– Открыть клапаны, мистер Ходж.
– Огнеборцы навек! – крикнул рулевой.
– Огнеборцы до конца! – отозвался экипаж.
Старший помощник потянулся к рычагам «разрывного приспособления». Доктор Доу проглотил вставший в горле ком и закрыл глаза…
…Также среди писак-газетчиков ходила парочка журнализмов, обозначающих примерно одно и то же, и сейчас они были впору Бенни Трилби, словно его старые любимые туфли. И звучали они как: «влезть между строк» и «вляпаться в историю». «Вляпывался в историю» обычно репортер, утративший объективность и хладнокровие, забывший, что он – не более, чем наблюдатель и просто нейтральная сторона, хронист на службе у времени, записывающий ход этого времени, но никак не стрелка часов и совершенно точно не часовщик. И речь сейчас идет не только о непосредственном участии в событиях, но и о пристрастном отношении – сопереживании.
Прежде Бенни Трилби не отличался склонностью влезать в чужие туфли (зачем, когда есть свои, упомянутые выше?), но сейчас он одно за другим примерял на себе сугубо непрофессиональные клише, из-за которых часто сам подтрунивал над коллегами.
Глядя на весь творящийся на пустыре кошмар, он все сильнее погружался в бездну отчаяния и страха.
– Тварь ничто не остановит…
Да уж, Бенни Трилби со всего размаху «вляпался в историю», и сейчас он уже не помнил ни о сюжете, ни о статье.
Он мог лишь расширенными от ужаса глазами наблюдать за тем, как пожарный дирижабль доживает свои последние мгновения.
Впервые в жизни он оказался один на один с подобной жутью. Все его эмоции превратились в рваные лоскуты.
И тут вдруг, когда надежда иссякла окончательно, Бенни увидел то, что могло показаться настоящим бредом сумасшедшего, и в первое мгновение он даже не поверил своим глазам.
По стеблю гигантской мухоловки кто-то полз! Кто-то взбирался по этой твари!
Бенни прильнул к иллюминатору, пытаясь разглядеть этого безумца.
– Не может быть! – потрясенно проговорил он. – Это же…
***
– Мама, – раздался тоненький голосок, и мухоловка шевельнулась. Кто это сказал?
Эхо пронеслось по подземному залу, отразилось от стен и умерло.
– Мама, это я…
Мухоловка, некогда прикидывавшаяся миссис Тирс, подняла бутон, с чвяканьем высвободив голову пленницы и оставив на ее волосах и лице пленку вязкой слизи.
В проходе, ведущем в тоннель, стоял мальчик.
– Это я, – сказал он. – Джейки…
Бутон мухоловки качнулся, язык облизал «губы». Она замерла: что он здесь делает?
– Мама… там плохой человек! Он схватил Уилли!
Мухоловка дернулась, и пленница издала стон.
– Он делает Уилли больно, – продолжил мальчик. – Помоги ему!
Она все еще сомневалась. Голос мальчика звучал странно, но его лицо… это был ее сын.
– Плохой человек – это мистер Драбблоу из девятой квартиры! – продолжил Джейки. – У него нож!
Стебель растения изошел дрожью, пасть раскрылась и издала гневное шипение.
– Помоги, мама! Он убьет Уилли!
Листья мухоловки зашевелились, и в следующий миг она расплела лозы и спустилась по телу пленницы на пол. Та, казалось, этого и не заметила, продолжая сидеть без движения на стуле и глядеть в одну точку перед собой расширенными немигающими глазами.
– Мама…
Мальчик сорвался с места и бросился в тоннель. Перебирая корнями по выложенному камнем полу, растение поползло за ним.
Джейки добежал до развилки и свернул во второй тоннель. Мухоловка неотступно следовала по пятам.
Быстро преодолев тоннель, мальчик забежал в тупиковое помещение с ржавыми люками. Миссис Тирс заползла туда же. Оказавшись внутри, мухоловка остановилась и повернула голову: где он?
Мимо нее шмыгнула тень.
– Давайте, мистер Дилби! – закричал мальчик, выбежав обратно в тоннель. В тот же миг из-за труб показался констебль. Он подскочил к торчащему в шве между кирпичами ключу для трамвайных стрелок и налег на него всем телом, словно на рычаг.
Раздался скрежет, а затем кладка поползла и с грохотом посыпалась вниз.
Констебль бросился прочь. Своды арки провалились прямо туда, где он только что стоял – проход оказался перекрыт.
Убедившись, что тоннель остался невредим и обвал затронул только арку, мистер Дилби остановился, обернулся и прислушался. Каменная пыль затянула собой все пространство поблизости от места обвала, и разглядеть что-либо там сквозь нее было невозможно.
– Ее задавило? – спросил мальчик, выглядывая из-за локтя констебля.
– Сомневаюсь. Думаю, она все еще где-то там, за завалом.
Мистер Дилби обернулся. Его в очередной раз перекосило от одного вида этого ребенка.
– Мастер Джаспер, думаю этот ужас уже можно снять, – сказал он, с трудом сдерживая приступ тошноты.
Мальчишка кивнул и одним движением стащил с себя голову. По крайней мере, констеблю так показалось. На деле Джаспер Доу стянул с себя уродливую и отвратительную кожу – лицо мертвого Джейки Тирса.
– У вас есть платок? – спросил Джаспер.
Порывшись в карманах мундира, констебль нашел носовой платок и дрогнувшей рукой протянул его мальчику.
Тот схватил тряпицу и принялся вытирать лицо от налипшей бледно-зеленой слизи и потеков, оставленных густой изумрудной кровью растения.
– Прощай, личико, ты сослужило мне хорошую службу, – с усмешкой сказал Джаспер, глядя на свою отвратительную маску. Засунув руку внутрь нее, он пошевелил пальцами, раздвинув мертвые губы:
– Прощай, Джаспер. – Он повернул лицо Джейки Тирса к констеблю. – И вы прощайте, мистер Дилби.
– Уберите его! – воскликнул Дилби и отшатнулся.
Джаспер округлил глаза:
– Это же просто шутка!
– Что на вас нашло, мастер Джаспер? Вы сами на себя непохожи.
– Все я похож, – буркнул мальчик. – Сейчас это уже точно я.
Он отшвырнул лицо, и оно плюхнулось на пол.
– Пойдемте скорее к Полли. Китти уже должна была ее освободить.
И они молча двинулись по тоннелю. Констебль Дилби, шагая рядом с мальчиком, почувствовал себя очень неуютно.
«Он отрезал часть пустой кожи убитой твари, а затем натянул ее себе на голову. И при этом не моргнул и глазом. Кажется, доктор Доу успешно воспитал себе свою маленькую копию. И все же… хоть надеть на себя в виде маски лицо этой твари, чтобы прикинуться ею, было хорошей идеей… если задуматься, это не нормально…»
– Как вам такое пришло в голову? – спросил Дилби.
– Не знаю, мысль сама появилась, – простодушно ответил Джаспер. – Я подумал: это же ее сын, она не сможет остаться на месте, если он будет ее звать.
– Да, это логично, – согласился констебль. – Слишком логично…
– Нам очень повезло, что она не распознала обман.
– Да, повезло, – словно эхо, отозвался констебль. Его вдруг посетила мрачная и тревожная мысль: «При иных обстоятельствах и этот мальчик, и его доктор могли бы запросто стать настоящими злодеями».
– Надеюсь, с Полли все в порядке, – негромко проговорил Джаспер, и мистер Дилби различил в его голосе страх и надежду. Это снова был тот, обычный, Джаспер, а злобный ребенок, минуту назад игравший с мертвым лицом, куда-то исчез.
Дилби себя успокоил: «Наверное, я просто драматизирую. Мы все сейчас на взводе. К тому же у детей часто бывает поверхностное и легкомысленное отношение к вещам, которые способны привести в ужас любого взрослого и…»
Безумный отчаянный крик прервал его мысли.
– Полли! – воскликнул Джаспер.
Они с констеблем бросились на голос…
…Полли, как и прежде, сидела на стуле.
Китти в облаке багрового дыма, вырывающегося из ее роликовых коньков, стояла рядом. В руке ее был нож.
Лицо племянницы миссис Трикк было искажено, в расширенных глазах застыл ужас.
– Не подходи! Не подходи ко мне!
Китти обернулась и с обреченностью во взгляде посмотрела на Джаспера и констебля Дилби, вбежавших в подземный зал.
– Я просто пыталась перерезать веревки… – сказала она.
На полу вокруг стула и правда лежал ворох прежде удерживавших Полли пут.
– Не ешь меня! – застонала пленница. – Прошу тебя… не ешь… Я никому не скажу, что узнала…
Китти бросила на Джаспера испуганный взгляд и покачала головой.
Мальчик бросился к Полли, схватил ее за руку.
Такой он ее еще не видел. Обычно бойкая, излучающая тепло, задорная до невозможности, сейчас Полли словно утратила себя, она… обезумела. И несмотря на то, что в этом не было ничего удивительного, учитывая, что она пережила (и переживала в данный момент), Джаспер испугался – не такой он рассчитывал найти Полли.
Вероятно, дядюшка, будь он здесь, смог бы подобрать правильные слова, чтобы успокоить Полли, ну или, скорее, вколол бы ей какую-то дрянь, не забыв поделиться своим очередным глубокомысленным занудством: «Эти бредовые аффекты, знаете ли, действуют мне на нервы. Шоковое состояние благоразумнее исключать путем исключения самого… состояния». Но, во-первых, Джаспер не был похож на своего дядюшку, кто бы что ни говорил, а, во-вторых, он не был жесток.
– Полли. – Пытаясь успокоить девушку, он погладил ее ледяную руку.
– Она пыталась меня убить, – глядя на Китти и не замечая Джаспера, проговорила Полли. – Убить меня…
– Полли, это же я… – едва сдерживая слезы, Китти придвинулась к ней.
Полли отпрянула.
– Ты! Ты такая же, как они!
– Нет, я… послушай…
Но Полли ничего не слушала.
– Растения! – закричала она, и ее крик эхом разнесся по подземному залу, потек в тоннель. – Растения повсюду!
Констебль Дилби был совершенно сбит с толку. Если бы здесь сейчас присутствовал кто-то из его коллег, то тот несомненно разродился бы предположением: «Признаки истерии на лицо. Нужно срочно раздобыть ванну со льдом или найти сведущего доктора с большими хирургическими ножницами». Но так как Джон Дилби был воспитан не верившей в подобные бредни матерью, он сделал свои выводы:
– Это какой-то яд? – спросил констебль. – Они ее отравили?
– Хуже, – опустошенно проговорила Китти. – Они посадили в ней семя Прабабушки. Она уже очень близка к… к тому, чтобы… – Девушка не смогла договорить и спрятала лицо в ладони.