— Своим открытием, господин, — тоненьким голоском произнёс мальчик. — Двугривенник за новый номер — и всё сами узнаете. Заодно и способ восстановления суставов за счёт соды.
— Соды? — удивился горожанин.
— Так учёные говорят, — пожал плечами мальчишка. — Говорят и пишут.
— Интересно. Держи, без сдачи, — ответил мужчина, подавая газетчику пятьдесят копеек.
Наблюдая за этой сценой из окна своего, Иванов лишь улыбался. Да уж, эти продавцы жёлтой прессы с каждым годом всё изворотливее. Детей нанимают. Тут срабатывает стереотип: ребёнок не может врать. Нужно будет взять на вооружение. Быть может, пригодится во время какого-нибудь допроса.
— Ну-ка, сюда подойди, — крикнул Фёдор. — Бодрее.
Кабинет Иванова располагался на первом этаже. Однако же, это был высокий первый этаж. В таком расположении было очевидное удобство. При желании, Фёдор мог в любой момент выйти в окно. Безопасно для своего здоровья. Раньше его донимал шум улицы, но благодаря новым стеклопакетам это досадное недоразумение осталось в прошлом.
— Слушаю, высокоблагородие, — произнёс мальчик.
— Молодец, — ответил следователь, выпуская клубы дыма. — Ты сам чьих будешь?
— Петька я, сирота, — сказал газетчик. — Живу на попечении дядюшки Серафима.
— В школу ходишь? — спросил Иванов и поморщился от того, как быстро его беседа превратилась в допрос.
— Так точно, высокоблагородие, — ответил газетчик. — По вечерам. Днём вот газеты продаю.
— Говоришь ты красиво, мальчик, — похвалил его следователь. — Кто учит?
— Дядя Борис, что из редакции, — сказал Петька. — Он каждый день со мной занимается.
Зубы свело, словно от боли. Иванов закашлялся. Гляди ты, и тут Борис Липов! Его заклятый приятель. Разночинец и несостоявшийся офицер. Человек, который благодаря газетам и телевиденью сколотил состояние. И глядишь ты, не брезгует мальчиком. Занимается им. Вон, как язык подвесил.
— На, лови, — Фёдор бросил двугривенник, и мальчишка его проворно поймал. — Только номер мне не надо. Ты скажи, что о Пропавшей пишут.
Малыш понял его с полуслова:
— О Сбитой и Пропавшей? — уточнил он. — Говорят, пала жертвой ритуала. Так, де, в нашу Империю вызвали демона. Чтобы бросить вызов Её Величеству. Колдуны голову подняли! Мало их жгли, ой, мало!
— А колдунов уже нашли? — повторил вопрос следователь. — Только если между нами.
— Ой, дядя, — понизив голос, произнёс газетчик. — Если правду желаете знать, так никто и не ведает, где тело и колдуны. Дело тёмное и запутанное! Так сам дядя Борис говорит.
— Ясно, — ответил Фёдор. — А про Миллениум что там, в твоей газетке?
— Учёные говорят, что ровно в двухтысячном году электронные хронометры работать перестанут! — голос Петьки был заговорщическим. — Надобно к механическим возвращаться.
— Всё понял, — произнёс Иванов и потушил сигарету. — Ну, будь здоров, Петька.
— И вы хворым не будьте, благородный дяденька.
Закрытое окно тут же отрезало все звуки улицы. Визит графа Галунова не предвещал ничего хорошего. Одно дело, когда ты — благородный муж, для души работаешь следователем. Фёдор всегда тешил себя мыслью, что он может уйти в любой момент. Помахать рукой. Вернуться в родовое имение и заниматься тем, чем, к примеру, развлекает себя его брат. Охота, балы, мемуары. Боулинг, бильярд.
Но теперь — дело другое. Теперь нельзя в грязь лицом ударить. Как ни крути, Императрица. Окружила она себя, конечно, отборными друзьями. Такие удушат — глазом не успеешь моргнуть. И всё же, за два месяца следствия он должен был признать: дело зашло в тупик.
Подозреваемого — нет. Машины — нет. Хуже того! Даже тело умершей пропало… Конечно, напрямую к делу это не относится, но всё же. Следователь Иванов думал о том, как здорово было бы весь город видеокамерами заставить. Чтобы они писали всю обстановку круглосуточно. Как просто было бы дела расследовать!
Увы, видеокамеры были громоздкими, а ещё — требовали кассет для записи. Их надлежало менять каждые три часа. Новейшая разработка японских учёных позволяла использовать вместо кассет с лентой массивные жестяные диски. На них запись велась беспрерывно и десять, и двадцать часов. Но и здесь были недостатки.
Увы, диски сильно грелись. Установить их можно разве что возле городской бани, дабы теплу не пропадать. В России все довольствовались кассетами. Вся знать обзавелась камерами и записывала на них важнейшие события своей жизни. Свадьбы, крещение, юбилеи и похороны. Конечно, грешно не использовать камеры для сыска.
Но где же хранить такой массив данных? Кто будет менять кассеты? Как и покойный батюшка, Фёдор Иванов мечтал переустроить мир. Лишь усилием воли следователь заставил себя вернуться к работе. Итак, что у него есть. Протокол осмотра. Заключение хирурга. А ещё — несколько свидетелей, которые противоречили сами себе.
Ни одной зацепки.
Иванов дал самому себе ровно двенадцать часов на то, чтобы раскрыть это дело традиционным путём. Если нет — пришлось бы опять прибегнуть к услугам потусторонних сил. К её услугам.
Глава 3. Судьбоносная встреча
Дневная Москва смотрела на детектива яркими вывесками и неоновой рекламой. При Екатерине Третьей многие пуританские обычаи ушли в прошлое. Вот и представительницам древнейшей профессии более не приходилось прятаться на высоких этажах.
Сразу в двух районах Москвы создали специальные зоны, где мужчины, женщины и даже пары могли искать себе любовных приключений. Именно возле такого места шагал детектив. Один источник убеждал его, что ему известно имя водителя. Того самого, что сбил несчастную Ксению. Увы! Небольшой перекрёстный опрос позволил сыщику выявить обман.
— Славик! — кричали путаны, стоя подле ярких витрин. — Славик, на минуточку зайди!
— Это эффективные купцы за минуточку управятся, — бросил Святослав на ходу. — Мне вас троих придётся на день выкупать.
— Ну так купи! — улыбнулась одна из них, блондинка.
— Не сегодня, — буркнул мужчина.
Сколько лет он топчет эту Москву! Путаны, карманники, самогонщики и прочие, прочие… Вот круг общения его. И нет выхода за пределы этого круга. Когда-то давно ему обещали, что спустя несколько лет работы сыщиком откроется дорога на настоящую службу. В следствие. В министерство. Да куда угодно!
Ему обещали, что он сможет получить дворянское звание. А дети уж точно станут аристократией. Именно ради этой призрачной перспективы Святослав столько лет помогал Иванову раскрывать самые гадкие, самые отвратительные преступления. Но годы шли… Вот ему уже тридцать пять. А по-прежнему — никаких перспектив. А всё почему?
— Разночинец, — услышал он чей-то голос. — Разночинец!
Святослав вынырнул из своих мыслей. Его остановил и держал за руку какой-то детина в дорогом костюме в полосочку. Синяя шаль. Возле него — женщина в коротком платье. Никак, оба — благородные. Что же они забыли в этой зоне пикантного отдыха? Никак, пришли мороженого откушать?
— Слушаю вас, — произнёс Святослав.
— Да будет вам известно, сударь, — начал отчитывать его детина, тряся за руку, — что перебегать дорогу даме, да ещё с кавалером наперерез... Как минимум некультурно!
— Извините благородно, — ответил Слава, поправив шляпу. — Замечтался.
— А как максимум… — продолжал аристократ, тряся сыщика за руку и совершенно не слушая его. — Как максимум — за такое и в неблагородную физиономию получить можно.
Повисло молчание. Святослав аккуратно высвободил свою руку и стал вполоборота к хулигану. Аккуратно приподнял полу пиджака, где хранился его служебный револьвер. Весь Красный квартал остановился и замер, чтобы поглазеть на конфликт сыщика и аристократа. Святослава тут знали все, а детина, должно быть, пришлый.
— Ой, оставь его, Витёк… — прощебетала женщина. Своей интуицией она уже поняла, что ситуация идёт не туда, куда нужно. — Ты же видишь, плебс какой-то. Нас уже ждут. Помнишь, что ты мне обещал?
— Кабы не дама, — произнёс детина и сунул под нос здоровенный кулак. — Уж я бы вас, разночинец, поучил добрым манерам. А-ну, пшёл вон!
Однако же, они упорхнули сами в самое сердце квартала, который здесь называют Фонари. Раз их ждут, значит, они договорились о приёме в одном из лучших местных борделей. Ну или просто арендовали комнату, дабы провести своё романтическое свидание в чарующей атмосфере любви. Здешние заведения предлагали такие развлечения, что дух захватывало.
Святослав был обижен. Разночинец! Подобные эпитеты, увы, не редкость. Эти зазнавшиеся аристократы не упускали возможности пнуть какого-нибудь простого смертного… Впрочем, не это беспокоило Святослава прямо сейчас. Как перед начальником отчитаться? Он ведь надеялся на подвижки в деле.
Сыщик подошёл к телефонной будке, вытащил медяки и начал бросать их в щель для оплаты. Какой-то шутник пририсовал к монетоприёмнику несколько линий, отчего тот стал напоминать женский орган.
— Орёл… — прошептал детектив. — Слышно?
— Ага, — ответил Фёдор. — Что скажешь, Сокол?
— Всё плохо, — вздохнул Славик. — Полёт мой оказался безрезультатным. Приземлился! Ничего не подтвердилось. Ничего нет.
— И даже…
— Тоже не сработало, — произнёс детектив. — Мелкие голуби опять нагадили за шиворот. Отчёт писать?
— А как же, а как же, — выдохнул следователь Иванов. — Тут такое дело…
— Ну?
— Одна очень большая птица заинтересовалась нашим с тобой полётом, — сказал Фёдор.
— Соколица? — спросил Святослав, подразумевая жену губернатора Соколова.
— Хуже, орлица, — буркнул Иванов. — О двух головах.
— Шутите!
— Если бы… Так что летай над Москвой, мой славный Сокол. И отчёты пиши каллиграфическим почерком. Ибо ежели я взлечу, то ты точно приземлишься.
Святослав повесил трубку. Быть может, его начальник, Её Величества старший следователь по важнейшим делам и поручениям, просто шутил. В своей обычной манере. Иванов только выглядел, как бука. На самом деле он был милейшим человеком.