начнет завидовать даже нефтяной бизнес.
Во хватили! Да, Стелла Эдуардовна, вам срочно надо взять отпуск. На недельку, подойдет?
Не верите?
Да сами посудите. Как можно верить в то, что в нашей стране книга может стать более доходной, чем нефть? Стелла Эдуардовна, голубушка, успокойтесь. На вас лица нет. Я, конечно, по части образования лох полный, здесь вам и карты в руки, но деньги считать умею, и каков спрос, каковы его реальные, а не выдуманные перспективы, понимаю прекрасно.