– И что? Один из игроков убил графа, испугавшись, что информация выйдет наружу? Притянуто за уши!
– Возможно, но, на мой взгляд, такое убийство вполне вписывается в атмосферу ролевой игры, и именно на это намекает письмо. Монталабер не производит впечатления шантажиста, но один из игроков мог что-то заподозрить и избавиться от него, следуя сюжету игры.
Повисло скептическое молчание. Марианна понимала, что ее версия шита белыми нитками, но не стала от нее отказываться. Игра не закончилась – она продолжалась в реальной жизни, приняв новые формы.
– Итак, – произнес Балитран, складывая руки на груди, – давайте еще раз пройдемся по подозреваемым. Жюльен?
Памар открыл блокнот, но заглядывать в него не стал – как только информация попадала ему в голову, она оставалась там навсегда.
– Не секрет, что первая жена Поля Гранже погибла при очень сомнительных обстоятельствах. Я прочитал все отчеты по этому делу. Каролина Леспер утонула пятнадцатого сентября две тысячи пятнадцатого года, около одиннадцати часов вечера, на рейде Сен-Жан-Кап-Ферра. Супруги отправились отдохнуть и на неделю арендовали яхту. Гранже утверждал, что в тот вечер они оба изрядно выпили, и он уснул в каюте. О том, что жена исчезла, он узнал только в середине ночи. По оценкам следователей, с момента утопления до момента, когда он сообщил в службу спасения, прошло три или четыре часа. Тело Каролины Леспер было обнаружено только во второй половине дня. Согласно токсикологическим анализам, уровень алкоголя в ее крови составлял почти два грамма на литр, а на теле не было следов насилия, что согласуется с теорией несчастного случая. Возможно, Каролина Леспер продолжала пить в одиночестве на палубе и упала за борт, если только ей не пришла в голову забавная мысль искупаться в полночь.
– В результате этого несчастного случая наш подозреваемый получил приличное наследство, – подхватила Марианна.
– Сколько? – спросил комиссар.
– Не меньше пятнадцати миллионов евро. Каролина Леспер была одной из трех наследниц шоколадной фабрики «Леспер». После смерти отца она продала свою долю в компании.
– Супруги жили тихо-мирно?
– Накануне их видели в ресторане на берегу, они ссорились. Нет дыма без огня… Но никаких доказательств того, что они намеревались расстаться, у нас нет. Пары часто ссорятся, разве нет?
Памар недавно развелся, поэтому его последнему вопросу никто не удивился.
– Были ли у него в то время проблемы с деньгами?
– Под мостом Гранже не ночевал, но его финансовое положение было далеко не радужным. За год до того он был вынужден продать свою компанию, при этом ему пришлось выплачивать кучу кредитов; добавились и убытки на фондовом рынке. Короче говоря, жили они на деньги жены. Гранже попал под подозрение, но этим дело ограничилось: ни один судья не рискнул бы отправить его под суд.
Марианна скептически покачала головой.
– Он вполне мог столкнуть ее за борт. С тем коктейлем, который был в ее крови, она бы вряд ли выжила.
Не расцепляя сложенных на груди рук, комиссар Балитран настороженно оглядел сотрудников.
– Я все равно не понимаю, как Монталабер мог собрать против Гранже какие-то улики. К тому же эта история тянется много лет… Что еще?
– Гранже не лгал о своих отношениях с Монталабером – они были едва знакомы. Установить связь между ними вне игры не удалось.
Комиссар перевел взгляд на Гарреля.
– Что у вас есть на Адриана Моро?
Стэн скорчил гримасу, которая не предвещала ничего хорошего.
– Как и в случае с Гранже, Моро ничто не связывает с жертвой напрямую. В принципе, он чист. Мне удалось обнаружить только одно темное пятно в его личной жизни: бывшая девушка обвинила его в «Инстаграме» [16], что он ее ударил, но почти сразу удалила сообщение, хотя некоторые пользователи успели сделать скриншоты. Жалоб подано не было, ни одной, даже заявления в полицию. Прокуратура не сочла нужным заняться этим делом. Замечу, что эта история произошла еще в пятнадцатом году, до дела Вайнштейна и процесса MeToo. Моро дал интервью и объяснил, что никогда не поднимал руку на женщину и что это была месть после бурного расставания: девушка хотела в отместку разрушить его карьеру.
– Еще бы! – хихикнула Марианна. – Всегда одни и те же отговорки, а потом они подают жалобу, уверяя, что их оклеветали…
– Как ни странно, – продолжал Стэн, – ни один журналист не побеспокоил Моро по этому поводу. В последние несколько дней эта история практически не всплывала в социальных сетях.
– Девушку нашли? – спросил Балитран.
– Это было не очень сложно, но мы ничего от нее не добьемся.
– Почему?
– Она погибла в двадцатом году. Предвосхищая ваш следующий вопрос, скажу, что это мог быть только несчастный случай. Однажды посреди ночи она переходила дорогу, и ее сбил мертвецки пьяный водитель. Опять же, даже если Моро был с ней жесток, трудно понять, что Монталабер мог ему предъявить.
– То есть с этой историей мы зашли в тупик, – резюмировал Балитран. – Марианна, что у вас есть?
– Катрин Лафарг рьяно охраняет свою личную жизнь. От Моро удалось узнать, что раньше она любила потусоваться, но в последние годы окружает себя только доверенными людьми, не дает интервью и держится особняком. Ни о каких скандалах в ее личной жизни ничего выяснить не удалось.
– А в профессиональном плане?
– Возможно, здесь и кроется проблема. В прошлом году два журналиста провели расследование деятельности ее компании…
– Почему мы узнаем об этом только сейчас?
– Статью так и не напечатали. Все было основано на предположениях, и интернет-издание в последний момент отказалось публиковать материал. Лафарг наверняка подала бы на них в суд – и выиграла бы дело.
– Что конкретно они расследовали?
– Насколько я поняла, владелицу компании «Эликсир» обвинили в том, что все построено на пустом месте. Красавица Катрин преувеличивала надежность своих тестов. Ее «революционная» технология на самом деле оказалась маркетинговой уловкой: тестирование отдавали на субподряд иностранным лабораториям, получая при этом солидную прибыль. Если бы статью опубликовали, скандал был бы неизбежен. Короче говоря, это был настоящий мотив.
Балитран слушал, как всегда, скептически.
– Возможно, мотив и просматривается, но не для данного дела. При чем здесь Монталабер?
– Ни при чем, если только он не получил более достоверную информацию.
– Опять домыслы… А что насчет писателя? Что есть на него?
– Почти ничего. Все чисто, как у жертвы: ни проблем с деньгами, ни сомнительных отношений. Единственный его порок – тяга к бутылке. Об этом знает весь литературный мир – и речь не о банальном бытовом алкоголизме.
– Почему никто из свидетелей об этом не упомянул?
– Во время игры он не пил ни капли. Гийомен сказал мне, что в «Трех вязах» алкоголь под запретом: вино – просто виноградный сок, а виски – холодный чай.
– Серьезно?!
– Такие у Монталабера правила: нельзя влиять на мыслительные способности игроков.
– Значит, единственный компромат на писателя – его пьянство?
– Пока только это. Но я буду копать дальше.
Балитран нервно подергал электронную сигарету.
– Нам придется не только копать! У нас нет ни серьезного мотива, ни малейшего пригодного научного доказательства… И дело не замять, имейте в виду. Так что делайте что хотите, работайте ночи напролет, но найдите хоть что-нибудь, кроме этой нелепой истории с шантажом! Четверо игроков богаты и знамениты: им было что терять, убив Монталабера. Кто из них рискнул бы выбросить свою жизнь на ветер без серьезного мотива?
Выслушав тираду комиссара, группа начала расходиться. А Марианна вдруг застыла на месте. Ей в голову пришла идея. Нет, не просто идея… Случился один из тех мимолетных проблесков, которые бывают только раз на все расследование и могут привести к решению или увести от него на неизвестное расстояние. Но даже если идея неверна, Марианна не могла позволить себе упустить такой шанс.
Глава 9Исповедь (1)
Обычный человек, несомненно, считает, что убийцами становятся те, кто пережил трудное детство или в юности перенес ужасные травмы. А сколько психиатров скажут, что преступник становится таковым только из-за того, что его толкает на это общество? Или что всё из-за старых ран и на самом деле он – жертва? Совсем недавно я слышал, как один врач громогласно объяснял зверские преступления серийного убийцы ранними травмами его психики. Вот и всё!
У меня рассуждения психологов доверия не вызывали. Мое детство было этакой тихой заводью, без драм, без противостояний – просто долгие, спокойные годы, которые не пестрели страстями и не оставили никаких ярких воспоминаний. Поэтому мне трудно искать в своем прошлом истоки зла, оправдывать личные недостатки, указывая на какую-то роковую трещину.
Однако вот я написал всего несколько строк – и уже вывел громкое слово «зло». По правде сказать, я никогда не считал себя злым человеком. Меня воспитывали в духе уважения к определенным ценностям, и разница между добром и злом была одной из них. Но эти ценности очень быстро стали казаться мне искусственными: разум отмечал и запоминал их без особой убежденности, со скукой, как уроки, которые мне преподавали в школе.
Когда мне впервые пришла мысль об убийстве? Естественно, я не проснулся однажды утром с намерением кого-нибудь убить. Полагаю, что это желание было захоронено во мне уже давно и просто дожидалось подходящего момента, чтобы всплыть на поверхность. Древние греки описывали «кайрос» – шанс, олицетворенный в образе маленького крылатого бога возможностей, за волосы которого следует схватиться, чтобы не упустить своего. Моим кайросом стала «Энигма».
Чтобы отыскать первое явное проявление порывов к совершению убийства, мне придется вернуться далеко в прошлое. Мне было лет двенадцать, когда родители отправили меня в летний лагерь, в местечко неподале