– Думаю, он в самом деле чего-то опасался и считал, что я смогу его защитить. Я перед ним виноват. Монталабер надеялся на меня, а я не смог предотвратить его убийство.
Гийомен на несколько секунд задумался.
– Как вы считаете, он знал, что по его душу явится кто-то из гостей?
– Этого нельзя исключать.
– И все же странно приглашать в гости собственного убийцу!
– Наверное, он думал, что, если я приеду, преступник не осмелится… Лейтенант, я просто осёл!
– Ну что вы… Никто не смог бы предотвратить случившееся.
Форестье положил лестницу на землю. Продолжать беседу на эту тему было бессмысленно.
– Представляете, комиссар, у моей жены есть собственная версия относительно убийства.
– У вашей жены?
– Она часто ходит в кино и особенно любит детективы. Сегодня утром она размышляла над нашей загадкой и выдвинула такое предположение: что, если это в самом деле самоубийство?
– Ну вот! А я так надеялся, что убедил вас в обратном…
– Вы меня убедили, но Эвелин напомнила мне об одном старом деле… В тот раз мы обнаружили мертвого фермера в его сарае, рядом лежал револьвер. Все признаки самоубийства. Одно было странно: три раны в голове.
– Три?
– Да. Понимаете, почему мы склонялись к версии об убийстве… Потом коронер написал в отчете, что первые две пули не пробили череп; несмотря на тяжелое ранение, бедняга-фермер нашел в себе силы выстрелить еще раз. Наши баллистики доказали, что револьвер был неисправен, а патроны отсырели.
– Странная история, признаю, но какое отношение она имеет к нашему делу?
– В нашем случае мы столкнулись с самоубийством, которое выглядело как убийство. А что, если сейчас перед нами самоубийство, замаскированное под убийство? Насколько нам известно, состояние здоровья графа оставляло желать лучшего. Представьте, его дни сочтены… Перспектива медленного угасания и неизбежной зависимости от окружающих настолько его расстраивает, что он решает покончить со всем этим. Однако граф не может заставить себя совершить самоубийство. Монталабер – эстет, во всем предпочитает утонченность. Поэтому он решает инсценировать свою смерть и превратить ее в вызов.
– Кому же предназначался этот вызов?
– Конечно же, вам, комиссар, потому-то граф и приложил столько усилий, чтобы заманить вас в гости. Однако вы выяснили, что он не получал писем с угрозами. Монталабер хотел, чтобы вы приехали и разгадали загадку его смерти. Моя жена предполагает, что граф не знал, когда все случится; он лишь был уверен, что произойдет это в выходные дни. Он пригласил четверых важных гостей, чтобы у вас были достойные подозреваемые – без подозреваемых преступление становится не таким интересным. Около десяти вечера игроки в вист встают из-за стола, неожиданно звонит телефон – и граф приступает к делу. Он запирается в кабинете и стреляет в себя из пистолета, причем делает это правой рукой, хотя он левша, – по его мнению, так вы наверняка придете к выводу, что это не может быть самоубийством. И оставляет вам тело в запертой комнате…
Форестье с сомнением хмыкнул.
– Гениально. Но если из браунинга не стреляли, то как граф выстрелил себе в голову?
– Возможно, не обошлось без Анри. Дворецкий вошел в кабинет и забрал пистолет, из которого стрелял Монталабер.
– Это невозможно. Я бросился к телу первым, больше к нему никто не приближался. Если б там лежал еще один пистолет, я бы его увидел. В конце концов, Анри – не Гарри Гудини!
– Эвелин выдвинула вторую гипотезу: граф вышиб себе мозги оружием, которое прикрепил к прочной, туго натянутой резинке. Итак, он стреляет, выпускает из руки пистолет, и тот летит прямо в дымоход, где его не заметит ни один свидетель. Моя жена никогда не видела кабинета, просто попыталась представить самый подходящий способ.
Форестье рассмеялся.
– У вашей жены живое воображение!
– Я тоже так думаю.
– Но в камине не было оружия, мы бы его увидели.
– Разумеется, мы осмотрели его не слишком тщательно. Если резинку прикрепили к каминной трубе у самой крыши, пистолет мог улететь очень высоко, и из кабинета нам его точно не увидеть.
– Можете вообразить, как Монталабер лезет на крышу, рискуя сломать себе шею, чтобы закрепить на трубе резинку?
– Нет, не могу.
Форестье все же взглянул на крышу дома.
– Учитывая то, что мы пока в тупике, не помешает проверить и это предположение, – признал он.
– Я пришлю сотрудника, чтобы он там все осмотрел.
– В любом случае мои поздравления вашей жене. Самоубийство, замаскированное под убийство… Никогда бы такое не придумал.
Первыми встали Моро и генерал, а мадам Лафарг и доктор Вотрен появились в гостиной только спустя полчаса. Анри, как всегда идеально и расторопно, накрыл сытный завтрак на большом столе, за которым вечером гости ужинали. Те, у кого не было аппетита, могли выпить кофе или чай.
– Сколько нам еще здесь сидеть? – спросил доктор Вотрен.
– Столько, сколько потребуется, – ответил Форестье, который вернулся, чтобы налить себе чашку кофе. – Вы все равно собирались провести в этом доме выходные.
– Но не в такой ситуации! – запротестовала мадам Лафарг. – Не с трупом же в доме!
– Тело увезли. Сегодня проведут вскрытие.
– Какая разница! – воскликнула она. – Ночью вы сами сказали, что нам может угрожать опасность…
– Ночью? – переспросил журналист. – Как это? Нам вроде бы велели запереться в спальнях.
Форестье предпочел взять инициативу в свои руки:
– Мадам Лафарг не спалось, и мы воспользовались случаем, чтобы немного поболтать.
– Ей не спалось! – рассмеялся генерал. – Как будто я мог уснуть… Промучился всю ночь.
– Я тоже, – вставил Вотрен.
Моро, допивая уже третью чашку, закурил сигарету.
– Получается, мы здесь застряли… Что ж, давайте извлечем из этого пользу. Я, пожалуй, напишу статью о смерти графа. Журналисты нечасто становятся свидетелями убийства… да еще и подозреваемыми, вы не находите?
– Как у вас хватает наглости смеяться над смертью нашего друга? – возмутился генерал. – Комиссар, такое нельзя терпеть!
– Я не могу помешать месье Моро написать статью. С другой стороны, Адриан, я бы посоветовал вам пока вести себя сдержанно. Если вы раскроете конфиденциальные сведения, то навлечете на себя неприятности.
Журналист разочарованно вздохнул.
– Ладно, не буду пока писать… А можно нам выходить из дома, чтобы погулять в парке? Вроде бы погода прояснилась.
– Если вы не выйдете за ограду…
Моро выдохнул длинной струйкой дыма.
– Кстати, вчера вечером, пока мы грызлись в гостиной, доктор высказал интересную мысль.
– Какую же?
Вотрен чуть не подавился кофе. Его щеки сразу же покраснели.
– Доктор хотел узнать, почему в списке подозреваемых нет вас. В конце концов, вы больше не состоите в силах правопорядка, и у вас была такая же возможность убить графа, как у любого из нас.
– Кто сказал, что я исключен из этого списка? Лейтенант Гийомен ведет расследование, и если он сочтет нужным, то сможет – я бы даже сказал, будет обязан – меня обвинить.
Все еще краснея от стыда, доктор старался сохранить лицо и не противоречить самому себе:
– Все так, и я подумал о том же… Но вы должны признать, комиссар, что лейтенант относится к вам с гораздо большим уважением, чем к нам!
– Он умный и добросовестный полицейский, – резко ответил Форестье. – Быть может, лейтенант просто разыгрывает спектакль, чтобы окончательно меня запутать. Как и в любой хорошей детективной истории, нам нужен финальный поворот, который всех удивит.
Моро позабавило это оправдание.
– У вас прекрасное чувство юмора, комиссар. Но, если можно так выразиться, подобный финал не оправдает ожиданий публики. Недавно я прочитал невыносимо скучную книгу, в которой преступником оказался полицейский. Вот это сюжет! В наше время писатели разучились выдумывать оригинальные истории…
– Преступником оказался полицейский? – воскликнула мадам Лафарг. – Я бы очень удивилась. Впрочем, у меня не слишком богатое воображение…
– Здесь не нужно никакого воображения, Катрин. Берете наименее подозрительного персонажа и делаете его преступником.
Молодая женщина надула губы.
– Очень сомневаюсь, что сюжеты из детективов случаются в реальной жизни… Это было бы слишком просто!
Глава 15Таинственный телефонный звонок
Рене Кожоль с набережной Орфевр прибыл в «Дом трех вязов» около одиннадцати утра на автомобиле марки «Панар-Левассор», порядком поизносившемся. Форестье вспомнились деньки в первой парижской бригаде, когда полиция наконец-то получила автомобили: новенькие лимузины «Де Дьон-Бутон», на которых сотрудники объезжали свои четыре департамента. Кожоль явился в сопровождении молодого полицейского, несшего чемодан с фотоаппаратурой и всем необходимым для взятия проб.
– Я предпочел бы встретиться по более приятному случаю, – произнес Форестье, приветствуя его.
– О, это совершенно неважно! Я так рад тебя видеть, старина…
Кожоль почти не изменился с тех времен, когда они выслеживали преступников на Ривьере. Короткие волосы, аккуратные усы, сам худой как жердь. И руку пожимает так же крепко, как всегда.
– Кстати, познакомься – это Люсьен, он пришел к нам сразу после твоего ухода. Просто помешан на криминалистике! Он уже знает больше, чем я…
Форестье приветствовал молодого человека, вид у которого был донельзя серьезный.
– Ты тут уже со всем разобрался, так ведь? – продолжал полицейский. – Убийство, место преступления заперто изнутри, очевидных подозреваемых нет… Развлекаешься?
– Никогда не против повеселиться, Рене, но пока это дело действует мне на нервы.
– Успел опросить свидетелей?
– Да, вместе с лейтенантом. Он хороший парень, не из тех, кто ставит препоны или разжигает полицейские баталии.
– Это уже что-то… В любом случае у меня с собой особый приказ. Официально расследование веду я, а руанско