И все они испытывали жуткий, сводящий с ума, голод.
Вероятно, я так сильно соскучился по силе Нави, по её богатствам и возможностям, что не рассчитал зов и вместе с тираннозавром, так сказать на сдачу, поднял всю эту орду...
Глядя, как полчища гигантских зухосов жадно, вместе с перьями и когтями, глотают сов и шакалов, я меланхолично думал о том, что пора переходить на растительную диету. Во всяком случае, на месяц-другой. На пару недель уж наверняка.
До завтра точно в рот ни кусочка мяса не возьму...
Вокруг Лумумбы и Т'чалы образовался высокий бруствер из разрубленных тел. Учитель молотил ассегаем, как кукурузный комбайн. Ягуару, на мой взгляд, тоже было весело.
Убедившись, что им моя помощь не требуется, я направил Пушка к богам смерти. По их хищным, стремительным движениям, по яростным атакам кадуцеев можно было заключить, что уступать ни один не собирался.
Сет пошел в атаку, нанося удары быстрыми, почти незаметными глазу ударами. Анубис отступил, но тут же собрался и ударил в ответ. Бог с шакальей головой зарычал и поднял кадуцей повыше.
Я вспомнил, как Сет смотрел на сына перед битвой...
В конце концов, встревать в свару родственников - себе дороже. Обязательно крайним будешь.
Похлопав Пушка по твердой, как камень, шее, я направил его в сторону от богов. Пусть их. Ворон ворону, как говорится.
Даже как-то обидно сделалось. Никому я здесь не нужен, никто во мне не нуждается. Никого не надо спасать.
Вот была бы здесь Машка - она бы наверняка восхитилась моим мужественным профилем и профессиональной посадкой наездника! А так...
Я заметил яркий металлический проблеск. Искорку, совершенно неуместную в этой свалке кровавой плоти.
Убеждая себя что ошибся, стараясь отогнать надежду подальше, - чем больше веришь, тем больнее обмануться, верно? - я направил Пушка в гущу сражения. Монстры косили друг друга пачками. Звуки и запахи были такие, будто одновременно блевал и опорожнялся отравленный тухлыми консервами батальон солдат.
Мой ручной зверек брел сквозь это месиво совершенно нечувствительно, только хвостиком помахивал: махнет в одну сторону - улица, махнет в другую - переулочек...
Я опять уловил блеск металла. Может, это деталь злополучного Астон-Мартина? Откатилась подальше, и блестит себе... Но нет. Металлическая вспышка перемещалась, причем довольно резво.
- Ну давай же, давай... - понукал я ящера, - Давай, пёсик, ищи...
Пушок, давя монстров как виноградины, наконец протолкался к тому месту, где я видел отблеск в последний раз. Свесившись с его шеи, я вглядывался в кучу... Вот мелькнул характерный клюв, вот - крыло. Вороненое перо отразило лучик солнца...
- Гамаюн! - заорал я со всей мочи. - Гамаюша!
- Ваня! - хрипло каркнула ворона. - Ванюша! Я знала!.. Я надеялась!..
Вырвавшись из чьей-то влажной от крови пасти, она с лязгом распахнула крылья, взлетела и... с размаху врезалась мне в плечо. От неожиданности я свалился с Пушка и тот, ощутив слабину ментальной уздечки, взбрыкнул, как лошадь, и умчался.
На меня сразу наступили, вцепились в ногу и обвились вокруг шеи. И всё это были совершенно разные существа.
Гамаюн, не желая остаться в меньшинстве, обвила крыльями мою голову.
Я ничего не видел и постепенно задыхался, а ворона, не помня себя, тараторила, как заведенная:
- Прихожу в себя - вокруг жар, дым, резиной горелой воняет. А я лечу-у-у-у...
- Погоди, дай вздохнуть, - я попытался оторвать крыло от своего лица, но железная птичка только усилила хватку. Перья больно врезались в кожу.
- Камни летят, песок летит, крышка багажника летит, я вместе с нею! Голова - ноги, голова - ноги...
- Крылья убери - не вижу ни черта.
- Потом удар и - тишинаа-а-а...
- Крылья, говорю, убери. И когти из плеча вытащи!
Я кое-как отодрал от ноги небольшого крокодила - пришлось открутить сначала туловище от головы, а затем вынуть челюсти, по частям. Выковырял из плеча совиный клюв. Размотал с шеи змею. Глубоко вздохнул. Позвал Пушка.
Тот прискакал на зов, как резвящийся щенок и положил к моим ногам палочку - бедренную кость какого-то бедолаги...
С огромным облегчением - я весь был покрыт укусами, помят и почти задушен - я взгромоздился на загривок Пушка и осмотрел побоище.
О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями...
Вся долина представляла собой кладбище. Только на нормальном погосте кости лежат себе мирно в могилках и не отсвечивают, а здесь каждый усопший норовит оторвать от тебя кусок мяса...
- Бвана! Я нашел Гамаюн!..
К этому времени птичка уже немного пришла в себя, перестала орать, но слезть с меня или ослабить хватку категорически отказалась.
- Бвана...
Бруствер, за которым я в последний раз видел Лумумбу, заметно подрос. За ним явно продолжалась какая-то возня, в воздух время от времени взлетали влажные на вид ошметки, и раздавались молодецкие хеканья. Я рванул туда.
Твари окружали моего наставника плотным кольцом. Где-то под их лапами, когтями и крыльями угадывался Т'чала. Его золотая шкура превратилась в слипшийся от крови войлочный коврик, глаза потускнели, из открытой пасти бессильно свешивался фиолетовый язык.
Лумумба стоял над ягуаром, мерно, как мясник, поднимая и опуская ассегай.
Завидев морду Пушка, наставник отшатнулся. В глазах его мелькнуло безумие обреченного. Подняв ассегай и встав в позицию "мартихор", он уже собирался выкрикнуть последнее проклятье, последний смертный клич, когда я, привстав на спине тираннозавра, замахал руками.
Бвана оскалился - сквозь пленку пота и крови улыбка его была усталой. И ужасающей.
Подхватив бездыханное тело Т'чалы, Лумумба гигантским прыжком взлетел на спину ящера. Только плащ взметнулся, как крылья летучей мыши.
- Ты как раз вовремя, падаван, - он осторожно передал мне ягуара. - Слишком стар я уже для этого дерьма... О, Гамаюн! В огне не горишь, в воде не тонешь?
- Он мертв? - я не мог уловить ни дыхания ни биения сердца.
- Умаялся. Не кипишуй, оборотни - ребята крепкие. Давай, выноси нас. Надоел этот балаган.
- А как же боги?
Мы посмотрели на остроухих богов смерти.
- Сами разберутся, - резюмировал наставник. Кровь текла у него по щеке, теряясь в густых зарослях бакенбард. Губа была разбита, на скуле наливался синяк.
- Как думаете, Линглесу приложил к этому руку? - спросил я, кивая на побоище, которому не видно было ни конца ни края.
- Скажу больше, он это инициировал, - отозвался бвана. - Зная лё Биг-Мака и его склонность к интригам, надо думать, сынок пошел в папашу. За те несколько лет, что он мотался по Африке в поисках Сердца, гаденыш успел стравить между собой всё, что шевелится. Мой братец Самеди и Сет были не первыми и не последними ниточками в его кошачьей колыбельке...
- Кстати, откуда вы узнали, что Линглесу - это сын?
- Бумба показал фотографию.
- Так он и у него побывал?
- А как же! Наш пострел везде поспел. Даже дневник украсть - нам достались только корочки...
- Ну да, - буркнул я. - Как же иначе?.. А как Бумба умудрился сделать фото?
- Старенький "Полароид". Фото мелкое, выцветшее, но семейное сходство трудно не заметить.
- Я что хочу сказать... - я пытался формулировать как можно точнее. На подпрыгивающей спине тираннозавра, среди сплошной массы дерущихся монстров, это было не так то просто, но я очень старался. - Почему он напал именно сейчас? Не раньше, когда мы еще не подозревали, кто он такой. Не тогда, когда мы перепились в Бумбе и перестали контролировать ситуацию...
- Ситуация была под контролем всегда, - отрезал Лумумба. - Не обобщай. К тому же, в Бумбе слишком много магов. Он бы не справился.
- И поэтому заманил нас в пустыню, - кивнул я. - Явился, осознал, что мы из себя представляем не такие уж лёгкие мишени и быстренько натравил Анубиса. Любитель загребать жар чужими руками...
- Зато мы убедились в том, что он - всё ещё Линглесу. А значит, оно того стоило.
- Ну, раз вы так говорите... Мушхуша, кстати, тоже он привёл.
- Как ты с ними разобрался? - встрепенулся Лумумба.
- Да мне и делать ничего не пришлось, - я скромно пожал плечами. - Всё сделал Пушок.
- Пушок? - переспросил после некоторой паузы наставник.
- Ну да, - я похлопал ящера по шее. Словно по железной трубе, обернутой в шубу из асфальта. - Пушок. Он на него накричал.
По пальцам одной руки можно пересчитать случаи, когда мне удавалось удивить бвану. А уж озадачить...
- Пушок, - повторил он, проводя рукой по щеке и не замечая, что размазывает кровь. И посмотрел на меня как-то по-новому, будто видел впервые. А потом пробормотал: - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.
- Это вы о чем?
- О том, что ты - самый крутой маг, которого земля носит. Богатырь Святогор и Илья Муромец в одном флаконе.
Я опять чуть не свалился с динозавра. Помешала ворона: вцепившись мертвой хваткой в плечо, она так придавила меня к шее Пушка, что я и двигался с трудом.
- Что вы этим хотите сказать?
Смотрел я настороженно, каждый миг ожидая, что наставник рассмеется, похлопает по щеке и заявит, что пошутил. Что мне, тугодуму и тормозу, еще учиться и учиться. И вообще: я без него - как дитя малое без няньки, жопу собственную в портках не найду...
Вместо этого Лумумба торжественно выпрямился, положил руку мне на плечо и сказал:
- Ты только что сдал свой последний экзамен. Поздравляю.
- ?.. - слова я все растерял. Одни знаки препинания остались.
- Ты вызвал из небытия самую древнюю, самую громадную и злобную тварь, какую только можно отыскать в Африке. И назвал её Пушком.
- Да какая разница, как я его назвал? Хоть Каштанкой... Что изменилось-то?
- Это и вправду не имеет значения. Потому что ты понимаешь его глубинную сущность.
Голос учителя мне совершенно не понравился. Торжественный и слегка дребезжащий, будто надколотое блюдце. Может, он и вправду уже стар для всего этого дерьма? Перегрелся, нанюхался кровушки... Вот и хвалит, вместо того, чтобы по шее дать, да обругать, как полагается.