– Нет! – крикнула она. – Я не отдам тебя, Томми!
Элен подползала к Томми справа. Комната кружилась вокруг нее, место ушиба на голове болело нестерпимо. Внезапно боль пронзила позвоночник, ей показалось, что на несколько секунд она потеряла сознание. Томми лежал навзничь в двух пядях от ее лица – широко открытые глаза, вылезающие из орбит, черные волосы девушки, грязные и мокрые, будто бы опутывали его тело. Она закрыла глаза, постаралась собраться силами, но из-за сильного удара тело дрожало, а в голове пульсировало.
– Оставь Томми в покое… – пробормотала она. – Ты все равно не можешь убить его. Тебя не существует… Оставь его в покое…
Яростный визг оглушил ее.
– Оставь Томми в покое… – прошептала Элен и потеряла сознание.
46
На рассвете Джим проснулся посреди гостиной. Наверное, ночью он снова блуждал по дому, как и подобает лунатикам. Что ж, отныне это его уже не удивляло. По крайней мере на нем была пижама – деталь немаловажная, особенно когда он услышал, как в двери поворачивается ключ, и увидел скорбную тень Карлоты. Та его не заметила: в доме царил сумрак.
Несмотря на хрупкий вид, сутулость и неуверенную походку, выражение ее глаз и крепко сжатых – возможно, из-за холода – губ было решительным, жестким. Он видел, как она повесила пальто на вешалку у двери, одернула юбку и неторопливо поднялась по лестнице. Интересно, спросил себя Джим, где она бродила столько времени? Теплилась ли в глубине ее сердца мечта о примирении или же после всего, что случилось, она его ненавидит? Возможно, похожие мысли терзали ее на протяжении всей ночи. Но ведь это она опоила его ядовитыми травами, стала причиной конфликта с Мэри Энн и виновата во всем, что случилось в гостиной.
Но, так или иначе, Джим располагался в гостиной чужого дома и занимал главное место в сногсшибательной истории с бесчисленным количеством вопросов и белых пятен, которые он, сколько ни ломал голову, не в силах был расшифровать. Джим усмехнулся. Сейчас он напоминает статую в музее: боится шелохнуться, руки неподвижно висят вдоль тела. Если бы в этот момент его кто-то увидел – одна из сестер или даже Алан, – испугался бы не на шутку. Он неслышно скользнул между полосками света, которые отбрасывали щели между занавесями, и медленно, стараясь не шуметь, поднялся по ступенькам. Не справился с искушением и открыл дверь в спальню Элизабет. Девочка крепко спала, лицо у нее было невинным, как у ангела. Тело укрывало нарядное пуховое одеяло, а волосы рассыпались по подушке. Интересно, что она думает обо всем, что произошло между ними, если, конечно, что-то помнит, в смятении размышлял Джим.
Не желая задерживаться, неслышно закрыл за собой дверь и вскоре был уже в своей спальне.
Остаток ночи он провел в беспокойной дремоте. Сон не шел. Он перебирал в уме десятки возможностей. Еще одна беседа с Люсьеном, вероятно, рассеяла бы некоторые сомнения, которые вызывала у него вся эта головоломка. Он был уверен, что призрак выложил ему далеко не всю правду. Да, своими руками Люсьен никого не убивал. Не было сомнений и в том, что он любил Элизабет, а Мэри Энн была для него аппетитным трофеем, которым он наслаждался, а временами истязал, не слишком, впрочем, усердствуя. Рассуждало же это существо об «игрушках», как оно само их называло. Догадывался он также, почему эта история не затронула Амелию. Дело в том, что Амелия была бесхитростна и практически лишена личной жизни, ей не в чем себя упрекнуть, не в чем раскаиваться. Все же прочие столкнулись со своими потаенными желаниями или грехами. Он припомнил сцену, которую описывал Роберт: Лоррейн, висящая на веревке под потолком. Какие грехи терзали бедную женщину, если призрак вынудил ее принять такое решение? Что омрачало прошлое Лоррейн, какие видения ее преследовали? А этот сундук со всеми предметами, принадлежавший, скорее всего, Магали? Помог ли он хоть как-то в их деле? Да, в общем, нет. Рассказ детектива оказался куда полезнее. Джиму захотелось прямо сейчас еще раз с ним поговорить, продвинуться чуть дальше и, главное, избавиться от неприятного чувства, что он не контролирует происходящее.
Рассвело, а он все лежал с открытыми глазами, уставившись в потолок и перебирая в уме различные гипотезы. Наконец поднялся, принял душ, оделся. Ему хотелось прогуляться по городу, вернуться к себе домой и хотя бы несколько часов подряд побыть подальше от Элизабет. Было еще совсем рано, весь дом еще спал, а раз так, он позавтракает в баре у Лоретты и, как он выражался, помедитирует. Прежде всего его волновала причина, по которой Люсьен выбрал именно его – прошлой ночью он этого так и не понял, как и того, что ждет их в дальнейшем. Эти мысли не давали ему покоя.
Он добрался до бара почти на автопилоте. Небо было чистым, но лучи солнца, все еще теплые и ясные, не могли прогреть студеный осенний воздух. Увидев Лоретту, стоявшую за барной стойкой, он испугался. Голова ее покоилась на стойке, словно она потеряла сознание, а пальцы с длинными ногтями отбивали барабанную дробь. Услышав, как открылась дверь, она кривовато усмехнулась. Волосы ее были собраны в высокий хвост. Традиционный закос под восьмидесятые уступил место строгому стилю, более подходящему для ее возраста: хлопковое платье ярко-синего цвета, нарядный вышитый фартук.
– Экая вы ранняя пташка, мистер Аллен, – сказала она глухим хрипловатым голосом. Выпорхнула из-за стойки, подошла к Джиму и указала на один из пустых столиков. – Еще и девяти нет.
Джим улыбнулся.
– Лоретта, называй меня просто Джим, думаю, пора бы нам перейти на «ты». Кстати, ты отлично выглядишь. Этот новый стиль очень тебе к лицу.
Она наморщила носик, словно перед ней был щенок померанского шпица, и достала блокнот.
– Если будешь и дальше говорить со мной в этом духе, сделаю тебе скидку за аренду домика, – лукаво проворковала она. – Я провела несколько ужасных ночей. А ты поднял мне настроение.
– Что, тоже кошмары?
– Типа того, – уклончиво отозвалась она. – Но ничего смертельного, все это можно пережить. Ты же знаешь: то, что нас не убивает, делает нас сильней.
Джим испытывал большое искушение расспросить ее об этих кошмарах, но все-таки промолчал. Лоретта не производила впечатление женщины, от природы разговорчивой, но еще менее – любительницы потрепаться про собственную жизнь.
– Страшное дело, эти праздничные дни, – ответила она с нескрываемым кокетством. – Центральная площадь завалена ярмарочным хламом, и многие предпочитают завтракать здесь, а не в «Коконуте». А грохот молотков и болгарок? Вот уже третий день открываемся пораньше. Сейчас никого нет, но уверена: скоро не будет ни одного свободного столика.
– Праздник начала года, верно?
– Да, некоторые так его называют, хотя на самом деле правильнее было бы говорить «праздник начала учебного года», ведь сейчас сентябрь. Этой традиции десятки лет, – улыбнулась она. – Двадцать третьего сентября открылась лесопилка Брайдал-Вейл, с тех пор для города эта дата означает начало эпохи богатства и процветания. А потом ее никто так и не поменял. В эти дни устраивают вечеринки под открытым небом. Все организует мэр. Жадный козел умеет добиться того, что хочет. На самом деле он неплохой парень, но в эти дни на него столько всего валится, что он орет как не в себе. Тот еще тип. Оладушки будешь заказывать?
При словах «Брайдел-Вейл» у Джима мороз прошел по коже.
– И кофе, пожалуйста. Да покрепче. А к оладьям – клубничный сироп.
Дверь открылась. В заведение вошли одновременно несколько мужчин и женщин. Они расселись за столиками у окна. Лоретта кинулась принимать заказ, затем исчезла за стойкой. Джим наблюдал за свежими посетителями, которые оживленно о чем-то шептались и посмеивались. Внезапно он вновь услышал характерный звук открывшейся двери, но на этот раз не повернулся. Лоретта с важным видом поставила перед ним кофе, одновременно приводя в порядок салфетницу. Когда позади него раздался знакомый голос, он чуть не подскочил на стуле. Он обернулся. Перед ним стояла Элизабет. На ней были чулки, пышная юбка и расклешенное теплое пальто. Девушка молчала, пристально глядя на него.
– Что ты здесь делаешь?
– Я пошла за тобой. Выглянула в окно и вдруг увидела, что ты выходишь. Вот и подумала, что ты либо у Лоретты, либо дома.
Определение «сконфуженный» отныне приняло для Джима новое значение. Краем глаза он поглядывал на Лоретту, однако та нисколько не удивилась, увидев Элизабет. Она как раз пересекала зал с подносом в руках. Проходя мимо девушки, чуть замедлила шаг и дружески потрепала ее по волосам.
– Можно я присяду? – спросила его Элизабет.
– Конечно… Извини… Честно говоря, не ожидал тут тебя встретить…
– Да ладно.
Она сняла пальто и уселась напротив. Ее щеки раскраснелись от холода, на губах виднелась нежно-розовая помада. Хорошенький синий свитер из ангоры так очаровательно приподнимал грудь, что на мгновение Джим задумался: может ли он вообще не думать о глупостях, глядя на эту девочку.
– Чего желаешь, радость моя? – крикнула Лоретта из противоположного угла кафе.
– Того же, что и мистер Джим.
Элизабет внимательно смотрела то на него, то на Лоретту. Повисла неловкая пауза. Внезапно они заговорили одновременно, и девушка рассмеялась.
– Прости. Давай ты первая, – сказал Джим.
– Ты все помнишь. Я это вижу, – пробормотала она. – Я тоже кое-что помню и многого не могу себе объяснить. Знаю одно: эта ситуация тебя угнетает. Мне всего шестнадцать, но я уже не девочка, как бы ты ни настаивал на обратном. Джим, я не знаю, что со мной тогда произошло, наверное, это как-то связано с Люсьеном. Его музыка меня околдовала, она затягивала меня и в итоге заставила все это проделать. Не думай, что я…
– Я ничего не думаю, Элизабет. Во мне кипит целая экзистенциальная битва – это часть бремени так называемого порядочного человека. Впрочем, я все больше сомневаюсь, можно ли меня так называть.
Элизабет помрачнела. Она провела рукой по волосам и заправила выбившиеся пряди за уши.