— Иванов, вы куда! — в ужасе закричал Цискаридзе. — Помогите мне, немедленно!
Внештатная ситуация заставила начальника обращаться к подчинённому на вы. Вот ведь какие манеры открывает в людях страх смерти! Фёдор бросился к Генриху. Действительно, о старом товарище он и не подумал. Расстегнул ремень безопасности и помог подняться — тот был бледен и с трудом двигался.
Граф и вовсе впал в ступор. Как и его охранник! Второму Иванов с радостью настучал по щекам. Уж очень его раздражала эта холёная морда. За весь полёт четвёртый пассажир не произнёс ни слова. Как стало понятно сейчас, это не было случайностью. Едва ли он в принципе был способен внятно излагать собственные мысли.
— Надевайте парашюты немедленно! — крикнул Фёдор. — Мы падаем.
— Не учили-с! — ответил охранник.
Чертыхнувшись, Фёдор принялся помогать им с застёжками. Граф, на удивление, оказался способным учеником. А вот его охранника Иванов хотел выбросить за борт в одной лишь шляпе. Хотя читателю может показаться, что эта сцена отняла много времени, ощущение ложное.
Между хлопком и моментом открытия одной из дверей винтокрыла прошло чуть больше минуты. И всё это время, как и предписано инструкцией, пилот из последних сил сохранял высоту. Ибо парашют — не панацея, ему может и не хватить времени для раскрытия купола.
— За кольцо дёргать! — прокричал Иванов, открыв дверь.
— Я… Я не пойду! — ответил Галунов. — Я боюсь!
Следователь схватил владельца борта и вышвырнул его наружу, подобно шляпе несколько дней тому назад. Цискаридзе и безымянный охранник Галунова шагнули в воздух самостоятельно. Лишь после этого Фёдор посмотрел в кабину, где пилот сражался с гравитацией и обезумевшими приборами.
Отвлекать его от этой борьбы было грешно. Винтокрыл начал заваливаться на правый борт, в сторону неработающего бокового винта. Тогда Иванов рванул к выходу и сделал шаг в неизвестность. Спустя секунду дёрнул кольцо. Парашют раскрылся. На некотором расстоянии от него, снизу, спускались остальные товарищи по несчастью.
Цискаридзе, вероятно, знал, как приземляться. Он начал умело править стропами, выписывая в воздухе круги. Насчёт остальных следователь не был уверен. Следователь огляделся. С высоты птичьего полёта Петербург был прекрасен. Какое же всё сочное, какое живое! Кабы не эта ситуация, залюбовался бы видами.
Фёдор направил свой парашют на большое открытое поле. Винтокрыл пропал из виду: Иванов не заметил, что с ним произошло. Впрочем, взрыва, характерного для падения аппарата, не было. Оставалось лишь надеяться, что лётчик тоже успел покинуть взбесившийся транспорт. Земля приближалась. Фёдор сгруппировался, подтянул к себе ноги, а потом — побежал.
— Фух, — выдохнул следователь и улыбнулся. — Чёрт побери! Какая глупость, какая мерзость! Не советую прыгать с винтокрыла, господа. Никогда!
И рассмеялся. Хохотал, согнувшись пополам. Вытирал слёзы, что выступили на щеках. Жить — здорово. Жить — хорошо. Он никогда не хотел жить так сильно, как сейчас.
— Слава Императрице! — проорал Фёдор изо всех сил.
Страх смерти и сохранённая жизнь его опьянили. Он почувствовал невероятный прилив сил. Хотелось действовать. Хотелось куда-то бежать. Почему он оказался здесь? Ах да, приём у Императрицы. Не просто так Господь сохранил ему жизнь! Однако же, отчего раздался хлопок? Техническая неисправность или чей-то злой умысел?
Не успел Иванов отойти от приступа внезапного счастья, как к нему уже бежали Её Величества охранники. Они направили в сторону Фёдора стволы автоматических американских винтовок, и следователю оставалось лишь поднять руки вверх. Увидев человека в парадном полицейском мундире, они немало удивились.
— Назовитесь! — потребовал один из них с полосками полковника.
— Её Величества старший следователь по особым делам и поручения Фёдор Иванов! — отчеканил мужчина.
Не хватало ещё, чтобы бдительные охранники сделали ему лишнее отверстие в туловище. Следователь прекрасно понимал, к чему приведёт контакт с пулей подобного калибра. Полковник подошёл ближе и всмотрелся в лицо следователя, словно не верил своим глазам. Опустил оружие.
— Неужто мы подбили винтокрыл графа Галунова? — спросил он в недоумении.
— Вам виднее, сударь! — ответил Иванов. — Я понятия не имею, кому принадлежал сей летательный аппарат. Граф Галунов вёз нас на аудиенцию к Её Величеству.
— Вот ведь беспечность! — прошептал полковник. — Граф ведь не предоставил нам лётное задание. Мы понятия не имели, что за судно влетело в особо охраняемый периметр. От лица Её Величества протокола охраны приношу извинения за случившееся.
— Ах, пустяки, — съязвил Фёдор. — Аудиенция всё же состоится?
— Непременно, — кивнул полковник. — Раз господь сохранил вам жизнь, он очень желал, чтобы познакомились с Её Величеством. Разрешите представиться. Меня зовут Поцелуев Фёдор Михайлович. Мы сей же момент доставим вас во дворец.
— Разыщите лучше лётчика! — потребовал Иванов. — Он оставался на борту. За остальных я более-менее спокоен.
— Его уже ищут, — уклончиво ответил Поцелуев.
Из-за происшествия форма Фёдора изрядно истрепалась. Погоны оказались надорваны и болтались, однако же, за петлицу продолжал цепляться двуглавый орёл. Ботинки лишь чудом остались на ногах, но подошвы надорвались. Показаться в таком виде Императрице — значит проявить к Короне крайнюю степень неуважения.
Во дворец следователя привёз необычный транспорт, который раньше он видел только по телевизору. Гольф-кар, забава для богатых и странных. Ехать в нём было неудобно, однако же, путь занял от силы пять минут. Пока Иванов приходил в себя, сидя в каком-то помещении для охраны, его посетил Поцелуев.
— Хочу довести до вас, что остальные пассажиры борта обнаружены, — сказал полковник. — Состояние их здоровья удовлетворительное.
— Правда?
— Да, только граф сильно ругался, — продолжал Поцелуев. — Однако же, это полностью его вина. Он вошёл в особо охраняемую зону без полётного задания. Вам повезло, что мы сделали лишь один выстрел. Предупредительный. Правда, шрапнелью.
— Неужто вы не распознали собственный борт? — удивился Фёдор.
— Распознали, — подтвердил начальник охраны. — Однако же, борт могли похитить. Мы не вправе рисковать жизнью Её Величества.
Иванов вздохнул. Ему показалось, что Поцелуев что-то недоговаривает. Уж слишком хорошо Фёдор видел и чувствовал людей. В это время, прихрамывая, в помещение вошёл Цискаридзе. Форменные штаны его были безнадёжно разорваны. Туфли он потерял. Впрочем, видимых повреждений Фёдор не заметил. Он горячо обнял своего начальника, обрадованный спасению.
— Нам надлежит сменить одежду, — без предисловий сказал Генрих. — Господь сохранил наши жизни, и это не может быть случайностью.
— Офицеры, о ситуации доложено Императрице, — вздохнул Поцелуев. — Она примет вас, едва появится возможность.
— Что с пилотом? — осведомился Иванов.
— Приземлился, — ответил полковник. — Жёстко. Доставлен в госпиталь Её Величества. Остальные пассажиры пострадали незначительно.
Фёдор не мог поверить в реальность происходящего. Что из произошедшего было менее вероятным? То, что их пригласит на аудиенцию Императрица? Или что в пути винтокрыл будет повержен разрывным боеприпасом? Иванов посмотрел на себя в зеркало. Ну что ж, китель ещё можно поправить, а вот брюки точно придётся отправить в платяной рай.
— Надеюсь, для вас не будет большой трагедией предстать пред Её Величеством во фраках, — произнёс начальник охраны. — Вы точно не нуждаетесь в медицинской помощи, господин Цискаридзе?
— Нет-с, — ответил Генрих. — Я вывихнул ногу, однако же, мой отец под Варшавой с куда худшей травмой шагал вперёд. И я пойду.
— Тогда следуйте за мной.
Внезапно путь Поцелуеву преградил граф Галунов. На его холёном лице была большая гематома. Должно быть, прыгал он с парашютом неважно. Пётр попытался нанести полковнику пощёчину, однако тот перехватил руку и начал выворачивать пальцы.
— Ничтожество! — кричал граф. — Вы же едва не погубили Её Величества советника! Вы ответите пред законом! У меня и следователь имеется.
— Вы забываетесь, сударь, — ответил полковник, не ослабляя хватки. — Забываетесь!
— Кто дал приказ?! — орал Галунов, пытаясь освободиться. — Кто?
— Я.
Голос словно раздался в голове каждого из них. Вчетвером они принялись смотреть по сторонам, чтобы определить его источник. Обнаружился он не сразу.
Глава 19. Антимаг Её Величества
Велика Российская Империя, а станет ещё больше. Кажется, что границы её не заканчиваются нигде. На весь мир славятся её ровные, как гладь воды, дороги. Доехать, домчаться можно от Бреста до Владивостока, от Камчатки до Одессы, от Судака до Вильнюса. Огромная часть земли, не то пятая, не то шестая от всей суши, лишена границ. Но, как и во всякой империи, все дороги ведут в Петербург.
Как похорошела столица при Екатерине Третьей! Десятки станций метро. Аккуратные дома, где даже бюджетные кварталы — с претензией на произведение искусства. Чистая вода из крана — можно пить прямо стаканом. Петербург — это город истинной красоты. Фёдор столицу обожал и ненавидел всеми фибрами своей души.
Москва никогда не дремлет — это понятно. Но Петербург и вовсе пребывает в эйфории двадцать четыре часа в сутки. В отличие от Москвы, здесь не возводят огромных кварталов для вчерашних крестьян. Здесь нет гигантских заводов, что по площади могут конкурировать с отдельными крошечными штатами Европы, вроде Сан-Марино.
Большие магазины, где на одной площади сосредоточено множество лавок, были стыдливо вынесены за город. Не то, что в Москве, где такие центры — притяжение для разночинцев всех мастей! Императрица в родном городе велела избегать кучности, и её распоряжения исполнялись ревностно.
Однако же, именно Петербург производил на свет отборных сумасшедших. Именно его болотистые почвы, пусть и украшенные самыми величественными зданиями, отравляли разум человека. Эту особенность ещё Достоевский отметил, а укрепил — Михаил Булгаков, знаменитый драматург.