— Ты по-прежнему дерзка, — похвалил её Владимир. — Ничего, скоро сломлю твою волю, не волнуйся. Даю тебе второй шанс. Что здесь?
— Понятия не имею, — ответила ведьма. — Какие-нибудь письмена.
— Это — редчайшие и сложнейшие заклятья, — объяснил колдун. — Мне пришлось собирать их десятилетиями. Знаешь, что я умею? Я умею воскрешать тела. Не веришь? Напрасно. Когда душа покидает оболочку, её можно поймать и привязать. Как птичку.
— Как птичку? — в ужасе вскричала ведьма.
— Именно, — кивнул маг. — Как ты думаешь, кого я собрался селить в будущего голема? Души.
— Господи… — прошептала Алиса.
— Не выражайся! — прокричал Владимир. — Едва ты шагнёшь за порог… Едва попытаешься наложить на себя руки — я сей же час поймаю. Душа доступна девять суток. Этого времени мне хватит с лихвой. Всё продолжится, как и сейчас… Вот только ты будешь мертва. Мертва! Я заставлю Виктора спать с тобой в одной кровати. У тебя выбора нет. Ты останешься со мной.
Девушка стояла, ошарашенная. Она была убеждена, что Владимир говорит правду. Он вообще полюбил хвастаться своими достижениями в тёмной магии. Его можно понять. Как долго он ни с кем не мог поделиться информацией? Тщеславный, его буквально распирало от гордости…
Сначала Алиса потеряла всякую надежду, услышав страшную тайну Ирландца. Но потом… Ей вдруг всё стало ясно. Она осознала, куда пропала Ксения. Поняла, кто за этим стоит. Чёрт возьми, она раскрыла дело! Всё преступление, всю цепочку. Своим собственным умом, ну и с небольшим количеством магии. В этот момент она смогла на секундочку понять и тщеславие Фёдора.
— Да это ведь наркотик… — прошептала Алиса. — Быть умным — это настоящее чудо.
К ней ненадолго вернулся былой кураж. Ей захотелось надеть лучшее платье, нанести на лицо макияж — и выйти на охоту. Подыскать мужика, да побольше, посочнее. Привести его домой и ощутить себя наездницей. Выпить всю его энергию, до последней капли. Любить его, любить, иметь по-всякому, пока он не перестанет подавать признаки жизни от своих оргазмов. Восстановить свой источник.
— Стоп… — прошептала ведьмочка. — Стоп…
Чем же она тогда отличалась от Владимира? Он ведь делал с ней и другими то же самое. Только вместо субъекта она превратилась в объект. Нужно было вырваться из этого порочного круга. Однако же, никакой возможности она не наблюдала. Необходимо передать информацию Фёдору.
Он раскроет дело, задержит всех злоумышленников. Даже если сразу не выйдет на Владимира, то со временем. Тот не станет рисковать — сбежит. Оставалось самое простое и самое сложное одновременно. Установить с ним связь. Но как? Передать послание. Весточку. И не во сне: следователь ведь не понимает намёков.
В последние недели день шёл за три или даже за пять. Ей приходилось пересматривать десятки древних фолиантов в поисках заклинаний для Владимира. Обнаружив бесконечный кладезь информации, он будто голову потерял. Теперь колдун возжелал, чтобы она носила старинные книги и записи домой. Словно речь шла о любовных романах, а не бесценных памятниках истории.
— Тебе ничего не будет! — говорил он. — Я заколдую охрану… Создам обманки.
— Эти книги невероятно тяжелы, — отвечала Алиса. — Я что, похожа на вьючную лошадь?
— Скажу возить — будешь возить, — настаивал Владимир.
Колдун раздумывал о том, как завладеть фолиантами, и при этом не потерять столь ценный кладезь информации вместе с любовницей. Стратегическое решение он нашёл: устроить туда на работу громилу-Виктора. Однако же, провернуть это тактически было почти невозможно. Или пока невозможно.
В какой-то из бесконечных дней Алиса заметила за собой слежку. Сработало её ведьмино чутьё. Кто-то пристально наблюдал за нею, смотрел. Это повторилось и на следующий день. И ещё через день. Установить наблюдателя оказалось непростым занятием. Он ошибся лишь однажды, встретившись с нею взглядом.
Мужчина показался знакомым. Где она могла его видеть? Точно, тот самый разночинец… Оставалась сущая мелочь. Понять, кто его отправил. Установить контакт, но незаметно для Ирландца. И передать весточку Фёдору. Ей почему-то хотелось верить, что его детектив наблюдает за нею именно по его поручению.
Глава 38. Поединок
Первая мысль, что пришла в голову Фёдору — тихо, как в гробу. Он, конечно, пока был не в деревянном ящике, но близко к нему. Даже через одежду ощущалась холодная сталь: кушетка для трупов. Гнетущая тишина, и ничто её не нарушало. В помещении был полумрак: преступник выключил весь свет, кроме одной-единственной лампы.
— Ох, господин Иванов, — услышал следователь голос бальзамировщика. — Почто вы в следство пошли? Столько работ, столько работ! Все ворота для дворян открыли. Вот например… Императорский судья. Не работа, а мёд! Сахар. Ну или, не знаю… Министр. Министр освещения! Чем он там занимается? Куда светит? Но — министр. А вы — в следство. Тьфу!
Голова кружилась. Фёдор медленно открыл глаза. Попробовал пошевелить конечностями. Ничего не вышло. Да куда там, даже шея не слушалась. Он мог только лежать и смотреть в потолок. Запах тлена, царивший в помещении, стал невыносим. Следователь попробовал двигать челюстью: работает. Язык тоже слушался, хотя ощущался чужим.
— Вы хоть понимаете, какое преступление совершаете? — произнёс Иванов и не узнал свой голос. Сухой, севший.
— О! — сказал мужичок.
— Что — о?
— На вы со мной заговорили, господин полицейский, — объяснил злодей. — До этого только тыкали. Аки ножом в агнца.
— Не морочьте мне голову! — прохрипел Фёдор. — Понимаете ли вы, что вас ждёт виселица?! И это в лучшем случае. С вас живым спустят шкуру! Подняли руку на полицейского. Но если сейчас же отпустите…
— Понимаю, — ответил бальзамировщик. — Виселица, а как же. Ещё будут плетями лупцевать. Шкуру сдерут так и так. Не отпущу, нет. А что делать?! Вы ж меня уничтожите.
— Я вам приказываю освободить меня, — потребовал Фёдор, однако голос его дрожал. Обидчик рассмеялся.
— А то что? — спросил преступник. — Ордер мне выпишете? Али приказ? Не могу я вас освободить. Не могу, даже не просите. Вы не бойтесь. Всё сделаю легко, быстро. Ничё не ощутите. Уже грею раствор. По вене раз — и всё.
Голова следователя тоже оказалась прикреплена к столу. Должно быть, у того были специальные ремни для конечностей и шеи. Запах стоял непередаваемый. Фёдор лихорадочно соображал, как ему выбраться из этой западни. Он мог бы воздействовать на сознание бальзамировщика, но для этого нужно установить с ним зрительный контакт… Да и действует это не на всех.
— Что вы делаете? — спросил Иванов, увидев, как над ним склонился мужчина.
— Буду делать посмертный макияж, — вздохнул бальзамировщик, избегая прямого взгляда. — А что остаётся? Надо ж мне как-то нервы успокоить. Я, знаете ли, люблю мертвецов. Они всегда меня выслушают. Всегда спокойны, никогда голос не повышают.
— Где тело Ксении?
— Хотел бы я знать, — вздохнул бальзамировщик. — Загадка. Тайна! Ксения… Какая девчушка...
Раздался стук в дверь. Деликатный, мягкий. Мужичок подошёл к следователю, посмотрел на него сверху. Слишком коротко, чтобы Фёдор установил контакт.
— Счас будет неприятно.
С этими словами он запихнул своему пленнику в рот грязную тряпку. Кислый вкус — лучше не знать, от чего. Иванов пытался её выплюнуть, выдавить языком, но не смог. Бальзамировщик заклеил рот медицинским пластырем. Теперь не то, что говорить — мычать стало невозможно. И пока следователь в ужасе вращал глазами, сверху его накрыли плотным брезентом.
Фёдора буквально прижало к столу, стало тяжело дышать. Накатила паника. Он постарался успокоиться, ведь в возбужденном состоянии кислорода тратится ещё больше. Иванов мог дышать, но лишь через нос, мелкими глотками. Тело мгновенно пропитал пот. Голова стала чугунной.
— Задыхаюсь! — думал он. — Погибаю…
Следовало замедлить работу сердца. Этой технике его учили в Крыму, в армейской части. Надо же, пригодилось! Фёдор будто отстранился, попытался заглушить все жизненные процессы. Это происходит не с ним… Не с ним. И тут — голос. Знакомый голос, который слышно даже сквозь брезент. Сердце вновь стало бешено колотиться, тратя бесценный кислород.
— Простите, что без звонка, — произнёс Георгий. — Знаете ли, я действую по поручению Фёдора Иванова…
— Не буду ничего говорить, — огрызнулся бальзамировщик. — Не буду. Не хочу, не заставите! Убирайтесь. Ордер где, а?
— Откуда же такая агрессия? — примирительно сказал стажёр. — Всего несколько вопросов… Меня очень заинтересовало ваше ремесло. И, знаете ли, этот дух смерти… Очень будоражит. Захватывает. Уместно ли такое говорить, но… Мне отчего-то захотелось женщину, пока я был тут. Необязательно даже живую.
Смешок, а после него — молчание. Тишина стала такой густой, что Фёдор слышал биение своего сердца. Вновь попробовал пошевелить руками или ногами, но ничего не вышло. Если Георгий и заметил нечто необычное, то виду не подал.
— Ремесло как ремесло… — выдохнул мужичок. — Бабу он захотел! Все покойников боятся. А я…
— А вы — любите? — продолжил Георгий своим бархатным голосом. — Не стесняйтесь. Мне можете сказать. Я сам — такой же.
Несмотря на все усилия Фёдора, его сердечный ритм вновь начал ускоряться. Его стажёр - извращенец, девиант! Следователь уже понимал, что умирает. Кислорода под брезентом катастрофически не хватало. Тело его сильно нагрелось. Ещё несколько минут, и процессы станут необратимыми. А тут ещё и стажёр признаётся в любви к покойникам.
— Такой же? — переспросил бальзамировщик, и вдруг прокричал незнакомое слово: — аякудани!
Раздался хлопок. Звуки падающих склянок.
— Ливадо! — вскричал Георгий. — Семо!
Сильный удар тряхнул столик, на котором лежал следователь. Брезент медленно съехал в сторону. Кислород! Живительный кислород! Иванов сорвал пластырь, выплюнул тряпку и с хрипом втянул воздух. Ещё. Ещё. В этом состоянии его почти не волновало, на какой язык вдруг перешли любители мертвечины.