Молчание. Кирилл с трудом сдерживал гнев, закипающий в его душе.
— Увы, но смерть наступила из-за аварии, — продолжил Цискаридзе. — Уже после над вашей дочерью, да упокоит господь её душу, надругались. Сие не было связано напрямую. Это всё, что могу вам доложить к настоящему моменту.
Крупный мужчина положил кулаки на стол.
— Мою дочь убили, — упрямо сказал он. — Убили, как бы вы ни пытались убедить меня в обратном!
Тут уже настала очередь Генриха взять паузу. Он отпил кофе. Душистый, ароматный, терпкий. Бросил красный тростниковый сахар, размешал. Цискаридзе терпеть не мог белый рафинад, производимый не то из репы, не то из бурака. «Во всём должен быть вкус» — говорил он.
Кофейные зёрна большому начальнику доставляли прямо из Африки. Обжаривал проверенный еврей, а знающий армянин — перемалывал. Генрих терпеть не мог те помои, коими упивалась вся Москва, обжаренные в Берлине или, прости господи, во Львове. Однако же, у хорошего вкуса была и побочная сторона. Врачи говорили, что сердце Генриха испытывает сильнейшие нагрузки.
— Мы работаем, сударь, — ответил Цискаридзе. — Вас всенепременно ознакомят с обвинительным заключением. И на суде вы будете присутствовать, наряду с адвокатом и прокурором. Чьих вы будете, кстати?
— Купец, — нетерпеливо произнёс посетитель. — Первая гильдия.
— Ну-с, — выдохнул Генрих, удостоверившись, что перед ним не какой-нибудь граф или князь, а всего лишь купец. — На чём основаны ваши предположения об убийстве, сударь?
Слёзы текли по лицу Кирилла сплошным потоком. На что он надеялся, входя в этот кабинет? Огромные суммы денег ушли на поиски виновников гибели дочери. Он платил детективам, экстрасенсам, его знакомили с «магами». Теперь он знал цену шарлатанству и некомпетентности. Всё напрасно. Дело раскрыл государственный следователь, а не частный сыщик.
Негодяй — потомственный дворянин, и ждёт его особый суд. Газетчики смаковали версию о том, что Горелов во время задержания сломал нос детективу. Полицейские яростно отвергали сие, называя наговором. Похоже, никто не собирался настаивать на убийстве.
— Я понимаю ваше горе, как отец, — вздохнул Цискаридзе. — Страшнейшая трагедия. Тяжелейшая. Дай вам господь пережить её. Однако же, факты — вещь упрямая.
Кирилл встал. После долгого ожидания силы его покинули. Неужели ему придётся ждать суда? И у него даже не будет возможности поквитаться с убийцей? В его глазах он всё равно оставался таковым. Генрих сдержанно улыбнулся, радуясь, что беспокойный посетитель уходит.
Кирилл Важенов брёл по Москве, не разбирая дороги. Сталкивался с людьми и даже перевернул ларь уличного торговца. Слёзы застилали глаза. Ему хотелось выпить — он купил бутылку водки в ларьке и отправился в подворотню. Сел на грязную скамейку. Открутил крышку.
— Вы полагаете, что это пойло залечит ваши раны? — произнёс очаровательный женский голос.
Купец поднял глаза и вытер слёзы. Перед ним стояла девушка со светлыми, слегка вьющимися волосами. Даже убитый горем, он машинально поправил причёску. Красавица. Зубы её были белые и ровные, что выдавало благородное происхождение. Что она делает в этой грязной подворотне?
— Я шла за вами, — сказала она, будто прочитав его мысли.
— Следили? — удивился Кирилл.
— Искала, — ответила Алиса.
— Что же вы хотите? — спросил купец.
— Для начала — перенести наш разговор в более спокойную обстановку, — сказала девушка. — Буквально в пяти минутах ходьбы отсюда есть неплохая кальянная. Да и водку там подают в приличной таре, коли вы так выпить желаете.
Пить Кириллу перехотелось. Он взирал на очаровательную девушку, которую будто боги послали. Купец открыл рот, чтобы поделиться своим горем. Поднял руку. И тут же — разрыдался, как последняя баба. Ревел и скулил.
— Ну же, милый мой, — произнесла ведьма, подошла к нему и обняла сидящего. — Слезами горю не поможешь.
— А чем поможешь? — спросил он.
— Пойдёмте же. Не хватало, чтобы злые языки нам потом кости перемывали. Следуйте за мной.
Бутылка водки так и осталась стоять у лавки. Они пришли в кальянную, безлюдную в этот час. Мода на курение табака через воду, вино и молоко пришла в Империю от османов. Алиса порой баловалась подобным, но относилась к кальяну весьма ровно. Кириллу и вовсе было всё равно, куда идти.
— Кто вы? — спросил он, присаживаясь за стол. Услужливый официант уже ставил перед ним огромную бутылку красного вина.
— Вы меня подозреваете, — улыбнулась ведьма. — А мне доверие и не нужно. Конечно, после тех непрофессионалов, к которым вы обращались… Не спорьте, нет. Слушайте внимательно, мой милый друг. По возможности, не перебивая. А как кончу, можете и спросить что-нибудь.
Важенов сделал глубокую затяжку душистого табака. Выпустил дым через ноздри. Мир вокруг немного размылся, и на душе стало чуть легче. А когда Алиса закончила свой рассказ, он сказал всего одно слово.
Глава 14. Триумф, достойный Императрицы
Не прошло и четырех недель, как обвинительное заключение было готово. В Москву стучался сентябрь. В 1989-м году он оказался продолжением лета. Древний город постепенно наполнялся сотовой связью. Американцы представили ещё более диковинную новинку. Компактный прибор, по размерам напоминавший записную книжку, помогал ориентироваться в пространстве.
— Навигатор! — объявил Генрих Цискаридзе. — Видишь, какое чудо?
Иванов покрутил в руках прибор. Понажимал на кнопки. Тугие. Он терпеть не мог все эти чудеса техники. Следователю казалось, что наука движется в неверном направлении. Она будто бы хотела отупить человека, сделав его животным. А надо бы — богом.
— И для чего сей необходим? — спросил Фёдор. — Бродить по лесу?
— Как это для чего? — удивился начальник отделения. — А ежели заблудишься? Сей прибор строит маршрут, об котором ране нужно было извозчика просить.
— Вы что, господин полковник, забыли Москву? — недоумевал Иванов.
Генрих махнул рукой и спрятал дорогостоящий прибор в стол. Должно быть, цена его была не меньше, чем у новенькой «Екатерины Великой» прямиком из автосалона. Сам Фёдор до сих пор не приобрёл даже дешёвый сотовый телефон. И дело, разумеется, было не в деньгах. Генрих изучил толстую папку, что давеча прошила Александровна, старший инспектор канцелярии.
— Ах, какой же ты молодец! — хвалил Иванова Цискаридзе. — Герой!
Документы, как и заключение, полностью устроили начальника отделения. Он сиял, будто царский червонец. Пробежал по страницам. Проверил, надёжно ли запечатаны в конверт фотоснимки убиенной. Не хватало ещё, чтобы её, обнажённую, мог кто угодно смотреть.
Генрих подошёл к своему шкафу с фасадами из красного дерева, открыл дверцу, выдвинул бар. В два бокала через дозатор полился густой, выдержанный виски. Из морозильника, смонтированного тут же, выпало по три кубика льда. Полковник протянул один бокал своему подчинённому, а второй — взял сам.
— Ну, за Императрицу, — торжественно объявил он. — И за твою очередную победу.
Чокнулись. Пригубили. Цискаридзе раскурил сигару и протянул коробочку Фёдору.
— Куба, — торжественно объявил он. — Родина лучшего в мире табака. И самых очаровательных мулаток.
— Нет женщин краше русских, — поспорил с ним Фёдор. — Какой смысл преодолевать половину земного шара, дабы убедиться в этом?
Генрих рассмеялся. Валечка внесла нехитрую снедь: мелко нарезанный сыр, мармелад, дольки лимона. От дыма и алкоголя стала кружиться голова. Присели на кожаный диван. Через десять минут в дверь снова заглянула адъютантка.
— После! — прокричал Генрих. — Чествую героя.
— Как прикажете, — поклонилась девушка и вышла.
— Императрице уже направлена депеша, — сказал Генрих. — Расскажи мне простым русским языком. Что мы ей поведаем, коли по телефону позвонит?
— Итак, наш злодей, Дмитрий Горелов, отдыхал в загородном имении своей матушки, — произнёс следователь. — Это недалеко от Москвы. После распития спиртного он обратил внимание, что его барышням утром не достаёт свежей выпечки. Пекарни в Злагоглавой, как известно, начинают работать затемно, дабы насытить горожан. Митенька оседлал свою «Ауди 10» и помчался в Златоглавую.
— Один?
— Так точно. Все прочие были настолько пьяны, что поездка бы их укачала. Кстати, никто даже не догадывался, что Дмитрий нашёл себе половые утехи по пути в Москву. Он вернулся с булочками. Мы установили пекарню. По десять штук круассанов, сочников, слоек с сыром. Два гигантских багета в человеческий рост. Взял он и алкоголя.
— Так-так, — кивнул Цискаридзе, втягивая в себя густой дым. — И дальше? Что произошло на пути за выпечкой и водкой?
— Дорога была темна, — сказал Фёдор. — Шёл пятый час не то ночи, не то утра. В это время Ксения, дочка купца, совершала свой обычный моцион. В удобном платьице она шла вдоль дороги. Ни машин, ни людей — красота. Девушка занималась джоггингом, гимнастикой и обожала делать фотоснимки рассветов.
— Хорошая была девушка, — вздохнул Генрих. — У них там имение?
— Летняя дача, — объяснил Иванов. — Весьма современная. С тёплым туалетом и ванной, коли интересуетесь подробностями.
— Пока опустим, — предложил Генрих. — Как он её сбил?
— Утверждает, что случайно, — сказал следователь. — Мол, отвлёкся, немного сдвинулся вправо. Вино-с! Мотор его и в самом деле пострадал незначительно. Мы изъяли крыло в ремонтной мастерской. После замены слесарь хотел его отрихтовать и продать. Оттого и не отправил в утиль. Деталь весьма ходовая.
— Не верю в случайность, — покачал головой Цискаридзе. — Она бы отпрыгнула. Не находишь?
Следователь пожал плечами.
— Сразу после аварии он вышел из машины. Осмотрел погибшую. Платьице задралось, обнажив интимные части тела. И наш негодяй самым мерзким, самым похабным образом воспользовался этим обстоятельством.
Допили виски. Погасили сигары. Работа следователя — это всегда погружение в самые тёмные глубины человеческой души. И Генрих, и Фёдор были опытными ныряльщиками. И в этом деле не было ничего такого, что могло бы пробудить в них интерес. Цискаридзе даже зевнул.