Вместе с актами медицинской экспертизы в папку были подшиты протоколы допроса свидетелей — сотрудников Карпенко, участвовавших в совещании, и членов его семьи. Сотрудники рассказывали, что во время совещания Карпенко был в очень хорошем настроении и, хотя он сильно устал за последнее время, шутил и смеялся, как обычно. Жена и дочь Карпенко также не могли вспомнить никаких обстоятельств, объясняющих неожиданное самоубийство. Наконец, в деле лежала фотокопия странички из блокнота Карпенко. На следующий день он намечал ряд дел, в том числе — покупку подарка жене ко дню ее рождения…
Закрыв папку, Строев обдумывал прочитанное.
Славинский вполголоса спросил:
— Что скажете, капитан?
— Трудно поверить, Аркадий Степанович, что Карпенко мог из-за какого-нибудь пустяка покончить жизнь самоубийством. Либо были очень серьезные причины, либо… либо это убийство.
— Что-нибудь кажется вам подозрительным?
— Пока только одно: нет никаких объяснений мотивов самоубийства.
Славинский опять прошелся из угла в угол кабинета, в раздумье заметил:
— После смерти Карпенко работа над стратопланом сразу затормозилась. Кое-кто предлагал даже отложить проектирование или передать его другому конструкторскому бюро. Такое неопределенное положение длилось целый месяц, но потом руководителем бюро был назначен профессор Ионесян. Ему удалось быстро наладить работу. Талантливый человек. Вы, капитан, наверное, помните его по институту. Помните?
— Да, помню. Прекрасный конструктор. Я учился по его учебникам. Сейчас ему, наверное, лет уже шестьдесят пять — шестьдесят восемь. Больное сердце, но увлекается городками. Да и рыбной ловлей, кажется, занимался. Помню, он раньше по субботам выезжал со студентами на ночную рыбалку.
— Все это было. Но за последнее время Ионесян строго выдерживал предписанный ему врачами режим.
— Выдерживал? Вы хотите сказать…
— Да, капитан, я не оговорился. Ионесян умер. Вчера днем.
Строев от удивления привстал.
— Умер?! Не может быть…
— Выходит, все может быть, — генерал подошел к окну и, не поворачиваясь, сказал через плечо:
— А ведь ничто не предвещало несчастья…
Генерал передохнул.
— Как всегда, он пришел на работу к десяти утра. Поздоровался с секретарем, пошутил по поводу не вовремя наступившей жары и прошел в кабинет. И тут же из-за двери полилась музыка включенного приемника. Секретарю даже показалось, что Ионесян — это случалось с ним чрезвычайно редко — что-то напевает. Постепенно в приемной стали собираться начальники отделов. Ровно в десять тридцать девушка-секретарь вошла в кабинет доложить о прибывших сотрудниках. Ионесян лежал на диване, рука его безжизненно свисала на пол. На лице застыла гримаса ужаса и боли. Проведенная тут же медицинская экспертиза сделала заключение: смерть от разрыва сердца. Ничего подозрительного в кабинете обнаружить не удалось. Было высказано предположение, что смерть Ионесяна могла быть вызвана воздействием сильного радиоактивного излучения. Дело в том, что в институте велись работы по созданию атомного двигателя для стратоплана. Однако установленные в кабинете контрольные приборы показали совершенно незначительную величину радиации. Не дали никаких результатов и специальные исследования проб воздуха.
Генерал сделал паузу, добавил:
— И, тем не менее, капитан, в этом деле есть обстоятельства, заслуживающие самого серьезного внимания: обе смерти неожиданные, обе — в одном и том же служебном кабинете. Это не случайное совпадение.
— Значит, все-таки убийство?
Славинский придвинул кресло и сел рядом со Строевым.
— Вы, Георгий Владимирович, сами понимаете, какое значение имеет строительство стратоплана. И если из ста процентов хотя бы один за то, что Карпенко и Ионесян убиты, мы должны раскрыть все обстоятельства дела.
— И предупредить третий удар, если он намечен.
— Да, — согласился генерал, — у нас, вообще говоря, четыре направления, в которых мы можем действовать. Первое направление, взятое нами тотчас же после смерти Карпенко, — это исследование обстоятельств, при которых погибли он и Ионесян. К сожалению, здесь пока тупик. Нет ни одной ниточки, за которую можно ухватиться… Несколько странным является только сам факт гибели двух ведущих конструкторов.
Генерал постучал пальцами по столу.
— Второе направление: исследование аналогичных случаев, то есть попытка по «почерку» найти преступника. Но и здесь тупик. Таких случаев у нас еще не было. Карпенко и Ионесян убиты — если это убийство — так, что преступник не оставил абсолютно никаких следов. А ведь люди не летают на крыльях, не могут проходить через стены. А если и проходят, то оставляют следы. Следы!.. В этом вся загвоздка. Почему нет никаких — даже самых незначительных — следов?
Несколько минут Славинский молча перелистывал страницы дела.
Строев понимал: генерал обдумывает что-то и лишь машинально перечитывает отдельные строчки.
Славинский поднял голову.
— Есть, капитан, третье направление: проверка личных дел сотрудников конструкторского бюро и экспериментального завода. Но здесь два «но». Во-первых, всех их уже тщательно проверяли. Поэтому на неожиданности и быстрый успех рассчитывать не приходится. Это процесс длительный. А время для нас — исключительно важный фактор. Где гарантия, что завтра не будет нанесен новый, третий, удар? И второе. Документы могут быть в полном порядке; судя по всему, мы имеем дело с очень сильным и предусмотрительным врагом.
Генерал встал, подошел к сейфу, в раздумье прибавил:
— Придется нам в этом направлении действовать более изобретательно и энергично. Надо иметь в виду, что убийство двух конструкторов — не самоцель. Это только средство задержать или сорвать строительство стратоплана. Сейчас работа над стратопланом подходит к концу. Значит, враг должен предпринять новые решительные шаги.
— Против третьего конструктора?
— Или против самой конструкции, против стратоплана. И вот сейчас и нужно искать следы врага. Пока он не действует, он, пожалуй, неуязвим. Следовательно, обнаружить его можно только в работе, в действии… И это должны сделать вы, Георгий Владимирович.
— Почему именно я, Аркадий Степанович?
— Вы — авиаконструктор, значит, сможете заметить всякую шероховатость в работе бюро. А опыт контрразведчика поможет вам проанализировать причины, сделать правильные выводы.
Славинский посмотрел на Строева и, прочитав в его глазах молчаливое согласие, продолжал:
— Главным конструктором сейчас назначен Веденеев. Вы — на его прежнее место, руководителем первой конструкторской группы. Вылетите в Красногорск завтра. Самолет идет в двенадцать сорок. Работы у вас, Георгий Владимирович, будет достаточно. Монтаж стратоплана начался, но кое-что не ладится. Трудновато без Карпенко и Ионесяна. Думайте, изобретайте, но помните: рядом притаился враг. Ведь наблюдение, которое мы вели до сих пор, безрезультатно. Чтобы обнаружить врага, Георгий Владимирович, анализируйте каждую мелочь, которая хоть в какой-нибудь мере может вызвать подозрение.
Генерал встал, подал руку Строеву.
— Я приеду в Красногорск через два дня. Будем непременно поддерживать контакт. Запишите номера телефонов. И еще одно, — Славинский наклонился к Строеву, — с таким врагом, капитан, нам еще не приходилось сталкиваться. Это что-то новое и сильное. Поэтому будьте осторожны. Очень осторожны. Вот и все, Георгий Владимирович. А теперь рассказывайте, как жили до сих пор и почему еще не женились…
Глава 3
— Итак, друзья, монтаж стратоплана закончен, — поблескивая стеклами пенсне, Веденеев оглядел собравшихся в кабинете сотрудников. — Жаль, что Илья Павлович и Арам Хачатурович не дожили до этого дня… В четверг прилетит министр, в пятницу — первое, пока неофициальное, испытание. Взлет — с Зеленого озера.
Из-за стола приподнялся высокий, стройный мужчина:
— Кто будет, пилотировать, Сергей Григорьевич?
— Я думаю, Трайнин, доверить это дело вам. По-моему, это даже ваше право. Вы испытывали все самолеты Карпенко, испытаете и этот.
Веденеев тепло посмотрел в лицо Трайнину. Трудно было поверить, что ему шел уже пятый десяток. Седые виски нисколько не старили его, морщинки у глаз казались просто лукавым прищуром.
— Ну, а все-таки, честно скажите, страшновато?
— Как вам сказать, Сергей Григорьевич?.. Ведь в первый раз страшнее было, — Трайнин улыбнулся и неожиданно сказал: — Это еще было в тридцать четвертом году. Карпенко тогда еще только начинал интересоваться реактивными двигателями. Помню, сконструировал он пороховой ускоритель для биплана. Смонтировали, решили испытать в полете. По расчетам Ильи Григорьевича, скорость должна была чуть ли не удвоиться. А ведь тогда на такой скорости и истребители не летали… И этот… загрохотал, подпрыгнул и…
Под общий смех Трайнин закончил:
— Говорили потом, что вся энергия в акустическую преобразовалась. Мы этот горе-ускоритель по Шекспиру назвали — МШН-модель: много шума из ничего, модель первая…
— А вы не смейтесь, Георгий Владимирович, — Веденеев повернулся к Строеву. — Сами не лучше. Знаете, как должны называться по шекспировской номенклатуре ваши собственные изобретения? ЧВУ, скажем, 140, то есть: что вам угодно, модель сто сороковая…
Веденеев повернулся к аудитории, пошутил:
— Вы знаете, товарищи, что изобрел Строев за четыре месяца? Ну, о том, что относится к «К-10», я не говорю, это дело особое. Но, кроме того, — новый способ точечной электросварки, копировальное устройство к токарному станку, автоматический затвор для фотоаппарата и еще кое-что… Сейчас уж всего и не припомню. Ей-богу, на днях издам приказ: «Настоящим предписывается инженеру Строеву творить и созидать только по специальности…»
— Но, Сергей Григорьевич, это же несправедливо, — Строев протестующе поднял руку. — Ведь все крупнейшие изобретения сделаны не «специалистами». Моряк Можайский изобрел самолет, горный инженер Стефенсон — паровоз. А Кулибин?..