Увидев за воротами таинственного гостя, я замираю. Гость… или нет, скорее призрак.
У меня вот-вот разорвется сердце. Я моргаю, чтобы убедиться, что не сплю, что у меня не галлюцинации. Но фигура не исчезает. Передо мной под дождем стоит молодой человек лет двадцати, с растрепанными волосами, маленькие очки сползли на кончик носа…
Глава 2Из мира мертвых
– Месье Арто? Простите за беспокойство…
Я смутно помню голос Фабьена Лертилуа, но как только незнакомец произносит эти слова, я понимаю, что это не он. Нет, это не Фабьен, а мальчик, очень на него похожий. Пусть я и пьян, но иллюзия развеялась за нескольких секунд.
– Кто вы?
Мне не нравится тон, которым я задаю вопрос: смутно-боязливый, как будто неожиданный визит меня поразил. Однако я настолько потрясен, что больше ни в чем не уверен.
Держась за решетку, гость улыбается мне.
– Меня зовут Александр Маршан. Я студент магистратуры по современной литературе в Сорбонне. Я писал вам, но вы ни разу не ответили.
Неслыханно… Как этот писклявый мальчишка посмел явиться и потревожить меня в моем собственном доме, о существовании которого мало кто знает? А вдруг он журналист в погоне за сенсацией?.. Нет, слишком молод. Но беспокойство не отступает.
– Откуда у вас этот адрес?
– О, я нашел дом без особого труда.
– Да что вы говорите!.. Будьте так любезны, ответьте на вопрос.
– Вы часто говорили, что проводите отпуск в Кот-д’Арморе. На заднем плане вашего портрета, опубликованного в прессе, я узнал Пемполь – моя мать родом из Сен-Мало, так что я знаю эти места. А дом вы описали в «Одиночестве» – это один из моих любимых романов. Я попытал счастья в городе, там все знают дом писателя. Трудно жить инкогнито, особенно если вас подхватывает волна славы…
Он знает обо мне все, если не больше. Отшить бы его и вернуться в дом, но я отчего-то медлю…
– Чего вы хотите?
– Я один из ваших самых больших поклонников, месье. Очень хотел бы посвятить свою магистерскую диссертацию вашему творчеству.
Моему «творчеству»! Я чуть не лопнул со смеху, услышав, как серьезно он произнес это слово.
– Вы серьезно?
– Конечно. Я прочитал все, что вы написали. Романы «Одиночество» и «Уроки прошлого» произвели на меня сильнейшее впечатление и вдохновили на изучение литературы.
Я жду продолжения. Сейчас он скажет что-то вроде «даже если “Обещание рая” остается вашей лучшей книгой, конечно». Но нет, он даже не упоминает название романа, к которому все сводят мое существование. Я теряю дар речи.
– Я уже говорил, – продолжает парень, – что несколько раз писал вам, просил уделить мне время для беседы, но, возможно, издательство не передавало мои письма…
И снова мне хочется разразиться хохотом. Я никогда не распечатываю письма от «фанатов», которые мне присылает издатель. В этом доме за сортировку почты отвечает Клэр, и письма она хранит в шкафу, в коридоре, хотя я давно велел ей это прекратить.
– Простите, но, боюсь, вы проделали этот путь зря. У меня нет на вас времени: я очень занят, пишу следующий роман.
Я даже не пытаюсь соврать убедительно. В конце концов, я и так обошелся с незнакомцем слишком любезно. С каких это пор принято являться в чужой дом без приглашения?
– Я не отниму у вас много времени! – не сдается он. – Мне просто очень нужно задать вам несколько вопросов… ничего особенного, просто чтобы найти верный тон и продолжить работу. Немного поддержки с вашей стороны очень поможет мне написать диссертацию. Кстати, я не могу поверить, что до сих пор никто не опубликовал по вашим произведениям ни одной работы.
В самую точку! Весьма здравое замечание – и молодой человек мне уже нравится. До сих пор ни один ученый даже не потрудился заинтересоваться моими книгами – какой скандал! О моих книгах нет ни единой диссертации, даже ни одной жалкой статьи в литературном журнале.
Его очки запотевают, с них стекают капли. Я тоже промок. Под моросящим дождем юноша возится со своим рюкзаком и наконец достает пачку скомканных листов, которыми размахивает, просовывая через решетку.
– Я могу показать вам свои записи. Это займет всего несколько минут, и вы убедитесь, насколько серьезно я подхожу к исследованию.
Он умоляюще смотрит на меня. Нельзя же оставить этого мальчика стоять под дождем у моих дверей! Да и что я теряю? Уделю ему несколько минут, зато он не будет больше околачиваться возле дома…
– Ладно, идите за мной, – резко говорю я, открывая ворота.
Все мокрые, мы оставляем в коридоре грязные следы. Клэр с утра столько хлопотала, а мы устроили беспорядок… Она меня проклянет.
Я приглашаю молодого человека присесть в гостиной и в кои-то веки роюсь в шкафу в коридоре, в котором хранятся нераспечатанные письма. Теперь, когда незваный гость здесь, меня охватывает беспокойство – вспоминается роман Стивена Кинга, в котором сумасшедшая читательница похищает любимого автора. Никогда не знаешь, чего ждать от фанатов.
– Назовите мне еще раз свое имя.
– Александр Маршан, месье, – кричит он из комнаты.
Я перебираю пачку писем. Почти сразу натыкаюсь на первый конверт, на обороте которого указано имя мальчика, а также его парижский адрес возле канала Сен-Мартен. Порывшись еще немного, нахожу второй, а за ним и третий. Судя по штемпелям, он начал посылать их мне чуть меньше полугода назад. Распечатываю первое письмо. Он выбрал роскошную бумагу – несомненно, чтобы произвести на меня хорошее впечатление. Я бегло просматриваю страницу. Выхватываю слова «безмерно восхищен», «великолепная работа», «с удовольствием встретился бы с вами». Ничего особо оригинального, но письмо отрезвляет. Убедившись, что имею дело не с самозванцем, не вижу смысла открывать два других конверта.
В гостиной Маршан тихо сидит на диване. Он встречает меня смущенным взглядом.
– Это одна из моих любимых опер.
– О чем вы?
– «Дон Жуан», – отвечает он, указывая на виниловую пластинку рядом с проигрывателем.
– Вы любите классическую музыку?
– Мой дедушка часто ее слушал, когда я был маленьким. В исполнении Солти звучит превосходно, но мне больше нравится исполнение Фрица Буша. От голоса Ины Суэс у меня по спине бегут мурашки.
Я даже не представлял, что ребенок его возраста мог услышать первую запись этой оперы Моцарта. И разделяю его мнение: Ина Суэс была необыкновенна в роли Донны Анны. С тех пор ее никто не превзошел.
– Вы поранились? – спрашивает он, заметив кровь на моей рубашке.
– Ничего страшного, просто царапина.
– Нужно продезинфицировать рану и перевязать. Мало ли что…
– Позже… Не хотите ли выпить?
Гость громко сопит.
– Ну, я бы не отказался от небольшой порции, для бодрости. Кажется, я простудился.
Вот и чудесно. Я подхожу к серванту и выбираю лучшую бутылку. Совсем недавно мне хотелось избавиться от парня, но сейчас вдруг потянуло произвести на него впечатление. Когда поддаешься лести, то делаешь все, чтобы продлить приятное ощущение.
– Наслаждайтесь каждой каплей, – говорю я, протягивая ему бокал. – Это «Гленфиддик», дистиллированный в семьдесят пятом году. Тридцать четыре года выдержки.
– Тридцать четыре года? – неуверенно повторяет он. – Но… сейчас двадцать третий год, месье.
– Спасибо, я пока в своем уме… Напиток разлили только в две тысячи девятом году. Вы знаете, что после розлива виски не стареет? Считается только время, проведенное в бочках.
– Я этого не знал.
Я сажусь напротив него и с трудом сдерживаю вздох восторга, когда жидкость начинает стекать по моему пищеводу. Когда я навеселе, то не употребляю такие нектары – ненавижу расточительство.
– Чувствуете эти ароматы лакрицы и специй? А послевкусие спелых фруктов и меда?
– Честно говоря, я мало в этом понимаю… Может, я лучше прочту вам свои записи?
– Пожалуйста, приступайте.
– На данный момент это всего лишь некоторые соображения, – предупреждает он. – У меня пока нет ни твердого плана, ни реальной задачи.
– Конечно. Все должно с чего-то начинаться.
Неуверенным голосом Маршан начинает читать давно обещанные заметки, и я, честно говоря, ни черта не понимаю. С тех пор, как я в последний раз слышал литературную тарабарщину, прошло лет двадцать, и я определенно по ней не скучал. У студентов и исследователей есть потрясающий талант – они мастерски приписывают авторам намерения, которых у них никогда не было.
Я притворяюсь, что слушаю, время от времени покачивая головой. Этот виски – чистый восторг. К счастью, у меня в погребе есть еще одна бутылка. Хотя мой бокал уже пуст, бокал Александра все еще почти полон: мальчик слишком увлечен своей восторженной болтовней, чтобы пить. Мне же хочется выпить, ужасно хочется, но у меня еще достаточно самоуважения, чтобы не выставлять алкоголизм напоказ перед незнакомцами. Поэтому я решаю выпить, но в дружеской атмосфере.
– Принесу нам добавки, – невинно сообщаю я.
Стоя спиной к дивану возле сервировочного столика, делаю глоток прямо из горлышка, а затем щедро наполняю свой бокал. В его бокал добавляю всего пару капель – все равно не оценит!
Вернувшись на место, я делаю два глотка из бокала. Гость продолжает перелистывать страницы, очень серьезный и сосредоточенный. Кончиком языка я собираю несколько оставшихся на дне бокала капель. Диван удобный, мне хорошо. Приятно пить не одному, а в компании. Мой гость, кажется, начал чувствовать себя увереннее; его монотонный рассказ ласкает мне уши, будто нежная мелодия. Я закрываю глаза, все мысли тают…
А потом я будто проваливаюсь в черную дыру.
Когда я снова открываю глаза, Маршан сидит уже не на диване, а за большим дубовым столом и что-то пишет. Ужасно болит голова. На глаза попадается пустой бокал, и я пытаюсь посчитать, сколько же выпил с утра.
– Простите, я, наверное, задремал… Похоже, только выпил, и больше не могу держать себя в руках – старею.
Он одаривает меня многозначительной улыбкой.