- Тормози, - приказал Сету Лумумба. Тот послушно прижался к обочине. - А теперь выходим из машины, быстро.
- Но что случи...
- Линглесу, - Т'чала, вспрыгнув на капот машины, нюхал воздух. - Я чувствую биение его сердца.
Сняв наушники, он аккуратно уложил их в карман широких джинсов.
- Бвана, скорее превращайте Машку, - забеспокоился я.
Резонов было несколько: во-первых, потерять земноводное в суматохе - если, например, разобьется банка. Во-вторых... Если с нами что-нибудь случится, ей что, всю жизнь в лягушках ходить? И в-третьих, но не последних по значению: как же сильно она разозлится, когда узнает, что пропустила самое интересное!
- Дай сюда, - наставник выдернул банку у меня из рук и затолкал в жилетный карман.
Это решило проблему первых двух пунктов. Но с последним таки могли быть крупные неприятности...
- Она - существо без магии. Линглесу сочтет её слабым звеном, - наставник пристально посмотрел мне в глаза. - Это не её битва.
На миг я испытал облегчение. Пускай. Пускай пересидит в безопасности. А мы и сами разберемся, что к чему... А потом вернулась та же мысль: если с бваной что-нибудь случится...
Ненавязчиво, делая вид, что так и надо, я вышел вперед и загородил собой наставника.
Буря налетела, как таран. Воздух сделался густым и липким. Подобно горячей смоле, он прилипал к лицу, путался в волосах и совсем не хотел проникать в лёгкие.
Потемнело: песок, камни и прочий мусор пришли в движение, сбились в плотные смерчи и заклубились вокруг. Меж ними проскакивали ветвистые, как перекати-поле, молнии.
Когда Астон-Мартин оказался меж двух таких смерчей, молнии окутали его целиком, подняли над землей, а затем изо всех сил швырнули на дорогу.
А потом в небе, высоко над головой, показалась комета. Воя, как противотуманная сирена и пылая, как сто тысяч солнц, она неслась прямо на нас.
- Ложись! - закричал Лумумба.
Мы залегли. Я еще успел пожалеть, что упал на асфальт, а не в мягкий песок, а потом комета врезалась в Астон-Мартин.
Взрыв бензобака и отчаянный крик Сета слились в единый душераздирающий вой. На спину градом посыпались горячие камешки. Рядом с щекой, глубоко уйдя в асфальт, вонзилась искореженная железка.
Гамаюн! - несмотря на царящий вокруг адский жар, я покрылся холодным потом. - Она же отсыпалась в багажнике...
Не помня себя, я попытался вскочить, но ветер ударил, как взбесившийся паровой молот. Тогда я пополз. Не открывая глаз, наклонив голову, нашаривая путь израненными руками, я упрямо двигался к самой горячей точке - догорающему автомобилю.
На острые камни, раскаленные зазубренные осколки и прочую фигню я просто не обращал внимания.
Когда волосы на макушке начали потрескивать от жара, я остановился и открыл глаза.
Нутро Астон-Мартина светилось багровым. В нём гудело пламя - как в топке паровоза. Крышку капота сорвало и внутри, на месте двигателя, крутилась огненная шутиха. От неё во все стороны летели капли жидкого металла. Одна такая, упав, прижгла мне руку, но боли я не почувствовал.
Почувствовал гнев. Почувствовал обиду и бессилие что-либо изменить. И наконец, я почувствовал жажду мщения.
Не обращая внимания на ветер, на раскаленные искры и другие помехи я поднялся и взглянул слезящимися глазами на комету. Та металась на конце толстого, как корабельный канат, энергетического лассо. Другой конец был в руках у Лумумбы.
- Я не хочу тебя убивать! - голос наставника перекрывал вой ветра. - Давай поговорим! Чего ты хочешь?
Прищурившись, я разглядел в центре огненного шара человеческую фигуру.
- Я хочу твоей смерти! - прогудела она.
- Моя жизнь дорога мне, Линглесу.
- А мне моя - нет. Поэтому я непобедим.
- Ты ошибаешься, - закричал я и стал раскручивать над головой лассо.
Я вложил в него все силы, всю боль от потери.
Да, Гамаюн не была идеалом. Частенько косячила, спорила почем зря и жрала всё, что не прибито гвоздями. Но зато знала ворона всё на свете. Она была нашей палочкой-выручалочкой. Нашим справочным бюро. Нашим другом.
Хорошенько раскрутив, я накинул на шею Линглесу еще одну веревку...
Вас когда-нибудь било током? Да не случайно, как если коснуться оголенного проводка, а на полную мощность? Так, чтобы зубы в порошок?
Отбросило меня метров на пять. Дыхание вышибло, глаза, по-моему, тоже.
На время я выбыл из общей картины мира - заново учился дышать. А когда поднялся на ноги, увидел три фигуры.
Слева стоял ягуар. Хвост его распушился, по золотистой шерсти бегали синие искры. Справа - остроухий шакал с узкой мордой. Посередине высился чёрный, с красным гребешком и могучими желтыми шпорами, петух.
В магической ловушке, которую они удерживали, бился в агонии Линглесу.
За ними, придавая композиции апокалиптические нотки, догорал Астон-Мартин.
От машины мало что осталось. Обугленный остов, голые рамы сидений, покореженный, с трудом узнаваемый руль... Колёс тоже не было - только чёрные смердящие лужицы расплавленной резины.
Я перевел взгляд на Линглесу. Сжал кулаки, затем челюсти, и ринулся вперед. Не выкрикивая никаких заклинаний, не размениваясь на энергетические лучи, я подобрался к нему поближе, собрал всё, что у меня было и жахнул.
Звук был такой, будто по громадному колоколу засадили кувалдой. Фигура Линглесу пошла рябью. Словно круги по воде...
Канат, который держал наставник лопнул, напоследок пропев тонко, как струна. Ягуара с шакалом разбросало в разные стороны. Запахло паленой шерстью.
- Ты пожалеешь! - голос Линглесу был едва слышен. Он замедлялся и становился всё ниже, будто его затягивало в глубокую воронку. - Я еще вернусь...
Перейдя в инфразвук, от которого заныли зубы, голос исчез, а вместе с ним, сжавшись в одну точку, пропал и Линглесу.
Мы повалились на асфальт.
Лумумба выглядел так, будто только что восстал из мертвых. Его белые волосы запорошила пыль, она же покрывала толстым слоем лицо, плащ и рубаху. Он сидел зажмурившись, мелко подрагивая всем телом и судорожно втягивая воздух широко открытым ртом. Я уже испугался, что наставника хватил удар, но нет. Лумумба всего лишь оглушительно чихнул.
Пыль, поднявшись серым облачком, рассеялась по ветру.
- Почему он хочет вас убить? - спросил я, прочистив уши.
- Я убил его отца, - скромно ответил учитель.
- Дико извиняюсь, - сказал я, отряхивая штаны и рубаху. - Но мало ли кого вы, бана, убили. Если посчитать, очередь до самой Москвы выстроится. Что же теперь, все вам мстить прибегут?
- Линглесу - сын лё Биг Мака.
Я несколько раз моргнул, пытаясь переварить новость, но затем кивнул.
- Ну, тогда конечно. Тогда, как говорится, наше вам с кисточкой... Пускай приходит, когда хочет и убивает, сколько хочет...
- Не ёрничай.
- Я не ёрничаю. Я просто удивляюсь: а почему именно вы? Почему не кто-то другой из Дюжины? Вы же, я так понимаю, действовали сообща?
- Верно.
Я потряс головой. Под черепом, где-то за лобной костью, перекатывались тяжелые валуны мыслей.
- Думаю, он хочет найти всех. Просто я оказался первым в списке, - пояснил бвана.
- А, ну тогда всё нормально, - кивнул я. И сразу об этом пожалел. - Монтекки и Капулетти, чума на оба ваших дома... Старая добрая кровавая вендетта - что может быть лучше?
Лумумба хотел что-то сказать, но тут вновь загрохотало. По небу, как плесень на плитки в ванной, наползали черные тучи. Что характерно: в тучах угадывались весьма четкие очертания когтистых лап, зубастых морд и злобных, подсвеченных красным глаз.
- Никак, Линглесу, - устало сказал я. - Вернулся, как и обещал. За добавкой.
- Это не он, - с затаённой гордостью произнес Сет. - Это мой сын. Анубис.
- Ну прямо крестовый поход детей, - буркнул я и кряхтя, стал подниматься. - Хорошо, что я сирота...
Драться не хотелось. Хотелось спать. А еще увидеть Машку. Чтобы она встала рядом и процедила сквозь зубы:
- Не ссы, падаван. Прорвемся.
- Тебе надо расслабиться, бро, - рядом возник Т'чала. Был он в своих широченных штанах, но без майки. Грудь и предплечья ягуара, переходя на спину, покрывали татуировки. На кофейного цвета коже они выглядели иссиня-черными пятнами. - Возьми, покури... - и он, широко улыбаясь, протянул мне косяк. Кончик его слабо дымился, а пятка была обслюнявлена.
Ворона расплавилась. Машка сидит в кармане у бваны. Мы устали как черти, которые целую вечность бросали уголь в печь преисподней...
- А давай, - я взял бычок. - Сгорел сарай, гори и хата, - и затянулся до самых помидор.
Перед глазами всё поплыло, в зобу дыхание спёрло...
- Выдыхай, бобёр, - постучал по спине наставник. - Хочешь словить приход - делай это грамотно.
Я закашлялся.
- Что это было? - голос был сиплым и каким-то далёким. На языке был привкус пепелища, горелых автомобильных покрышек, палёных птичьих перьев и лимонных корок.
- Это даб, бро. Самый, что ни на есть, чёрный, - хищно улыбнулся ягуар.
И тут я вспомнил, что творилось с Лумумбой, когда ему подсунули героин... А вдруг я теперь тоже сойду с ума?
С другой стороны, Т'чала ведет себя нормально... Если не обращать внимания на то, что у него из штанов до сих пор торчит хвост.
Небо тем временем сделалось черным, будто его сплошь затянули вдовьим платком.
Зато равнина сверкала всеми цветами электрической дуги. Светился песок, светились останки автомобиля, светился сам воздух - пространство вокруг нас будто набили светодиодами.
Маги тоже светились. Лумумба фонтанировал, как действующий вулкан - оранжевыми искрами.
Сет выглядел, как зеленый огненный смерч.
Т'чала был похож на подвижное озерцо ртути.
Себя я разглядеть не мог, но вытянув руку, увидел белое, почти невидимое пламя ацетиленовой горелки...
- Бвана, позвал я, любуясь белым пламенем. - Почему вы меня не остановили? У меня же теперь крыша едет...