Гранже помрачнел.
– Пессимистичный взгляд на мир… Но вы правы: зло никуда не исчезнет. Да и люди не перестанут враждовать…
С этими словами он развернул газету, открыв первую страницу.
29 сентября 1938 года
Большие надежды на мир в Европе
Господа Даладье, Чемберлен, Муссолини и Гитлер встретятся в Мюнхене сегодня в 15:00
Форестье скривился, разглядев название газеты, которое не видел раньше: «Ле журналь». В прошлом газета была рупором консервативных и католических взглядов, а теперь стала откровенно националистической и не скрывала симпатий к Гитлеру и фашистской Италии. Странно, что ее читает Гранже, близкий к правящим радикалам. Полицейский неодобрительно сжал губы, чего его собеседник, видимо, не заметил.
– Как вы думаете, комиссар, чем кончится эта история?
– Если честно, считаю, что кончится все плохо. На мой взгляд, Франция и Англия слишком благодушно относятся к этим диктаторам.
– Диктаторам? Они заботятся только о своих интересах.
– Австрия… затем Судетская область… Это огромные территории!
– А что вы предпочитаете? Войну? Я был на войне и достаточно насмотрелся там ужасов, чтобы не желать их повторения. Если мы хотим избежать бойни, придется пойти на компромисс с Гитлером.
– Пойти на компромисс или на сделку с совестью? Боюсь, что, пытаясь избежать войны, мы получим лишь бесчестье.
Гранже уже собирался ответить, как раздались ружейные выстрелы. Собеседники повернулись к лесу, наполовину тонувшему в тумане.
– Вы охотитесь, комиссар?
– Приходилось, хотя должен признать, что страстным охотником так и не стал. А вы?
– Нет. Возможно, это вас удивит, но я с меньшей страстью выступлю против убийства человека, чем против убийства животного.
Генерал произнес эти слова так холодно, что у Форестье по спине пробежала дрожь.
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Животные действуют, повинуясь лишь инстинктам, у них нет желания навредить. Почему же мы должны их мучить? Говорят, что некоторые люди лишены морали, но это бессмыслица.
– Что вы хотите этим сказать?
– Человек без морали был бы подобен животному. Именно мораль, а точнее сознательное и добровольное желание ее нарушить, толкает людей на преступления. Я никогда не видел, чтобы животные испытывали стыд или угрызения совести.
Генерал затянулся сигарой, сложил газету и продолжил:
– Вот преступники, которых вы арестовали… Я знаю, что в наши дни модно утверждать, будто они действовали вопреки себе, движимые неким социальным детерминизмом. Однако на самом деле Бог дал нам свободу воли, и только от нас зависит, как мы ею воспользуемся.
Форестье, никогда не любивший философских дискуссий, сменил тему:
– Простите за любопытство, а вы давно знакомы с графом?
– Да. Наши семьи давно общаются, и мы никогда не теряли связи. Монталабер иногда приглашает меня сюда. Он живет затворником, но, как мне кажется, ненавидит одиночество. А вы?
– Я познакомился с ним на одном из расследований…
– Дело об исчезновении бриллиантов?
– Вы об этом слышали?
– Кто же не слышал, комиссар! Отыскав драгоценности, вы оказали хозяину большую услугу. Эти камни, должно быть, стоили тысяч двести франков…
– Более чем в два раза больше.
– Вот так так!
Форестье перевел взгляд на дом. В окне наверху он разглядел фигуру – похоже, за ними наблюдали. Возможно, там стоял дворецкий, Анри.
– Генерал, вы знаете, кто составит нам компанию в эти выходные?
– Понятия не имею. Ив любит удивлять. Ему нравится сводить тех, у кого нет ничего общего, – так сказать, скрашивать их пребывание в гостях. А вы впервые в «Трех вязах», комиссар?
– Да.
– Еда здесь превосходная, вот увидите. Полагаю, что такой кухни нет ни у одного из ресторанов в округе. И я не преувеличиваю.
«К сожалению, я приехал не для того, чтобы пировать», – подумал Форестье. Ему вспомнилось полное тревоги письмо, которое он неделю назад получил от хозяина дома.
Глава 3Аноним
Когда Луи Форестье переступил порог кабинета, Ив де Монталабер как раз поправлял стрелки небольших часов, увенчанных херувимами.
– Входите, комиссар. Прошу прощения, что не исполнил обязанности гостеприимного хозяина. Надеюсь, Анри оказал вам теплый прием.
– Все прошло прекрасно.
– Тем лучше. Я знал, что ему можно доверять.
Комната средних размеров показалась Форестье неопрятной, особенно по сравнению с остальными помещениями в доме. Повсюду, даже на полу, в беспорядке валялись книги. В кабинете хранились самые разные экзотические вещицы. Здесь были и сувениры, привезенные из путешествий: огромный глобус, африканские идолы и маски, окаменелости и старинная керамика. Сквозь два высоких окна, задернутых красными бархатными шторами, проникал осенний свет.
Граф с трудом поднялся и пробрался сквозь беспорядок.
– Удобно ли вас устроили?
– Очень удобно, большое спасибо.
– Я выделил вам комнату моего покойного отца. Уверен, вам понравится, ведь там самый большой камин. – Граф указал на внушительный портрет сурового старика над письменным столом. – Жана де Монталабера все время знобило. Он любил, чтобы камин топили часто, почти каждый день, независимо от погоды.
– Кажется, ваш отец скончался совсем недавно…
– Через несколько недель исполнится год. Девяносто две весны, как ни крути… Я надеюсь его в этом обогнать.
Форестье засомневался, исполнится ли эта надежда. Граф заметно постарел, и при взгляде на него возникала мысль, не болен ли он. Он очень осунулся, смуглая кожа на лице болезненно обвисла. В свои пятьдесят пять хозяин выглядел на десяток лет старше.
– В последние дни он погрузился в меланхолию. Не из страха перед смертью, а из отчаяния оттого, что его род угасает.
Форестье нахмурился.
– У вас нет сына, но есть дочь…
– Ах, Луиза, – произнес граф явно без воодушевления. – Вы же понимаете – это не одно и то же… Я даже не знаю, удастся ли мне выдать ее замуж.
Комиссар не смог скрыть изумления.
– Я видел ее фотографию в вестибюле, когда приехал, – очень красивая девушка… Мне трудно поверить, что за ней никто не ухаживает.
– Внешность обманчива… Но давайте поговорим о другом, а? Как вам нравится дом?
– Очень впечатляющее здание.
– Впечатляет, да, но мне не по вкусу. Слишком большой и не слишком удобный. Знаете ли вы, что в нескольких километрах отсюда есть замок, которым когда-то владела моя семья?
– Нет, об этом мне неизвестно.
– В революцию он сгорел. И вовсе не по причине беспорядков – Руан никогда не славился кровавыми выступлениями. Мой предок, Тибо де Монталабер, построил этот особняк во времена Реставрации.
– Почему усадьбу называют «Домом трех вязов»? Я не заметил поблизости таких деревьев.
– О, это из-за нашего фамильного герба. – Монталабер посмотрел на геральдический щит, висевший над входной дверью: на серебристо-лазурном фоне были изображены средневековая башня и три дерева вокруг. – Знаете ли вы, что вязы почитались в Средние века? Их сажали на церковных площадях, и именно под этими деревьями вершилось правосудие. Говорят, что на них же иногда вешали бунтовщиков…
Хозяин кабинета и гость сели за стол друг напротив друга.
– Прошу прощения за беспорядок, – сказал граф, – но я не люблю, когда посторонние лезут в мои дела: горничной разрешается убирать здесь только в моем присутствии. – Он закрыл циферблат часов стеклянной крышкой. – Анри сказал, что вы встретились с генералом…
– Верно.
– Довольно странный человек, вы не находите? На первый взгляд дружелюбный, но во многих отношениях жесткий. Из тех, кто всегда стоит на своем.
– Правда ли, что он близок к новому правительству Даладье?
Граф поморщился.
– Кто вам сказал?
– Так. Слухи…
– Порой за слухами не слышно правды. Опасайтесь глупой болтовни… – С лица графа слетела улыбка. – Благодарю вас за то, что приняли приглашение. Наверное, вам интересно, почему я окутал его такой тайной.
– В письме, которое вы мне прислали, действительно звучала тревога. «Вопрос жизни и смерти» – это ваши слова. Чтобы я наверняка приехал?
– Нет. Не собираюсь вам льстить, но полагаю, что такому человеку, как вы, невозможно что-либо навязать. Если вы и приехали, то, должно быть, из любопытства. Ваша тяга распутывать преступления наверняка не исчезла.
– Преступления?
– Перейдем к делу. За последние несколько недель я получил три письма, которые можно назвать необычными и загадочными. Но судите сами.
Он открыл ящик стола и достал несколько листов бумаги, которые и протянул комиссару. Письма были составлены из слов, вырезанных из газет. Форестье начал читать первое письмо вслух:
– «На вашем месте я бы не спал так спокойно. Никогда не знаешь, что принесет будущее. Те, кто должен платить, заплатят. Месть и возмездие не только в Божьих руках».
Два других письма были в том же духе: в них смешивались предупреждения и угрозы, ни о чем конкретном не упоминалось. Естественно, все они были анонимными.
– Когда именно вы их получили?
– Тринадцатого, девятнадцатого и двадцать шестого сентября. Последнее прибыло в тот же день, когда я написал вам.
– Вы сохранили конверты?
– Да, но на них ничего не написано.
Монталабер достал три белых, ничем не примечательных конверта.
– И каждое из этих писем вы держали в руках?
– К сожалению, это так, – ответил граф с несколько виноватым выражением лица. – Вы имеете в виду отпечатки пальцев, я полагаю?
– Да… хотя сомневаюсь, что это помогло бы. Сейчас все знают, что такое отпечатки пальцев.
Форестье разложил письма и конверты на столе и стал рассматривать их, словно головоломку.
– Конверты чистые… – произнес он. – Значит, их не отправляли по почте, а доставили прямо в дом – постарался кто-нибудь из соседей или даже из слуг.
– Подождите, комиссар. Этим людям я полностью доверяю, никто из них на такую