Что ж, на этот вопрос мне нетрудно вам ответить. Хасан – генерал личной армии герцогини, чей дом вы имели неосторожность посетить и покинуть его живым и здоровым, что само по себе удача необыкновенная. Скажу честно, профессор, вы на редкость удачливый человек.
Неожиданно разговор прервал заливистый позывной мобильника. Это был «Турецкий марш» Моцарта.
Дига! Кьен абла? – спросил голос за стеной.
Через короткое время телефон отключили.
Ну вот, господин профессор, – вновь как ни в чем не бывало продолжил незнакомец. – Автомобиль с похитителями перехватили. Подручных Хасана нейтрализовали. Ваш друг у нас. Теперь можете о нем не беспокоиться. Герцогиня не получит того, чего так желала. Я боюсь, что мы с вами живем накануне большого катаклизма. Разбудить дракона вы разбудили. А вот кто его теперь кормить-то будет, а главное, чем?
И все-таки я настаиваю, прекратите со мной играть в угадайку. Если хотите убить меня, то убивайте, но прекратите морочить мне голову! Я вообще подозреваю, что вы сами один из них. Просто я застал вас врасплох, и вы хотите всеми этими россказнями про какого-то там Хасана усыпить мою бдительность, чтобы напасть наверняка. А бедный Гога, истекая кровью, лежит сейчас у ваших ног. Выходите, слышите, и там будь что будет.
Опять вы начали нервничать, дорогой профессор. Хотя это вполне понятно в вашем состоянии. Давайте так. Я выйду в коридор с поднятыми руками и буду держаться от вас на безопасном расстоянии. Идет?
Согласен. Выходите. – И Воронов еще крепче сжал в руке фонарь.
В коридор медленно вплыла какая-то тень.
Воронов осветил ее фонарем.
Незнакомец зажмурился, но рук опускать не стал, лишь попросил, чтобы Воронов включил большой свет, мол, беспокоиться не о чем.
Профессор так и сделал.
Перед ним стоял человек средних лет, обладавший обаятельной обезоруживающей улыбкой. Несмотря на щекотливую ситуацию, незнакомец располагал к себе с первого взгляда.
Не волнуйтесь, господин профессор, все в порядке. Поверьте – теперь вам ничто не угрожает.
Как я могу быть до конца в этом уверенным?
Просто вы наш – вот и все.
В каком смысле?
В прямом. Достаньте свое удостоверение ордена Странствующих рыцарей.
Вот это?
Совершенно верно.
Но это же несерьезно. Я его купил у метро в Москве. Обычный прикол, розыгрыш, и не более того.
Простите, что? Прикол – странное слово. Я с ним незнаком.
Воронов даже не заметил, как с плохого испанского он перешел на русский. А незнакомец говорил с ним без малейшего акцента. Наверное, он был из потомков тех испанских детей, которых перевезли в Россию во время гражданской войны.
Вы удивляетесь моему русскому?
Признаться, да.
Я из России. Я вырос в этой стране.
Могу продолжить: ваших родителей перевезли в Россию в 30-е годы прошлого столетия.
Верно. Но что это за словечко такое – прикол?
Обманка, вранье. Вот что это за словечко.
Понятно. Но это только внешняя сторона вопроса. На самом деле ваше удостоверение настоящее.
С какой стати я должен вам верить?
Можно мне опустить руки? А то как-то неловко вести серьезный разговор с поднятыми руками.
Опустите.
Спасибо.
Воронов достал из нагрудного кармана удостоверение Странствующего рыцаря и принялся внимательно разглядывать этот во всех отношениях несерьезный документ.
И вы хотите меня убедить, что эта «липа» имеет какой-то смысл?
Вы купили его у какой станции метро?
На «Фрунзенской».
Мы специально поставляли эти корочки в ограниченном количестве именно в этот ларек. На этот счет существует специальная договоренность. Просто так такое удостоверение никому не продадут. Наш человек заранее предупреждает продавца, и тот выкладывает одну-единственную корочку на прилавок.
Зачем такие сложности?
Конспирация.
Чушь. Какая-то детская игра в казаки-разбойники.
Господин профессор, мне жаль вновь возвращаться к больному вопросу, но это, кажется, вы собственноручно убили одного из тех, против которых мы и выставили серьезный заслон конспирации.
На это Воронову ответить было нечем, и тогда незнакомец после короткой паузы продолжил:
Подлинность этого документа подтверждает подпись доцента Сторожева. Он также принадлежит к нашему ордену.
Может быть, и Стелла Эдуардовна тоже рыцарь?
Правильно. Стелла Эдуардовна – наш человек. Она играет довольно весомую роль во всей организации.
А кто еще, позвольте полюбопытствовать?
Могу упомянуть имя профессора Ляпишева. Когда я жил с родителями в Москве, то имел честь слышать его лекции в педагогическом. Открою вам один секрет: профессор Ляпишев до самой своей смерти считался магистром нашего ордена Странствующих рыцарей. Вас, наверное, удивляет тот факт, что мы здесь, в Испании, как-то очень сильно ориентированы на Россию?
Признаться, да.
Все очень просто: Россия и Испания – это две европейские страны с очень сильными мессианскими акцентами, что ли. Помните, что сказал Достоевский о «Дон Кихоте» и Сервантесе? Сервантес потому великий писатель, что он русский писатель. Парадоксально, но верно. Испания и Россия – пограничные страны. В одном случае – это мавры и Реконкиста, в другом – Великая степь и кочевники. Вы, конечно, все знаете о происхождении слов «татарин» и «татаре»?
Простите?
Ну как же. Это слово известно еще с эпохи французского короля-крестоносца Людовика Святого. «Татары» созвучно со словом «тартар», преисподняя. Считалось, что именно оттуда вырвались все эти племена варваров, наводивших ужас на всю Европу. Их полчища дошли до самой Венгрии и разорили ее. А воинственные мавры для готских племен VIII века были неменьшей проблемой и источником панического страха.
Отсюда берет свое начало крайняя форма католицизма, а в России – это ортодоксия православия.
Интересно.
Надеюсь, я вам смог объяснить, почему именно в России наше влияние оказалось особенно сильным?
В общих чертах.
Тогда прибавьте сюда и немало испано-русских смешанных браков. Перед вами собственной персоной один из результатов таких своеобразных культурных контактов: моя мать русская, а отец – испанец.
И все-таки я до конца так и не понял: в чем смысл, в чем предназначение вашего ордена, членом которого я и являюсь?
Наш орден создал великий испанский философ XX века Мигель де Унамуно.
Кто?
Вы не ослышались, господин профессор, повторяю: Мигель де Унамуно. Нашему ордену уже сто лет. Немного для тайного общества, но, согласитесь, и немало. И как вы, наверное, успели заметить, помимо интеллектуалов, мы, как и положено всем тайным обществам, обзавелись и своей боевой дружиной. Кстати, профессор Ляпишев, наш в недавнем прошлом магистр, был идеологом ордена и стоял у его истоков. Он еще в молодости читал свои зажигательные лекции повзрослевшим испанским детям. Орден, можно сказать, одновременно зародился и в России, и в Испании. Великие мысли имеют обыкновение рождаться в головах сразу нескольких гениальных людей, и, как правило, одновременно.
Ваш Ляпишев и наш Унамуно просто по-другому прочитали бессмертный роман Сервантеса. С этого все и началось.
По мнению Унамуно, путь Испании – не «вперед» по пути европейского Прогресса и не «назад» по пути исторической Традиции, а «вглубь», к нетленному и таинственному, вечному образу Испании, прикоснуться к которому можно, лишь прикоснувшись к глубинной основе своей собственной души и на собственном уникальном пути духовного подвига. Так Унамуно и стал Странствующим рыцарем. Он отправился в поисках приключений выпрямлять кривду. А его Дамой сердца стала вся Испания.
Так Унамуно стал основателем общества, называемого «Поколение 98-го года». Это было движение испанской интеллигенции за возрождение Испании, к которому принадлежали также А. Ганивет, К. Бароха, Асорин, Антонио Мачадо, Валье-Инклан и другие видные деятели испанской культуры конца XIX – начала XX века. 1898 год – это дата поражения Испании в испано-американской войне и потери последних заокеанских колоний, что страстные испанцы восприняли как национальную катастрофу. Эту часть испанской интеллигенции объединяет чувство, которое кратко смог выразить только Унамуно: «У меня болит Испания». Речь идет не только о национальном упадке или национальной трагедии, а о том, что упадок и трагедия Испании являются моей личной трагедией, не о том, что она болит у меня, ее болезнь – это то, чем болен я сам.
Нечто подобное в 20-х и 30-х годах прошлого столетия произошло и с русским профессором Ляпишевым. Только он, вслед за Унамуно, мог сказать: «У меня болит Россия».
И как его брат по духу в далекой Испании, Ляпишев начинает свои бесконечные странствия по России. Один отправляется в хождение по Испании, а другой – по России, чтобы познать живую и не пострадавшую от превратностей исторических судеб душу испанского и русского народов, чтобы приобщиться к жизни этих народов, текущей под официальной историей, пытаясь разгадать тайну парадоксального исторического сближения Испании и России.
Ну и как, разгадали?
Иронизируете, господин профессор?
Отнюдь. Просто пытаюсь понять, в чем суть ордена Странствующих рыцарей, членом которого я и являюсь. Кстати, мы тут с вами ведем пространные филологические беседы, а у меня в номере труп.
Не беспокойтесь вы так. Я же сказал, что у нас все под контролем. Пока мы здесь с вами беседовали, труп благополучно убрали. Вы не найдете в своем номере даже следов недавней борьбы. Хотите? Можете сами в этом убедиться. Пройдемте в ваш номер и уж там продолжим нашу беседу. Я думаю, так будет спокойнее.
Прошли. Посмотрели. Трупа в номере не оказалось. А на тумбочке в хрустальной вазе появились три алые розы.
Видите, господин Воронов, вам совершенно нечего бояться. Хотите совет?
Хочу.
Забудьте про труп.
Как это?
Представьте, что это сон. Кошмарный сон. И не было никакого трупа. Вот и все. Даже с юридической точки зрения вы не несете никакой ответственности. Вас оправдали бы в любом случае. Самооборона. Свидетелей мы бы вам обеспечили. Уверяю вас, наши адвокаты вызволили бы вас и из более крупной переделки.