Потом, когда неожиданно взошло солнце, Воронову посчастливилось на фоне бесподобного заката увидеть еще одну фантастическую картину: профиль быка-исполина, на голове которого сидела маленькая птичка. Она заботливо что-то вычищала на могучем туловище, словно заранее готовя для выступления на арене то место, куда и должен был быть нанесен удар милости божьей, последний удар тореадора, подобный удачной рифме в завершающем стихе любовной канцоны.
Крылатая птичья воздушная и грубая, земная, бычья природа болот в этот момент заката словно сплелись воедино. Это и был самый выразительный символ религии кихотизма, как показалось тогда Воронову.
Видел Воронов и Толедо, и конечно же церковь Святого Фомы, где находится знаменитая картина Эль Греко «Погребение графа Оргаса». Но в Толедо, в этой древней столице Иберии, его поразил не столько всемирно известный шедевр, сколько забавный и таинственный случай, свидетелем которого и стал московский профессор.
Одну американскую делегацию вел по городу-музею старый испанец лет восьмидесяти. С ним находился гид-переводчик. Из разговора Воронов понял, что старик испанец оказался бывшим тореадором. Был он сухощав, необычайно подвижен, в отличной форме и небольшого роста. Бывший тореадор всем своим видом давал понять, что время над ним не властно. Его глаза горели, и старик был необычайно галантен. Во время своего рассказа он даже пытался кокетничать с одной молодой и весьма привлекательной американкой.
Группа экскурсантов тем временем остановилась у какой-то старинной и наглухо заколоченной тяжелой дубовой двери. Этой двери на вид было лет пятьсот или шестьсот.
Гид-тореадор начал рассказ о 1492 годе, о высылке из Испании по приказу Торквемады всех евреев и мавров. Рассказ получился впечатляющим. И тут молодая американка, с которой и пытался заигрывать восьмидесятилетний тореадор, достает из своего рюкзачка огромный ключ.
Все недоумевают – в чем дело? Что это значит? Зачем нужен этот древний огромный ключ?
Наступает театральная пауза.
– Попробуйте, мистер, – предлагает американка тореадору. Переводчица на испанском излагает просьбу.
Простите, очаровательная сеньора, но что я должен попробовать?
Вставьте этот ключ в замочную скважину, мистер. И попробуйте ее открыть.
Но дверь заколочена.
Неважно. Если ключ повернется, то все в порядке.
Вставили. И, о чудо! Ключ подошел. Он легко повернулся вокруг своей оси, и древняя пружина сработала. Дверные створки с жутким скрипом начали приоткрываться, выворачивая старые гвозди из прибитых было досок. За дверью оказалась глухая кирпичная стена.
Я принадлежу к той еврейской семье, – начала пояснять американка, – которую и выгнал из Испании Торквемада. Много веков мы хранили этот ключ, сами не зная зачем, мистер. У меня есть и старинный план Толедо. Еще бабушка, когда я была совсем маленькой, рассказывала мне о наших испанских предках. И этот ключ, мистер тореадор, ключ от нашего испанского дома. Только входная дверь теперь никуда не ведет. Одни кирпичи – и никакого прохода.
После такого экскурсовод замолчал. Дверь закрыли, а сам ключ вернули владелице. Та быстро упрятала его в рюкзачок, и группа двинулась дальше, а Воронов стоял и смотрел на старую дубовую дверь, которая лишь казалось, что никуда не ведет.
Ему захотелось вдруг побежать вслед за американкой и отдать ей все свои деньги, что заплатили ему чекисты в качестве псевдогонорара. Воронову очень почему-то захотелось выкупить злополучный ключ, который смог открыть замок старой дубовой двери.
Если арки старого римского моста под номерами 32–33 в 1877 году смогли с легкостью и без следа исчезнуть, то кто может дать гарантию, что так же не исчезнет, не растворится в воздухе и эта злополучная кирпичная кладка, может быть, и скрывающая за собой искомое сердце Алонсо Кихано Доброго. Во всяком случае, именно в этой истории с ключом Воронов и уловил для себя некое послание, некий знак свыше.
Недолго думая Воронов бросился разыскивать по узким улочкам Толедо свою миловидную американку с рюкзачком на плечах. Там и лежал ключ, ключ к сердцу Алонсо Кихано Доброго.
Он побежал по Calle del Comercio, которая вывела его на центральную площадь города, на Плаза-де-Сокодовер. Здесь было очень людно. Именно на этой площади собирались все многочисленные туристические группы. Множество магазинчиков и кафе привлекали толпы покупателей и посетителей.
Воронов начал жадно высматривать не столько саму девушку, сколько ее рюкзак фирмы Killer loop, в котором и был спрятан заветный ключ.
Но ни рюкзака, ни девушки нигде не было видно. Воронов начал метаться по площади, отлично понимая, что именно сюда стекаются все гости города. Если его американки здесь уже нет, то, значит, он опоздал: экскурсантов погрузили на автобус и увезли, например, в Мадрид. А в Мадриде – ищи ветра в поле.
Значит, если он не найдет сейчас девушку на центральной площади Толедо, то он ее уже никогда не отыщет. Таков закон логики. Третьего не дано.
Куда она могла пойти? Наверняка экскурсовод дал им свободное время и американцы кинулись в сувенирные лавки. Но сколько их тут? Если начать методично обходить их все одну за другой, то уйдет больше часа, а это опасно: группа может собраться и уехать как раз в тот момент, когда Воронов будет осматривать очередную лавку в поисках незнакомки. Нет, здесь надо было прибегнуть к знаменитому дедуктивному методу Шерлока Холмса. Куда, в какую лавку обязательно могла пойти девушка? Ювелирная, это место наиболее вероятно. Здесь есть хорошие изделия из серебра. Второй вариант – лавка могла оказаться и парфюмерной. Но и национальную одежду не следовало сбрасывать со счетов. Хорошо, а сколько подобных магазинчиков может оказаться на одной только этой площади?
И Воронов принялся считать. Их оказалось не меньше десяти. Много. Все равно много. Причем каждый неудачный заход, каждый промах мог стать фатальным.
Из трех возможных вариантов следовало наугад выбрать какой-нибудь один: одежда, ювелирные товары, парфюмерия.
Воронов сам не знал, почему он выбрал именно последнюю. Но и парфюмерных лавок оказалось несколько. Правда, почти все они в основном продавали французскую продукцию. Вряд ли молодая американка купится на такое: у них в Америке французских духов хоть отбавляй. Здесь нужна какая-нибудь экзотика. И Воронову самому понравилась его собственная догадка. Экзотическая парфюмерная лавка на Плаза-де-Сокодовер оказалась лишь одна, и торговала она не чем-нибудь, а эфирными маслами под общим названием «Ароматы Испании».
Уже не теряя ни секунды драгоценного времени, Воронов кинулся в этот бутик, абсолютно уверенный почему-то, что именно там он и встретит свою незнакомку.
И он оказался прав: в лавке стояла и спокойно приценивалась к какому-то старинному флакону его миловидная американка. Рюкзачок был здесь же, за спиной…
Американка, несмотря на всю свою небесную миловидность, довольно профессионально вела торг, изо всех сил пытаясь сбить цену, предлагаемую за флакончик с какими-то, по мнению продавщицы, невероятными эфирными маслами, способными оказать на вас бесподобное терапевтическое воздействие. Американка кивала в знак согласия, но платить указанную сумму все-таки не собиралась.
А какова же ваша цена? – не выдержала наконец продавщица.
Американка назвала.
Нет. Это слишком дешево, сеньорита, – печально произнесла продавщица. – За эти деньги вы можете купить что-то другое. Вот это, например.
Нет, – возразила американка. – Честно говоря, меня вообще не интересует содержимое. Я отметила для себя сам флакон. Он явно старинный и привезен сюда из Африки. Это действительно антикварная вещица. А что, если вы оставите содержимое себе, а мне отдадите только необычную склянку, а?
Нет. Это невозможно, сеньорита.
Воронов стоял как на иголках. Как? Как ему вмешаться в этот торг? Может быть, взять да и купить склянку с содержимым для этой прижимистой девы, а взамен с соответствующей доплатой, например, предложить ей продать ключ? А что? Это идея!
Но тут последовал сигнал общего сбора, и американцев из лавки как ветром сдуло.
Послушайте, – обратился к продавщице Воронов, – сколько стоит этот флакончик?
Какой?
Да вон тот.
1000 евро.
Сколько?
1000, сеньор. Я уже все объяснила.
Хорошо. Мелочиться не будем. Беру. Только заверните все поаккуратней, чтоб не разбилось в дороге, а я пока выскочу на улицу и потом сразу сюда – оплатить покупку и все такое.
Оказавшись на площади, Воронов увидел, что американцы еще продолжают собираться. Он отыскал в небольшой толпе заветный рюкзачок – и сразу к нему.
Простите меня за такую наглость, но вы не могли бы мне продать свой ключ?
Что? – изумилась туристка.
Да, да – ключ. Я понимаю: семейная реликвия и все такое, но вы не представляете, что для меня лично этот ключ значит. Я просто без него жить не могу. Вот так. Это действительно вопрос жизни и смерти, – сбивчиво начал профессор, с каждым словом все яснее и яснее понимая, что ключа ему не видать как своих собственных ушей.
Нет! – твердо отрезал рюкзачок.
«Убить ее, что ли? Убить – и дело с концом. Скряга чертова. За флакончик торговалась. У такой не то что ключ – прошлогоднего снега не выпросить», – спокойно и деловито подумал про себя профессор, сам удивляясь своей решительности.
Но вслух Воронов произнес как можно вежливее:
Послушайте, вы хотите старинный флакончик? Я его специально для вас купил. Он ваш. Делайте с ним, что хотите. К сумме этого флакона я добавляю еще 5 тысяч. Это все, что у меня осталось. Наличными, в евро. Возьмите. Вряд ли этот ключ даже на аукционе будет стоить дороже. Что вы на это скажете? Не беспокойтесь: я не жулик. Заплачу прямо сейчас. Наличными.
Американка явно заколебалась. Еще немного, еще каких-нибудь несколько секунд – и ключ в кармане, а там на оставшиеся крохи в аэропорт и в Москву. Ключ, конечно, не Книга, но он от старинного дома в самом центре Толедо, от двери, которая никуда не ведет. Ключ – это предмет, подобный зажиганию, чтобы можно было врубить на полную мощность остывшее было воображение. Положить такой ключ у себя на письменном столе и писать, писать, писать роман за романом, лишь воображая, лишь прикидывая, куда мог вести этот замурованный проход, какие тайны, какие скелеты в шкафу он долгое время скрывал от постороннего взора. Казалось, благодаря этому ключу сама Испания, да что там Испания, вся Европа, Америка и даже Африка открывали свои тайны, похороненные в прошлом. Коснись то