тойчиво пытались выдавать за собак.
Ну а что касается Бенни Трилби, то ему доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие испытывать их невнимательность, пряча свою главную тайну прямо у всех на виду – не только под носом у глупых прохожих, но также и под носами у коллег-репортеров, которые отчего-то считают себя самыми умными…
Газетчик вытянул руку и дернул рычаг, торчащий, казалось бы, из стены. С едва слышным металлическим звоном на двух петлях повернулась круглая крышка люка, открывая взору небольшую кабину с креслом и панелью управления.
«Слепень» представлял собой одноместный летательный аппарат, крошечный настолько, что протиснуться внутрь можно было лишь с трудом, да и то обязательно пропустив перед этим ужин, а желательно, и обед.
Бенни Трилби, изворачиваясь и изжимаясь, забрался в брюхо «Слепня», словно в узкий костюм, задраил люк и пристегнул себя к креслу ремнями.
– Давай, друг мой «Слепень», ты прежде меня не подводил – не подведи и сейчас.
Репортер потянул на себя ручку, и небольшие винты-роторы зажужжали. Затем он перещелкнул шесть тумблеров на приборной доске, и одна за другой шесть суставчатых механических ног отцепились от кирпичной стены.
«Слепень», и правда отдаленно похожий на большущую бурую муху, завис в воздухе. Бенни крутанул два вентиля у основания кресла, и ножки со скрипом подогнулись, пристав к покатому брюху аппарата.
– Ну, в путь, – сказал репортер и, крепко сжал рукоятки вилочного штурвала.
Летательное средство передвижения стронулось с места и, чуть покачиваясь с боку на бок, полетело в сторону канала Брилли-Моу.
Бенни Трилби ждал репортаж – и не просто рядовая ежедневка, а настоящая бомба с подожженным фитилем! Главное добраться на место прежде, чем огонек достигнет пороха.
Времени оставалось намного меньше, чем пять минут и одна секунда…
***
– Заткнитесь! – раздался яростный крик. – Заткнитесь все!
Заливался тревожный колокол, весь первый этаж Дома-с-синей-крышей был забит гомонящими констеблями. У полицейского пересыльщика, сержанта Пинчуса, дымилась голова, он даже протер дыры на перчатках – так много капсул приходилось принимать и отправлять.
Служителей закона созвали со всех ближайших к площади тумб, некоторых вытащили прямо из дома, а других за шкирку оторвали от пинты «Синего зайца» и от нагретого стула в «Колоколе и Шаре».
Констебли подтягивались в Дом-с-синей-крышей парами или группами, заходили внутрь и присоединялись к тем, что уже были здесь. Новоприбывшие тут же спрашивали у коллег, что творится, но никто не знал ответа. Единственный слух, который полз среди полицейских, заключался в том, что виной всему Дилби.
Раздавались недоуменные возгласы:
– Дилби – следующий?
– Что творится?
– Это те же? Сержант?
Стоявший за сержантской стойкой мрачный господин, отдаленно похожий на ворона, хмуро оглядывал лица галдящих констеблей и очень жалел, что у него под рукой нет судейского молотка. Чтобы бросить его в лицо особо громкого подчиненного или стукнуть по чугунной голове другого.
– Заткнитесь! – в очередной раз рявкнул старший сержант Гоббин. – Мэрберд, выключи тревогу.
Указанный констебль дернул рычажок у механического колокола, и тот мгновенно затих. Звенящее эхо медленно оседало невидимой поволокой на головы в высоких темно-синих шлемах.
– Что творится, сэр? – подал голос великан-констебль, один из тех, кого Гоббин считал «своим парнем».
Пайпс выглядел испуганным. Что ж, и сам сержант боялся, хоть и не подавал виду. То, что происходило с полицией Тремпл-Толл в последние дни, затронуло и его лично, но признаться подчиненным, что он уже почти неделю не покидал Дом-с-синей-крышей из-за страха, старший сержант не мог.
– Сэр? – снова подал голос Пайпс. – Это все из-за «ДобУК»? Зачем вы нас собрали?
– Я вас не собирал! – в ярости прорычал сержант.
Констебли начали переглядываться в недоумении.
– Но кто тогда, если не вы?
Сержант уже раскрыл было рот, чтобы ответить констеблю по всей форме, упомянув весь его проклятый род до седьмого колена и даже его предполагаемых, еще не рожденных, детей, когда в зале общей работы на первом этаже Дома-с-синей-крышей начало что-то происходить.
Один из констеблей вскинул руку, указывая на что-то под самым потолком. Другой воскликнул: «Глядите!» Еще кто-то добавил: «Провалиться мне на этом самом месте!»
Сержант Гоббин задрал голову и поморщился. Этого он и боялся…
По стеклянной, спускающейся из-под потолка гнутой спиралью трубе медленно ползла капсула. Около трех дюжин пар глаз наблюдали за ней не мигая.
Система внутренней пневмопочты Дома-с-синей-крышей была такой древней, что можно было состариться, пока послание дойдет с верхнего этажа вниз. И ею во всем ведомстве пользовался лишь один человек.
Наконец латунный цилиндр дополз до сержантской стойки, и Гоббин нехотя достал его из раструба.
Весь личный состав, затаив дыхание, принялся наблюдать, как пальцы сержанта откидывают крышку и извлекают формальный синий конверт.
Гоббин вытащил из конверта записку и перфокарту с номером. Ознакомившись с содержанием послания, он прочитал номер на карте и сверился с книгой служебных кодов. Нахмурился и скрипнул зубами.
– Сэр? – осторожно проговорил Пайпс. – Что там? Это связано с «ДобУК»?
Сержант Гоббин покачал головой:
– Нет, это не связано с «ДобУК», насколько я могу судить.
– А с чем же тогда? – спросил констебль Домби.
– От нас требуют… – сержант замолчал и собрался с духом, словно ему было неприятно просто произнести то, что он собирался: – Служить и Защищать.
В зале общей работы поднялся ропот.
– Что?
– Почему мы?
– Эй, я на такое не подписывался!
– Сэр! – перекрыл Пайпс общий гвалт своим басом. – Мы не можем Служить и Защищать в такое время! Мы же все сейчас бьемся над «ДобУК»!
– Ты мне об этом говоришь, Пайпс? Рисковать, идти куда-то, встречаться с монстром, когда в этом нет никакой выгоды и мы к тому же заняты «ДобУК»?! Нет уж! Не такие мы идиоты!
Кто-то крикнул: «Верно!» Еще кто-то: «Мы сюда не за тем нанимались! Служить и Защищать? Пфф!»
И вдруг во всеобщем ропоте раздался тихий голос: «Постойте-ка… Монстр?»
Все тут же затихли и выжидающе уставились на сержанта. Гоббин наделил нескольких подчиненных, из тех, что стояли ближе всего, испепеляющим взглядом, а затем опустил глаза в письмо и сказал:
– Дилби (да, вы не ослышались: наш простофиля Дилби) пишет, что в ходе своего расследования (и кто, позвольте спросить, позволил ему вести какие-то расследования?!) наткнулся на… гм… неких заговорщиков, которые… гм… пробудили некоего жуткого… гм… монстра возле канала. На улице Флоретт, если точнее. Это еще не все. Заговорщики, с его слов, помимо прочего, также проникли в ряды полиции, и Шнаппер с поста на Пыльной площади состоит в их числе. Также Дилби сообщает, что вел расследование совместно с… гм… – казалось, сержант вот-вот перемелет собственную челюсть, учитывая, как он заскрежетал зубами, – с доктором Доу из переулка Трокар. Дилби особо подчеркивает, что угроза категории… – Гоббин сверился с письмом, – «ГПА», что бы это ни значило…
– Я знаю, сэр! – воцарившуюся тишину прорезало шамканье седоусого старика Лоусона. – Это значит: «Город под атакой»! Худшая категория… еще из тех времен, когда защитить Тремпл-Толл можно было лишь с помощью всего личного состава полиции.
– Спасибо за историческую справку, старичье, – проворчал Гоббин. – Я могу поверить, что ты знаешь об этой категории, но откуда Дилби ее знает, будь он трижды неладен! Ну да ладно…
Тут взял слово один из констеблей в толпе; сержант так и не понял, кто – то ли Теккери, то ли Боунз:
– И что нам делать, сэр?!
– Да, вы же не прикажете нам выдвигаться к каналу? – добавил еще один голос, но уже от дверей, и снова Гоббин не понял, кто говорил: то ли Боунз, то ли Теккери. У них были очень похожие голоса: хриплые и шелестящие, словно листья на ветру.
Сержант потер подбородок. С одной стороны, у него приказ: код на перфокарте соответствовал строке в книге «Служить и Защищать», а та не оставляла вариантов. И все же…
Почему он должен отправлять своих людей к каналу? Быть может, неделю назад он бы и не раздумывал (все же треклятая пресса потом перемоет им все кости за бездействие), но сейчас… во время «ДобУК»… Риск крайне велик. Хуже всего было то, что замешан этот треклятый доктор Доу, любитель сунуть нос в дела полиции и хитрый до невозможности. Мало того, что он – и сержант это хорошо знал – вертится в шушерных кругах, так еще и озаботился тем, чтобы вовремя заручиться протекцией влиятельных людей: банкирша Ригсберг, господин комиссар, брандмейстер Пожарного ведомства Кнуггер – не хватало только начальника Паровозного ведомства, главврача Больницы Странных Болезней и господина судьи Сомма до полной коллекции. Этот докторишка или его щенок-племянник постоянно вылезали то тут, то там, мешая работе полиции. Меньше всего Гоббин хотел отправлять своих людей в помощь Доу.
– Сэр! – вновь заговорил Теккери (теперь уж точно Теккери). – Не нужно никого никуда отправлять.
– И верно! – добавил Боунз – это он стоял у дверей. – У нас и так дел по горло!
Кто-то из молодых констеблей неуверенно вставил:
– Но ведь это приказ самого господина комиссара…
На что более опытные коллеги затолкали его вглубь столпотворения, чтобы не отсвечивал, и обстоятельно пояснили:
– Железный комиссар не покидает своего кабинета. Всем здесь заправляет старший сержант Гоббин. Пора бы давно уяснить это.
Боунз облокотился спиной на дверь и сказал:
– Сэр, думаю, я выскажу общее мнение: все это дурно пахнет. Начать с того, что мы не знаем, что из этого вообще правда. Дилби – это архивная крыса, еще и крайне трусливая к тому же. Он расследовал дело о заговоре? Да у него приступ приключится, лишь увидь он заговорщика. Я уж не говорю о монстре.