Мисс Браун тяжело вздохнула и, осмелившись поднять на доктора взгляд, сказала:
– Я пришла из-за другой… другой болезни.
Доктор кивнул, показывая, что он весь внимание, и Китти Браун начала:
– Я живу с бабушкой в доме у канала. Это сонный тихий дом, в котором практически никогда ничего не происходит – настолько, что там даже появление жужжащей мухи – это уже целое событие. У жильцов своя сонная рутина, все погружены в себя. Никто ни с кем особо даже не разговаривает, поэтому я не сразу заметила… – Мисс Браун поглядела на Полли, и та ободряюще кивнула, – не сразу заметила, что жильцы в нашем доме начали болеть. Все началось, как мне кажется, с миссис Жиббль из десятой квартиры. А потом заболели капитан Блейкли из одиннадцатой и все семейство Ферри из седьмой. Поначалу я думала, что это обычная простуда и обратила внимание на происходящее, только когда заболел констебль Шнаппер из квартиры по соседству с нашей: у нас тонкие стены, а от его громогласного кашля, похожего на паровозный гудок, дрожит мебель и звенит посуда. Позавчера я встретила мистера Шнаппера на лестнице и поинтересовалась его самочувствием, но он велел мне оставить его в покое и убираться куда подальше. Констебль и прежде был очень груб, но в тот момент я подумала, что он меня задушит – мистер Шнаппер по-настоящему рассвирепел, словно я как-то его оскорбила. – Мисс Браун всхлипнула. – В доме почти не осталось тех, кто не заболел: у всех жильцов распухли носы, они постоянно сморкаются и обвязывают шеи шарфами. А мистер Типпин из восьмой квартиры уже почти неделю не показывался. Я боюсь, что он умер – понимаете, он и прежде не отличался крепким здоровьем. Вчера я осмелилась постучать в его дверь, но никто мне так и не ответил.
Китти Браун перевела дыхание, немного помолчала, после чего продолжила:
– Когда я рассказала о своих подозрениях бабушке, она разозлилась и отмахнулась: «Не лезь не в свое дело, – сказала она. – Ну хочется людям болеть, пусть себе болеют!» Понимаете, она очень строгая дама, и я не решилась спорить. Но вчера… – мисс Браун запнулась, – она тоже заболела. Все началось с мигрени и насморка. А потом я застала ее, когда она чихала в своем кресле. И это было вовсе не обычное чихание. Это было ужасное, хриплое и судорожное, чихание, оно длилось около пяти минут. Я хотела помочь бабушке, но она лишь отмахнулась, веля мне идти в свою комнату. Сегодня все стало хуже: она обмоталась с ног до головы длинным шарфом, который прежде ненавидела. Ее лицо… оно стало зеленым, на нем выступили жуткие вены. А ее глаза… – мисс Браун, не в силах сдержать эмоции, поднесла ладонь к губам. – Я хотела пойти в аптеку и купить что-нибудь, но бабушка ничего не желала слушать. Я очень переживаю за нее, господин доктор. Я рассказала обо всем Полли, и она посоветовала мне немедленно обратиться к вам.
Мисс Браун замолчала. Зазвенел варитель, сообщая о готовности кофе, и Полли вручила исходящую паром чашку подруге. Та приняла ее дрожащими руками и с мольбой поглядела на доктора Доу.
– Вы поможете? – спросила она.
– Конечно, поможет, – утешила подругу Полли, и на этот раз доктор даже не ощутил привычного раздражения из-за ее бесцеремонности.
– Хорошо, что вы пришли ко мне, мисс Браун, – сказал он задумчиво. – Меня беспокоит то, о чем вы рассказали. Налицо заразное шествие, и игнорировать его было бы беспечно и необдуманно. Кашель, насморк и даже повторяющееся чихание – все это и вправду симптомы инфлюэнцы. Быть может, имеет место инфлюэнца Стерлинга или Хрип-ин-берд – они отличаются быстрым распространением, но некоторые симптомы вашей бабушки не подходят ни для одной из этих болезней. Зеленое лицо, говорите? Насколько зеленое?
Мисс Браун задумалась и, достав что-то из кармана платья, протянула это доктору.
– «Брудс и Горм», – прочитал он, разглядывая тонкую, с палец, палочку в бледно-зеленой обертке. – «Химрастопка для каминов».
– Я использую ее для своих паровых роликов, – пояснила Китти Браун. – Кожа у бабушки, как этикетка. Чуть зеленее даже…
– Занятно… – проговорил доктор, рассуждая вслух. – Позеленение кожи. И еще ярко выраженная венозность. Это точно не инфлюэнца Стерлинга и уж точно не Хрип-ин-берд. Может быть, ангина Морлонда? Но… она исключает насморк. А что вы можете сказать о кашле? Он какой?
– Я… я не знаю… сухой, надтреснутый. – Китти вдруг вскинула голову. – А, и еще… я совсем забыла, у нее то и дело текут слезы. Она быстро вытирает их платком, но я видела сам платок. Он тоже зеленый – как будто в чернилах…
– Зеленые слезы?
Доктор подобрался. Его брови выстроились в линию, а лицо ожесточилось, словно ему только что сообщили о том, что его заклятый враг в городе.
– Вы… вы знаете, что это такое? – спросила мисс Браун.
Доктор Доу медленно покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Но я выясню. Непременно выясню.
Натаниэль Доу откинулся в кресле, достал из кармана сюртука портсигар. Чиркнула спичка, и доктора затянуло облаком вишневого дыма от папиретки.
Он больше не напоминал утомленного, раздраженного человека, которого все кругом дергают по пустякам. Глаза доктора Доу блестели. Его взгляд стал по-настоящему жутким. В нем читалась непонятная злость и, что не могло не показаться странным, предвкушение.
– Я найду ее, – негромко проговорил он. – Эта тварь не уйдет от меня…
Китти Браун поглядела на Полли. И увидела страх в ее глазах.
***
К обеду туман не рассеялся – напротив, сгустился еще сильнее, и Тремпл-Толл, который также называют Саквояжным районом, стал походить на жертву удушения подушкой: она пытается шуметь и дергаться, но постепенно ее суматошные движения замедляются, хрипы становятся все глуше и глуше, пока не затихают совсем.
Поначалу город полнился шумом и возмущением из-за отмененных дирижабельных рейсов и тех цен, что стали задирать кэбмены, но вскоре вся привокзальная часть Габена будто бы впала в кому.
На восточной окраине района, в непосредственной близости от канала Брилли-Моу, было особенно удручающе. Экипажей не наблюдалось, прохожие исчезли, и чем было ближе к каналу, чем тише становился гул от Поваренной и Пыльной площадей – тем меньше жизни ощущалось в тесно стоящих скособоченных домах, чернеющих подворотнях и подслеповатых окнах.
На одной из пустынных улочек взвыла собака. Протяжно и заунывно, словно жалуясь на свою собачью жизнь. А может, это была вовсе и не собака…
Пробежал человек с фонарем в руке. Вылетел из мглы и вскоре снова скрылся.
В мусорных бачках у особо невзрачного дома зашуршали крысы, доедая что-то… или кого-то.
А потом улица снова погрузилась в тишину. Пока в какой-то момент во мгле не раздался звук медленно вращающегося пропеллера.
Из тумана вышли двое: джентльмен в черном пальто и цилиндре и мальчик лет двенадцати в узком сюртучке. В одной руке джентльмен нес черный кожаный саквояж, в другой сжимал ручку антитуманного зонтика: это его лопасти издавали приглушенное «шурх… шурх… шурх…», в то время как распрыскиваемая в воздух и рассеиваемая пропеллером микстура «Дефогг» испаряла мглу на пару футов вокруг. Со стороны могло показаться, что джентльмен и мальчик прокапывают кротовью нору в тумане. Впрочем, тот быстро затягивал прорехи.
Мальчик то и дело вытирал липнущий к лицу туман рукавом и временами фыркал, а еще почти все время, что они шли, держал руки в карманах, чем напоминал своему спутнику какого-то грузчика из портов, начисто забывшего о манерах.
– Прошу тебя, не делай так, Джаспер, – сказал доктор Доу, когда племянник взъерошил свои нечесаные волосы, отчего они превратились и вовсе в сущий кавардак.
– Да, дядюшка, – ответил мальчик.
Дядюшка занес в свой мысленный ежедневник запись на послезавтра: «Усыпить Джаспера “Сонным сном доктора Слиппинга”, чтобы он не мог сопротивляться, и наконец отвезти его к цирюльнику, поскольку это просто невыносимое зрелище. Вероятно, именно так выглядят огородные пугала… – подумав, что данного сравнения недостаточно, доктор добавил: – …которые не дружат с гребешком и не наведываются к цирюльнику».
Джаспер же пока что не догадывался об ожидающей его печальной участи и представлял собой саму беспечность и непосредственность.
– Почему ты решил пойти со мной? – спросил доктор, поглядев на племянника. – Если мне не изменяет память, ты собирался идти с мисс Полли в «Музей Причудливых Странностей мадам Бергмортрен».
Джаспер понуро ответил:
– Миссис Трикк взяла Полли на чаепитие к миссис Баттори. У Полли закончились отговорки, а миссис Трикк сказала, что в музей можно пойти и позже. Миссис Баттори, по ее словам, недоумевает, отчего они до сих пор не зашли к ней в гости после того, как Полли приехала.
Доктор Доу не завидовал Полли. Глория Баттори, ближайшая подруга его экономки, была крайне неприятной особой: склочной, злобной и ехидной. В личном докторском списке негодяйских личностей, без которых в этом городе было бы лучше, она занимала примерно одно место со злым гением мистером Блоххом. Полли Трикк ждало несколько часов ужасного и невыносимого… что там люди делают на чаепитиях? Натаниэль Доу был не осведомлен, так как никогда не наносил визиты подобного характера.
– Но ты мог остаться дома, – заметил доктор. – Необязательно было идти со мной.
Джаспер хмыкнул.
– И пропустить все на свете? Нет уж!
– Это просто посещение больных. Ничего любопытного не предвидится.
– Нет, это не просто посещение, – заспорил Джаспер. – Я же знаю, что ты называешь «тварями» прожорливые болезни, с которыми никто не в силах справиться.
Доктор хмуро поглядел на племянника.
– Подслушивать, прячась на лестнице, нехорошо, Джаспер. Мы с тобой очень серьезно поговорим об этом позже.
Мальчик решил сменить тему:
– Нам еще долго? – Он завертел головой, озираясь по сторонам. – Я вообще не вижу, куда мы идем… Мы вообще где? Еще в Габене?
– Разумеется, мы еще в Габене, – сказал доктор, и племянник вздохнул: кажется, дядюшка никогда не научится улавливать иронию. – Ты видишь старые рельсы, вдоль которых мы идем?