– Леонардо… – прошептала Жюстина срывающимся голосом. – И вы… вы хотите сказать, что это подлинник?
– «Леда и лебедь», тысяча пятьсот восьмой год, – подтвердил довольный Вейнтрауб. – Разве я мог вас обмануть? А вот Микеланджело на тот же сюжет.
Стену против картины Леонардо украшало горизонтальное полотно. Микеланджело выбрал намного более рискованную композицию: обнажённая Леда возлежала на пурпурном ложе, и лебедь сплёлся с ней в недвусмысленной любовной позе. Ни одна посторонняя деталь не отвлекала зрителя от происходящего: только Зевс в образе прекрасной белой птицы – и несравненная жена спартанского царя, которой он овладевает.
– Давайте сейчас осмотрим всё, – предложил Вейнтрауб. – Нам ещё предстоит серьёзный разговор, а позже у вас будет возможность наслаждаться этим сколько душе угодно.
Вся компания двинулась вдоль экспозиции. В следующих зальчиках взглядам открывались новые и новые полотна, скульптуры и витрины с древностями. Одинцов с Муниным кое-что смыслили в музейном деле благодаря работе в Михайловском замке – каждый по-своему. Они отдали должное и суперсовременным устройствам, которые поддерживали микроклимат, комфортный для экспонатов, и самим экспонатам. Но только Жюстина понимала истинную ценность коллекции старого миллиардера. Только она могла по-настоящему восхититься регалиями британского короля Иоанна, сгинувшими восемьсот лет назад в болотах Линкольншира, или картинами Густава Климта, которые вроде бы давным-давно сгорели при пожаре в замке Иммерхоф, или…
– Обращаю ваше внимание, – говорил Вейнтрауб специально для Жюстины, – что здесь нет ни одной вещи, которая имела бы криминальное происхождение. Де-юре всего этого просто не существует… Вернее, не существовало до сего дня. Но теперь, я надеюсь, благодаря вашей помощи эти сокровища вернутся к людям.
Экс-президент Интерпола шла за стариком, словно крыса за флейтистом из Хамельна в старинной легенде. Одинцов переглянулся с Муниным и сказал вполголоса:
– Интересно, как она теперь сможет отказаться руководить фондом.
– А я вам редкое издание «Беовульфа» привёз, – шепнул в ответ историк, увидав на витрине древний меч с гравировкой вдоль клинка и затейливой рукоятью. – Репринт один в один из Британской библиотеки. Но как-то даже неловко – после всего этого…
Ева задержалась у витрины с ожерельем Патиалы. Тысячи драгоценных камней и жемчужин, оттенённых чёрным бархатом, играли огнями в удачно выставленном свете, и центральный алмаз чистейшей воды действительно напоминал мяч для гольфа. Ева была по-женски впечатлена, но чувствовала себя спокойно. Музей как музей, их она видела много, а единственным настоящим потрясением для Евы оставался Ковчег Завета.
– Возможно, это тебя заинтересует, – обратился к ней Вейнтрауб. – Помнится, ты увлекалась Китаем и гимнастикой тай-чи… Что скажешь?
Старик остановился перед статуей, которая изображала буддистского монаха, сидящего в позе лотоса. Статуя была размером с десятилетнего ребёнка и отсвечивала жухлой охрой. Вейнтрауб обернулся к Жюстине.
– А вы что скажете, мадам?
Женщины принялись разглядывать статую, а Одинцов прямо спросил:
– В чём фокус? Это что, мумия?
– Вы поразительно догадливы, – оценил Вейнтрауб. – Это действительно мумия, а не статуя. Скажете ещё что-нибудь?.. Нет?.. Это не простая мумия, а прижизненная. Древний способ, который то ли японцы переняли у китайцев, то ли наоборот. Сложная и очень редкая процедура. Некоторые считают, что летописцы её выдумали, но вот перед вами подтверждение… Человек тысячу дней питался только зерном и орехами, чтобы полностью избавиться от жира, а потом ещё год ел только древесную кору.
– Как заяц, не запивая? – уточнил Одинцов, и старик усмехнулся:
– Вы не только догадливы, но и дотошны… Он пил специальный отвар из лакового дерева. Чтобы насекомые потом не сожрали останки.
– Фу-у, – брезгливо скривилась Ева. Вейнтрауб молча развёл руками и повёл компанию дальше.
Анфилада зальчиков закручивалась по спирали к центру. В последнем, самом маленьком и тёмном зале была только одна витрина. Узкий луч бил вертикально вниз из единственного светильника. В пятне света на подстилке из полуистлевшей синей ткани лежали два круглых, почти плоских камня – белый и чёрный. Каждый мог легко поместиться в ладони. Поверхности камней были испещрены знаками.
– Кто-нибудь из охотников за Ковчегом читает на иврите? – осведомился Вейнтрауб.
Мунин помотал головой. Жюстина сделала шаг вперёд и, вглядевшись, сказала:
– Не может быть… Это что, Урúм и Туммúм?!
– Не может быть, – согласилась Ева.
Одинцов приобнял её здоровой рукой, подойдя ближе к витрине. Мунин застыл рядом.
– Леди и джентльмены! – с прежним торжеством в голосе заговорил Вейнтрауб. – Позвольте представить вам самый ценный… или, лучше сказать, самый бесценный экспонат моей коллекции. Мадам де Габриак абсолютно права. Это Урим и Туммим. Единственные и неповторимые реликвии древнего Израиля – Свет и Совершенство.
18. Про чехословацкий трюк
Перед тем как отправиться в хранилище, Вейнтрауб отдал Штерну необходимые распоряжения и по возвращении объявил гостям на выходе из лифта:
– Через полчаса прошу вас быть в столовой. Нас ожидает скромный праздничный ужин. Мистер Одинцов прибыл налегке и может пока оставаться в том, что есть, а остальных я хотел бы видеть одетыми сообразно случаю.
Очевидно, старику было нужно, чтобы каждый побыл некоторое время наедине с собой и осмыслил увиденное, не обсуждая с другими. Так или нет, но этой цели он добился.
Вся компания не просто многое знала про Ковчег Завета – эти четверо даже держали его в руках. Вейнтрауб рассудил, что им не нужны подробные разъяснения про Урим и Туммим, но память освежить не мешает. Поэтому каждый, придя в свою комнату, нашёл там буклет с красочными картинками и небольшим текстом.
Урим и Туммим – предметы, многократно упомянутые в Библии, однако ни разу в точности не описанные. Общепринятый перевод названий – Свет и Совершенство. Происхождение и смысл названий неясны.
Предположительно, Урим и Туммим дополняли обязательную экипировку первосвященника, состоявшую из льняного облачения и нагрудника с двенадцатью драгоценными камнями по числу колен Израилевых:
Книга Исход (28:30). На наперсник судный возложи Урим и Туммим.
В Древнем Израиле за колдовство казнили. Тем не менее Урим и Туммим использовались для предсказания будущего, наряду со сновидениями и пророчествами. С их помощью первосвященник или правитель обращались к Ковчегу Завета с наиболее важными и сложными вопросами:
Первая Книга Царств (28:6). И вопросил Саул Господа; но Господь не отвечал ему ни во сне, ни чрез Урим, ни чрез пророков.
По способу использования Урим и Туммим представляли собой жребий, который давал либо положительный ответ, либо отрицательный, либо оставлял вопрос без ответа. Механизм взаимодействия с Ковчегом не описан:
Первая книга пророка Самуила (14:41). И сказал Саул: Господи, Боже Израилев! Почему не дашь Ты сегодня ответа своим слугам? Если вина на мне, дай Урим, а если вина на Твоем народе Израиля, дай Туммим.
Последний зафиксированный в Библии случай, когда были использованы Урим и Туммим, произошёл при царе Давиде около 3000 лет назад. В дальнейшем волю Господа сообщали только пророки. Со времени возвращения Израиля из Вавилонского плена принятие особенно важных решений откладывалось:
Книга Эзры (2:63). Правитель запретил им вкушать жертвы, что относились к великим святыням, доколе не появится первосвященник с Урим и Туммим, чтобы вопросить Господа.
Раввины не обладают достаточной квалификацией для использования Урим и Туммим и не являются священниками. Они – толкователи Библии, которые выполняют ритуальные функции. По библейским канонам священник может происходить только из мужской линии потомков Аарона, старшего брата Моисея.
– Не сомневаюсь, что у вас есть ко мне вопросы, – сказал Вейнтрауб, когда гости переоделись, и вся компания собралась за накрытым столом. – Готов по мере сил на них ответить.
Первой в атаку бросилась Жюстина.
– Правду сказать, я потрясена. Вы утверждаете, что у экспонатов коллекции не криминальное происхождение. Я проверю каждый, но откуда у вас Урим и Туммим?
– Вы ничего не проверите, пока не примете моё предложение, – сухо заметил старик. – Главе фонда Вейнтрауба я предоставлю для проверки самые подробные документы. Частному лицу могу лишь подтвердить то, что вы видели собственными глазами: Урим и Туммим находятся у меня.
– Это их вы называли коммуникатором? Вы считаете, что Урим и Туммим – это ключ к Ковчегу? – спросила Ева.
– Это единственное устройство, которое обеспечивало двустороннюю связь с Ковчегом, – сказал Вейнтрауб, останавливаясь на каждом слове. – Перечитай Библию, а пока поверь на слово. Обычно Ковчег либо управлял людьми, либо действовал сам. Урим и Туммим позволяли вести с Ковчегом диалог. Любой самый сложный вопрос можно разложить на множество простых и, получая ответ на каждый простой вопрос, постепенно собрать из них ответ на сложный. Древние евреи справлялись с этой задачей. Вы с коллегами пока что ломаете об неё зубы.
Одинцов хотел было заговорить, но его опередил Мунин:
– У историков и археологов есть правило. Мы очень сдержанно относимся к артефакту, если неизвестно его происхождение. Одно дело, если древнюю монету нашли во время раскопок. Известно, кто нашёл, когда нашёл, в каком слое, какие вещи были рядом… Монета может потом кочевать из рук в руки, из музея в музей, но учёные знают, откуда она взялась. И другое дело, если точно такую же монету вы просто вынули из кармана. В первом случае она представляет большую научную ценность, а во втором – в основном коммерческую…
– Провенáнс, – вставила Жюстина; Вейнтрауб её понял, и она пояснила для остальных: – С пр